– Хм-м… – снова промычал я.

– Я же попросил тебя приехать в такую рань, чтобы ты рассказал о том, что случилось вчера. Конечно, я мог бы спросить и Санаду, но мне показалось, он знает не все. Вчера после обеда ты звонил президенту, не так ли? Нисимура, его секретарша, обмолвилась об этом по телефону.

Я мысленно усмехнулся. Какисима в своем репертуаре. Даже из Нисимуры вытянул все, что мог.

– Ну, давай по порядку, – сказал я. – Утром президент говорил с нами о новом ролике.

– Новом ролике?

Скрывать смысла не было. Так или иначе, Санада выболтает все, что знает. Я рассказал о том, как президент отреагировал на мое увольнение. О видеозаписи. О том, что мы увидели на экране. Наконец – о приказе Исидзаки: изготовить тест-версию нового ролика «Антика». Чем дольше я говорил, тем больше лицо Какисимы вытягивалось от удивления. Хотя расскажи ему это Санада, он бы удивился ничуть не меньше.

Я продолжал. Но уже осторожнее. С самого начала я решил рассказать ему только о первой беседе с Исидзаки. О нашем втором разговоре никто не знал. Как и том, что я вообще к нему поднимался. Ни Санада, ни даже Нисимура, которую президент отослал по каким-то делам.

«Спасибо тебе за все…» Тихий голос до сих пор звучал у меня в ушах. И не случайно. После всего, что произошло, мрачное, неотвязное подозрение терзало мне душу. А что, если именно я каким-то образом повлиял на его роковое решение?

– Вернувшись от президента, я просмотрел эту запись несколько раз. Все хорошенько обдумал – и снова поднялся к нему… Прости, что сам себя хвалю, но рейтинг нынешней рекламы «Антика» довольно высок. Я действительно думаю, что в ближайшее время стоит крутить только ее и не дразнить судьбу. Конечно, этот новый видеоряд мог бы вызвать довольно бурную реакцию. Но, скорее всего, ненадолго. И если думать о стабильности имиджа, то в интересах компании лучше всего ничего не менять. Так я и посоветовал президенту… Он, похоже, со мной согласился. И в итоге отменил свой приказ. А я вернул ему пленку.

– С ума сойти… – сказал Какисима. – Что, эти любительские кадры и правда настолько сильные?

– Правда, – только и сказал я.

– На самом деле с этим профессором Ёдой я однажды встречался. Никогда бы не подумал, что он такой отчаянный смельчак…

– Встречался?

– Ну, не совсем. Слушал как-то его лекцию на конференции старших менеджеров. А потом обменялся визитками на вечернем банкете. Вряд ли он меня помнит. Но в моей памяти он остался как человек большого ума.

– Ну-ну… – сказал я. – Так или иначе, пока об этой записи лучше никому не рассказывать.

– Это еще почему?

– «Эти кадры – мой стыд». Так он сказал.

Какисима удивился. Я объяснил. Дескать, все было снято чересчур хладнокровно. Настолько, что сам Исидзаки этого устыдился. Но все же он решил изготовить ролик и показать эти кадры широкой публике. Такому парадоксу я и сам удивился. И своего удивления не скрыл. Ни вчера утром от президента, ни теперь от Какисимы.

– Да, действительно… – задумчиво кивнул Какисима. – Такая дилемма частенько встает перед совестливыми операторами.

– Вот почему об этом лучше не рассказывать никому, включая Санаду. Пусть это останется между нами. Даже гендиректору, пожалуй, не стоит этого знать. Считай, что я лично тебя прошу.

– Да, конечно, я понимаю. Тема закрытая, но… скрывать это даже от генерального?

– Исидзаки сказал, что эти кадры – его стыд. Зачем бесчестить память мертвого самурая? Сам говоришь: о каких-то вещах ты не мог бы никому рассказать… Вот и давай уважать покойника.

Какисима помолчал, затем как будто согласился:

– Ладно… Будь по-твоему. Генеральному я не скажу. А если ситуация потребует – заранее с тобой посоветуюсь.

Я вздохнул.

– А кстати, что с его кабинетом?

– Сам собираюсь взглянуть, когда Нисимура придет. Запасной ключ только у нее. Сперва думал поискать там какие-нибудь мотивы его самоубийства. Но теперь придется проверить, не осталось ли там этой чертовой пленки…

– Боюсь, никаких мотивов этого самоубийства ты там не найдешь.

– Наверное, ты прав. Но мало ли что.

И тут в кабинет вошла Нисимура. Бледная как полотно.

– Извините, что долго…

Я впервые задумался о ее возрасте. Похоже, ей не было и сорока. Ее голос, обычно такой механический, теперь дрожал.

– Простите, что так рано вас потревожил, – ответил ей Какисима.

– Ну что вы, – всхлипнула Нисимура. – Но зачем же он?.. Да еще так внезапно…

Какисима в двух словах рассказал ей, что произошло. Затем добавил:

– Я хотел бы осмотреть его кабинет. Вы мне откроете?

Нисимура кивнула. Мы зашли в кабинет президента вдвоем. На рабочем столе, как и на столике у дивана, было пусто. Ни камеры, ни пленки.

– Может, в столе?

Какисима молча выдвинул ящики стола. Все они были не заперты. Но кроме бумаг – ничего. Так же как и в шкафу у выхода. Понятно, что все эти документы Какисима еще основательно перелопатит. Но в данный момент проверять больше нечего.

– Получается, он забрал кассету домой?

– Похоже на то, – кивнул Какисима. – Этой ночью в их доме проводят заупокойную службу. Если получится, попробую поговорить с его сыном.

Внезапно за моей спиной раздалось:

– Хориэ? В такую рань? Спасибо за поддержку.

Гендиректор. Прикинув, что «доброе утро» сейчас не очень уместно, я молча поклонился.

Тадокоро, похоже, этой ночью тоже не спал. Хотя по измотанности его было не сравнить с Какисимой. Человек он был крупный, но подвижный. Решительное, почти свирепое выражение лица никак не вязалось с мягкой манерой речи. Как шутили в компании – любой, кто оказывался в прицеле его хищных глаз, тут же осознавал свою эфемерность. По возрасту он был младше Исидзаки всего на год.

– Господин гендиректор? – удивился Какисима. – Я думал, вы появитесь только к началу собрания.

– Да это я так… Забежал на минуточку.

Только тут я заметил в руке гендиректора букет белых нарциссов. Он зашел в кабинет и аккуратно положил цветы на стол. Подняв к лицу руки, сложил ладони и закрыл глаза. Через несколько секунд очнулся и рассеянно поглядел в нашу сторону.

– Вернулся домой – увидел цветы в саду. Подумал, что было бы к месту… А вы здесь зачем?

– Решили осмотреть кабинет, – ответил Какисима. – Не лучшее время, конечно. Но вдруг бы нашлись какие-то объяснения этому самоубийству?

Тадокоро с сомнением покачал головой.

– Я думаю, для подобных проверок лучше сперва заручиться согласием родственников. Хоть это и офис, здесь много личных вещей.

– Вы правы, – признал Какисима. – Пожалуй, мы поторопились.

– Ну, ладно. В таких ситуациях у всех в голове немного зашкаливает. А кстати, Какисима, дружище! Я набросал оповещение для всех сотрудников. Пошлю тебе по электронной почте, проверишь лишний раз.

– Непременно.

– Кроме того, официальное сообщение для прессы лучше провести пораньше. Как считаешь? Мне уже несколько журналистов звонили. Я сказал – ждите, пока всем не объявим.

– По-моему, переносить ничего не следует. Торги на бирже в самом разгаре. До одиннадцати, пока не закончится утренняя сессия, мы должны сделать все, чтобы информация не просочилась.

– Да, ты прав… Будем сдерживать до одиннадцати.

Какисима кивнул.

– Отдел информации готовит текст сообщения. Как только я его проверю, сразу передам вам. Кроме журнальных экспертов будет много писак из широкой прессы. Вам подготовить список предварительных ответов?

– Да нет, – покачал головой Тадокоро. – Как ни крути, а все предусмотреть не получится. Раз мы объявляем о смерти президента – нас спросят о причине этой смерти. Придется упомянуть предсмертные письма. А значит, разговора о финансовом состоянии фирмы не избежать. Это, конечно, повлияет на вечерние котировки. Но тут уже ничего не поделаешь. Понятно, что для полноты картины нужно ждать показателей конца мая. Но я собираюсь искренне, не умаляя и своей вины, рассказать о том, как президент относился к собственной компании.