Почему она испытывала такие чувства? Она любила Ветроволка. Любила? Может, она хотела Пони просто как заместителя мужа? Или ей просто хотелось, чтобы кто-то большой и сильный дал ей ощущение безопасности и защищенности? А вдруг она любила Ветроволка только из-за секса? И она захотела бы любого сексапильного эльфа?

Ну не глупо ли в такой час волноваться об этом! Честь никогда не позволила бы Пони допустить что-либо подобное, а кроме того она, вероятно, никогда уже не увидит Ветроволка. Наверняка они убьют их обоих, как только ворота будут построены. Нет смысла притворяться, что Томтом не избавится потом от них каким-нибудь жестоким и при этом примитивно банальным способом. В ее мозгу вспышкой мелькнул белый цвет обнаженной кости. Ее охватили страх и отчаяние, и она свернулась комочком, пытаясь им сопротивляться.

«Я уже убежала однажды, — напомнила она себе. — Я смогу сделать это еще раз».

Какой смысл быть гением, если не можешь перехитрить своих врагов?

Когда утром Тинкер проснулась, Пони делал зарядку. Голый по пояс, он отрабатывал быстрые как молния движения, которые внезапно оканчивались совершенным ударом. Движение. Пауза. Атака. Блок. Удар ногой. Прыжок. Плавно. Точно. Беззвучно. Мускулы двигались под лоснящейся кожей. Он был очень красив. Она почувствовала, что боль желания снова одолевает ее. Застонав, отвернулась и спрятала голову под подушку. Неужели может быть еще хуже?

Тут она поняла, что ей надо пописать. Она села, и оказалось, что в таком положении хочется еще больше.

— Доброе утро. — Пони прижал кулак к ладони и поклонился.

— Доброе утро.

Она заметила в углу комнаты ночной горшок. В мастерской находился настоящий туалет, но дотерпит ли она до него? Нет. Она почувствовала, что мочевой пузырь вот-вот лопнет.

— Ты бы не мог… это… отвернуться?

Она старалась писать тихо, но ей это не удалось из-за акустических свойств керамики и усиливающей звук конфигурации сосуда. Лошади и те мочатся тише. Интересно, от унижения умирают? Она отметила еще одну разницу между Пони и Ветроволком: она вовсе не смущалась до потери сознания, когда впервые воспользовалась туалетом перед Ветроволком. Теперь же она хоть и пыталась вести себя как ни в чем не бывало, но, когда мыла руки, чувствовала, что от смущения лицо ее пылает.

— Ты каждое утро так тренируешься? — спросила она, пытаясь отвлечь их обоих от неловкой ситуации.

— Да. Секаша были созданы, чтобы стать живым оружием. Мы оттачиваем наши тела до совершенства.

— И ты согласен быть оружием?

— Я радуюсь своей силе. — Он сделал высокий удар одной ногой и замер на месте, балансируя на другой ноге. — И я люблю сражаться.

Он широко улыбнулся и внезапно перестал быть тем мягким Пони, которого она знала. Он стал более диким, более свирепым, более соответствующим имени Яростный Конь. Тинкер решила осмотреть его раны, сосредоточив внимание только на них. Казалось, что сиреневато-желтоватым синякам уже много-много дней.

— Как ты себя чувствуешь?

— В норме. Только вот рука. — Он протянул ей свою ладонь. Средний и безымянный палец оставались распухшими и плохо двигались. Морщась от боли, Пони попытался согнуть их. — Нужны еще день или два, прежде чем я смогу держать меч, и, наверное, четыре дня, прежде чем смогу наносить удары этой рукой, не боясь причинить больше боли себе, чем своему противнику.

— Хорошо. Мы должны отсюда выбираться.

— Выбираться?

— Нам нужно совершить побег.

Пони смотрел на нее с полнейшим удивлением:

— Но ведь вы дали слово.

Тинкер поморщилась: она подозревала, что разговор завернет именно в эту сторону, и ей стало ужасно неприятно, когда ее опасения подтвердились.

— Пони, это сволочные, гадкие типы, не имеющие ничего общего с понятием чести.

— Когда даешь слово, имеет значение лишь твоя честь, а не честь того, кому ты его дал. Если кто-то недостоин твоей чести, то ты этого ему не выказываешь.

Тинкер захотелось показать ему язык, но она сдержалась.

— По-твоему, лучше позволить этим чудовищам завоевать наш мир, чем нарушить слово?

— Лучше бы я умер, чем стал причиной того, что вы нарушили данное слово.

«Ох уж эти эльфы!»

— Да ведь не ты, а они пойдут на все, чтобы сломать меня.

— Это потому, что вы ключевая фигура.

— Да, да, как все постоянно мне напоминают.

Но на самом деле предательство Воробьихи, наказание Чио и пленение Пони заставили ее совсем позабыть об этом. Тинкер думала, что разбирается в происходящем, пока не объявилась Воробьиха и не сообщила они о провидении. Изменилась ли ситуация теперь, когда они все узнали, а Тинкер дала обещание? Провидица сказала, что открытие ворот для они — лишь вопрос времени. Разумеется, если Тинкер откажется с ними сотрудничать, они сделают ворота потом. Ведь, подобно эльфам, они бессмертны, а человеческая технология развивается день ото дня. Это равенство давало в сумме ноль, и поэтому Тинкер согласилась сотрудничать с мерзкими кровосмесителями, пока ей не удастся бежать. Но провидица указала также, что эльфы смогут победить они путем выбора после того, как ворота откроются. И предсказала, что выберет время ключевая фигура, то есть она. Но раз сама Тинкер находится под контролем они, значит ли это, что они контролируют и сам выбор?

Тинкер решила задать эти вопросы Пони, который, вероятно, имел больший опыт в трактовке прорицаний.

— Воробьиха сказала они, что единственное, чем можно связать меня, — это путы, которые я изготовлю сама…

— Воробьиха?

Ох! Она забыла, что Пони еще не знает, каким куском дерьма оказалась эта сволочь!

— Она работает на них. Они дурачили меня, и я думала, что нахожусь на Онихиде, а потом разгадала их замысел и прошлой ночью сбежала. Воробьиха поймала меня и вернула им.

Пони почернел от гнева и прошелся по комнате, словно в поисках какого-нибудь предмета, на который он мог бы излить свой гнев. Он изрыгал какие-то незнакомые эльфийские слова, которые звучали как ругательства.

— Пони, я пытаюсь вычислить, что имела в виду провидица.

— Прошу прощения. — Он замолчал, но продолжал расхаживать по комнате.

— Не знаешь, сказала ли провидица что-нибудь, кроме того, что я — ключевая фигура?

— Нет, хотя все и настаивали. «Свяжите ключевую фигуру, — сказала она. — Если ключевая фигура верна, то битва может быть выиграна. Если ключевая фигура ложна, все будет проиграно».

Тинкер попробовала обдумать эти слова, но перевод Воробьихи затруднял понимание.

— Воробьиха сказала они, что те смогут удержать меня только в том случае, если я добровольно дам обещание. Не означает ли это, что, заставив меня дать обещание, они выиграли? Это просто слова или…

— Воробьиха часто слышит то, что хочет услышать, — перебил ее Пони. — Провидица не говорит, что они выиграют битву, принудив вас дать обещание. Провидица сказала: «Если ключевая фигура верна», а это значит, что вы должны держать все свои обещания, неважно, кому вы их даете.

— О, ты, наверное, шутишь!

— Нет.

— Но я не могу сделать им ворота.

— Вы должны. Вы обещали.

— Эт-т-то нелогично, — сопротивлялась Тинкер.

— Предвидение будущего похоже на светящуюся в темноте нить. Двигаясь к явленной цели, нужно идти по этому пути, даже если он оказывается вероломным. Если вы оступитесь, то заблудитесь, и тогда и вы, и ваша цель опять окажутся в неизвестности.

— То есть, несмотря на то что это противоречит разуму и логике, единственный способ остановить они — это… сделать то, чего они хотят.

— То, что они заставили вас пообещать.

Она покачала головой. Нет. Хоть произноси это вслух, хоть стой на голове, смысла не прибавится.

— А что, если «верна» означает просто «преданна»? Я не смогу быть «преданной» эльфам, делая ворота для они.

— Нет. Вы смешиваете два разных слова. Они означают разные вещи.