На другой день в море началась очень сильная буря. Один из кораблей, получив серьезные повреждения, должен был вернуться обратно в Ла-Рошель, другой потерпел крушение у берегов Бретани. Оставшиеся два корабля, напрасно и долго прождав их близ Рио-де-Жанейро, подошли к проливу Магеллана только 24 июня 1699 года, через шесть месяцев после отплытия.

Магеллан прошел этот скалистый коридор длиной в семьсот километров за четыре недели, кораблям Бошезна понадобится для этого шесть месяцев.

Записки гидрографа Дюплесси не менее точны и подробны, чем записки Пигафетты об экспедиции Магеллана. Мы видим, как продрогшие от зимней стужи люди пробираются через этот мрачный лабиринт со скоростью три с половиной километра в сутки. Ветер, дувший между высокими стенами, покрытыми обледенелой коркой снега, всегда мчался им навстречу, приходилось постоянно лавировать среди скал и перекрестных течений. Плыть по ночам было невозможно, поэтому к концу каждого дня бросали якорь или, вернее, опасаясь, как бы он не потерялся на скалистом дне, везли его на какой-нибудь островок или полоску пляжа у подножия береговых скал. Матросы шагали по снегу, по воде нулевой температуры. На каждом корабле хирург, вооруженный инструментами, напоминавшими столярные, ампутировал отмороженные конечности, и его виртуозность (скорость хирургического вмешательства в те времена нельзя сравнить с теперешней, да в ней и не было бы проку) часто не предотвращала смерти пациента от кровотечения или гангрены.

Где-то на пути флибустьер-штурман узнал одну из жалких испанских стоянок с названием Голодная Гавань! Изредка в этом коридоре появлялось патагонское судно, длинная изогнутая пирога, всегда с разведенным на ней огнем. Подплывая к кораблю, патагонцы предлагали в обмен на всякие безделицы большую рыбину, присоленную птицу. К счастью, морозы стали со временем слабеть, но на Огненной Земле даже декабрь, самый разгар лета, не отличается от нашей зимы.

Шесть месяцев. 29 декабря 1699 года Гуэн де Бошезн, отчаявшись найти выход, поплыл обратно, собираясь вернуться в Голодную Гавань. И тут – нежданное чудо – ветер вдруг стал дуть с востока. Снова поворот в обратную сторону. Понадобилось только (или еще) три недели, чтобы выйти в открытое море.

Гуэн де Бошезн направился вдоль американского побережья на север, по-прежнему намереваясь открыть для французов торговый путь и основать на берегу колонию. Но подходящих мест не так-то уж много в южной части побережья, на узкой полоске земли, где постоянно громоздятся тучи, которые ветер гонит с Тихого океана к Кордильерам: снег зимой, дожди и туманы летом. Немного к северу отыскалось место получше, там видна была даже густая растительность, но те, кто по неведению первыми приблизились к берегу, попали под меткий ружейный обстрел. Вдобавок в них еще полетели отравленные стрелы. Это испанцы, завидев два французских корабля, призвали на помощь индейцев и стали защищать свои владения, как они думали, от флибустьеров. Береговые братья оставили тут по себе такое воспоминание, что местные жители, пытаясь защититься от них, вступали даже в союз со своими завоевателями.

Точно такое же сопротивление французы встретили и в Перу. Напрасно Гуэн де Бошезн посылал парламентеров, желая сообщить о своих мирных намерениях: «Мы только просим дать нам пресной воды и провизии. В обмен предлагаем добротные ткани». Никакого ответа. Строгий наказ вице-короля запрещал вступать в какую бы то ни было связь с французами. Бошезн послал уведомление, что вынужден будет высадить на берег войска и взять силой все, чего ему не хотят продать или обменять на другие товары. Ответа опять не последовало.

Интересно проследить, как эта стена молчаливого отказа начала давать трещины. Даже в наше время никакой запрет не может долго устоять перед перспективой выгоды. Ни строгие приказы вице-короля, ни воспоминания о налетах флибустьеров не помешали купцам пронюхать, что плававшие у побережья французы толкуют о торговле и обмене товарами. И вот в местечке Арика (теперь на границе Перу и Чили) наступил перелом. Бошезну пришла в голову мысль послать для переговоров судового священника. Облачение послужило ему защитой, и испанцы его выслушали: «Наше плавание преследует совершенно мирные цели и т. д.». Купцы сразу вняли словам священника, заявив, что губернаторские приказы наносят всем вред и на них не стоит обращать внимания.

Гуэн де Бошезн получил пресную воду и продовольствие, а суперкарго[9] начал продавать привезенные из Франции ткани. Груз одного только корабля дал 50000 экю прибыли, хотя часть товара оказалась подмоченной. Не хуже шла торговля в Кальяо и Биско, совсем поблизости от Лимы, где пребывал губернатор. Купцы дали знать Бошезну, что этот правитель снаряжает для преследования французов три судна, но в Перу никакие дела не делаются быстро.

– Нам больше нечего продавать, – ответил Бошезн. – Теперь мы приступим к открытиям.

Повернув решительно от берега, он взял курс прямо на запад, и спустя шесть дней наблюдатель на его корабле закричал: «Земля!» Это был один из Галапагосских островов. Еще и теперь этот вулканический архипелаг числится среди самых неприютных мест на земле. Правительство Эквадора взяло там под охрану чудовищных игуан, гигантских черепах, нелетающих птиц и некоторых других реликтовых животных необычного облика, представляющих большой интерес для науки. Самые решительные участники экспедиции Бошезна, открыв этот музей чудовищ, стремились поскорей его покинуть.

Гуэн де Бошезн хотел уже вернуться в Европу, но для этого недоставало продовольствия, а на Галапагосских островах, разумеется, ничего не было. Пришлось возвратиться в Перу, где губернатор был все так же неуступчив и, слава Богу, все так же бессилен: предназначенные для погони суда, стоявшие в порту Лимы, все еще дожидались своих пушек и команды, а купцы с побережья набросились на корабли французов, словно хищники.

– Не может быть, чтобы у вас не осталось ничего для продажи. Мы купим все что угодно.

Пошарили в трюмах и продали «все полотно вообще порченое или нет, какое еще оставалось на судне, и теперь уж совсем ничего не осталось». Ни малейших затруднений с продовольствием. 5 декабря 1700 года экспедиция вышла из Ило, близ Арики, и прибыла в Рио-де-Жанейро дорогой вокруг мыса Горн, а не через пролив Магеллана. Благодаря преобладающим в тех районах ветрам обогнуть мыс Горн с запада на восток во много раз легче, чем в обратном направлении.

В Рио Бошезн и его спутники узнали, что недавно королем Испании стал герцог Анжуйский, внук Людовика XIV.

– Какое счастье! Теперь для французских судовладельцев нет больше запрета на торговлю с Перу. Все порты будут для нас открыты.

Оптимисты эти абсолютно заблуждались. Испания во что бы то ни стало хотела сохранить за собой торговлю с этими районами, и именно Людовик XIV запретил французским судовладельцам, под страхом самых серьезных наказаний, посылать туда корабли. В 1713 и 1714 годах Бурдас Деламар, купец и судовладелец из Сен-Мало, дважды попадал в тюрьму за нарушение этого запрета. Второй раз его посадили в Бастилию и продержали там больше года. Имущество его было конфисковано.

Министр финансов Поншартрен приказал осматривать и обыскивать все уходившие из Сен-Мало суда, проверять все подозрительное, что, по его словам, можно было увезти для продажи в Перу. И действительно, многие корабли увозили подобный груз, и никакие меры не могли противостоять смелости и изобретательности судовладельцев и моряков Сен-Мало, навострившихся в этой так называемой контрабандной торговле. Элегантные испанки Южной Америки не хотели обходиться без бретонского полотна, без парижских украшений, и корабли Сен-Мало увозили из Перу серебряные слитки и золотой песок. Прибыль в десять раз превышала штрафы, взимаемые с нарушителей, и даже тюрьма их не останавливала.

Экспедиция Бошезна, несмотря на свою убыточность и неудачу с колонизацией, проложила в конечном итоге дорогу для других. Защитники торговли с испанскими колониями на Тихоокеанском побережье приводили неоспоримые по понятиям того времени доводы:

вернуться

9

Суперкарго – лицо, ведающее на судне приемом и выдачей грузов, а также наблюдающее за состоянием трюмов; обычно второй помощник капитана.