У каждого дикого животного есть три источника познания. Первый источник

— это опыт предков, инстинкт, переданный ему по наследству. Этот опыт накопился у целого ряда поколений за долгие века борьбы с опасностями. Второй источник познания — пример родителей и других взрослых животных той же породы. Детеныш перенимает обычаи и повадки своего племени. Третий источник познания — собственный опыт.

Наследственный инстинкт не всегда помогает животному, так как он недостаточно изменчив и подвижен, а условия жизни постоянно меняются. Пример взрослых тоже не может научить детеныша всему необходимому. А третий источник знаний плох тем, что личный опыт всегда приобретается слишком опасным путем.

Тито училась жизни не так, как ее сородичи. Собственного опыта она приобрела гораздо больше, чем другие молодые шакалы, но зато она никогда не видела примера старших и поэтому не умела добывать себе пропитание охотой.

Теперь она очутилась на воле. Спасаясь от погони, она только один раз присела, чтобы полизать окровавленный обрубок хвоста. Она бежала и бежала, пока не наткнулась на поселок сусликов.

Тито попробовала поохотиться. Множество сусликов сидело у своих нор и глядело на непрошеную гостью, но все они мигом исчезли, едва только Тито приблизилась к ним. Напрасно металась она из стороны в сторону.

Тито так и осталась бы голодной, если бы ей не удалось поймать в траве на речном берегу двух полевых мышей.

Но через несколько дней Тито уже знала, как добывать еду. Мышей, кроликов, сусликов, ящериц кругом было много.

С каждым днем Тито охотилась все хитрее и удачнее. Раза два видела она за это время людей с собаками. Всякий дикий шакал начал бы на ее месте вызывающе лаять или взобрался бы на холм, чтобы оттуда следить за врагами. Но Тито понимала, что это глупо и опасно. Она только ложилась на землю и замирала. Если бы она бросилась бежать, она неминуемо привлекла бы внимание собак. Так опыт, который она приобрела на ферме, спасал ее от смертельной опасности.

Шакалы славятся быстротой бега. Шакал не верит, что на свете есть животное, которое может догнать его, — он обыкновенно только играет со своими преследователями. Но когда его преследуют борзые, эта игра кончается плохо для шакала. Он слишком поздно соображает, что ему нужно бежать от этого врага всерьез.

Тито выросла на цепи и совсем не умела бегать. Поэтому у нее не было основания доверять своим ногам. Она жила, полагаясь только на свой опыт, и это было для нее спасением.

В течение всего лета Тито оставалась у реки Малой Миссури. Она продолжала учиться охотничьим хитростям и уловкам. Если бы она выросла на воле, она изучила бы эти приемы еще до того, как у нее выпали молочные зубы.

Она старалась держаться как можно дальше от ферм и пряталась, как только чуяла запах человека или незнакомого животного.

Тито провела лето в полном одиночестве. Днем она не чувствовала себя одинокой, но когда солнце заходило, ее охватывало непреодолимое желание петь.

Песню свою выдумала не она сама. С незапамятных времен все шакалы выражали свои чувства в этих диких звуках, в которых чувствуешь и самого шакала и равнину, его породившую. Когда один шакал начинает петь, это так же действует на остальных, как звук трубы или барабана на солдат или воинственный гимн — на индейцев. Всякий шакал, где бы он ни вырос, отвечает на ночную песню. Они поют ее после заката солнца и при восходе месяца. На рассвете степные волки поют самую громкую и волнующую песню:

— У-я-яяя-оо-оо-о-у…

И опять и опять повторяется этот дикий напев. Человеку он кажется однообразным только потому, что он не может различить отдельные звуки — точно так же, как шакал не различает слов в песне пастуха.

Тито по врожденной привычке пела эти песни в положенное время. Но печальный опыт научил ее петь коротко и глухо. Несколько раз она слышала далекий ответ своих сородичей, но сейчас же смущенно замолкала и быстро переселялась в другое место.

Однажды, бродя вдоль берегов Верхнего ручья, она наткнулась на след: очевидно, здесь волокли кусок мяса. Запах был необыкновенно привлекателен, и она пошла по следу. Внезапно Тито натолкнулась на кусок мяса. Она была голодна — теперь ее почти всегда мучил голод. Искушение было велико, и, несмотря на то что запах был совсем особенный, она проглотила мясо. Но уже через несколько секунд она почувствовала ужасную боль. Воспоминание об отравленном куске, который ей подсунул мальчик на ферме, было еще свежо. Дрожащими, покрытыми пеной челюстями она схватила несколько стебельков травы и, изрыгнув отравленное мясо, упала в судорогах на землю.

Этот кусок мяса подбросил Джек. Он нарочно волочил его по земле, чтобы след привел шакала к отраве. Все это проделал он накануне, а утром, проезжая по мосту через реку, издалека увидел бьющуюся в судорогах Тито. Он сейчас же догадался, что яд подействовал, и быстро подъехал к своей жертве. При стуке лошадиных копыт страшным усилием воли Тито вскочила на ноги. Джек схватил револьвер и выстрелил, но только напугал ее. Тито попробовала бежать, но ее задние ноги отнялись. Она собрала все свои силы и кинулась вперед, волоча обе задние ноги.

Если бы она осталась неподвижной, она умерла бы через несколько минут. Но выстрелы и приближение человека внушали ей отчаянную решимость. Она продолжала бороться с собственным бессилием. Омертвевшие нервы ее ног напрягались от этих усилий и должны были уступить воле. Каждый выстрел из револьвера придавал Тито все больше и больше энергии. Новое дикое усилие — и одна нога стала слушаться, еще несколько мгновений — ожила и другая. И Тито легко понеслась вдоль извилистого берега, не обращая внимания на ужасную боль, все еще сводившую ее внутренности.