Она достала откуда-то градусник и поднесла к моим глазам экранчик с электронными цифрами. Я вспомнил, что недавно купил его сам.

– Ты что, карманы мои выворачивала?

– Ну конечно, а вы как думали? Как бы мы без ключа в квартиру попали? Вам еще повезло, что у меня в блокноте ваш адрес записан.

Я вздохнул:

– Ну ясно. Благодарю…

– Что-то не похоже, будто вы благодарны.

– Извини, если так послышалось. Но на самом деле довезти до дому было достаточно. Езжай-ка теперь домой, а то еще от меня заразишься. Если температура за сорок – значит, наверняка зараза какая-то. Мне так врач на работе сказал.

– Не волнуйтесь. У меня иммунитет крепкий.

– Все равно. Тебе здесь сидеть больше незачем.

– Как вам не стыдно! Я вам все рассказала. Теперь ваша очередь. Что это за «последнее задание»? Вы же обещали как-нибудь рассказать. И где это «как-нибудь»? Просто свинство так с людьми обращаться, даже и с подчиненными!

– Эй. А ты понимаешь, что находишься в квартире у одинокого мужчины? Подумай о времени. Уже ночь на дворе.

– Глупости! Я не в квартире одинокого мужчины, а у больного в одноместной палате. А намеки у вас… – она оглядела комнату, – такие же незатейливые, как жилье.

Крыть было нечем. Из электроприборов в квартире имелись только факс, телевизор и холодильник. Кондиционер уже висел на стене, когда я сюда заселялся. Прачечная за углом, так что стиральная машина тоже отсутствовала. А из мебели – только кровать.

– Оставь мою жизнь в покое. Лучше своей займись. Твой муж небось уже там с ума сходит.

– Ну вот, шеф! Вы уже наполовину не салариман…

– В смысле?

– Это вы мне о времени говорите? И вам не совестно? Я из-за вас, между прочим, ночами вкалываю и надбавок не требую! Кто об этом забывает то и дело – я или вы?

Я вдруг впервые задумался. А ведь верно. Никогда еще мне не приходило в голову разделять сотрудников на мужчин и женщин. Когда снимался очередной ролик, мы засиживались в студии до рассвета, но Охара ни разу не возразила. И когда я от усталости с ног валился, она продолжала вкалывать как заведенная. Последние наши съемки «Антика» задержались до четырех утра. И они с помощником режиссера обдували стакан с «Антиком» изморосью от сухого льда для создания «образа свежести и прохлады». Я даже помню, как при взгляде на ее жизнерадостную фигурку вдруг подумал о том, что уже никогда не буду так молод…

Полотенце опять сползло с головы. Она снова протянула руку, разровняла лед в полотенце и вернула компресс на лоб. От приятной прохлады голова успокаивалась. Я поймал себя на мысли, что так за мной еще сроду никто не ухаживал.

– Что ты хочешь услышать? – спросил я.

– Все, – потребовала она.

Сам не знаю, что заставило меня подчиниться. Наверное, температура, не иначе. И только? А может, ее глаза, сверкавшие любопытством у края моей постели. А может, хотя бы перед увольнением мне захотелось ее за все отблагодарить. Ну или просто представил, как они с Майком тащили меня в квартиру. Не знаю. Сам не пойму. Так, ничего не понимая, я и начал рассказ. О том, что случилось за последние трое суток. Все, что касалось меня самого, я сократил до минимума, но рассказал и то, о чем не сообщил Какисиме. Как догадался насчет компьютерной графики, как устраивался на работу – все по порядку. Кто-кто, а Охара должна понять. Я выбалтывал ей историю так долго, что сам испугался. Определенно, проклятая температура виновата, думал я то и дело – и все-таки не мог остановиться. А может, и не хотелось.

– Вот почему я сегодня и пришел в этот бар, – закончил я.

На весь рассказ ушло больше часа.

Охара молча слушала, склонив голову набок.

– Фантастическая история, – отозвалась она. – Самое непонятное – с этой компьютерной графикой. Зачем кому-то понадобилось делать такую запись?

– Как знать…

Она улыбнулась:

– Смешная у вас привычка, шеф.

– Какая привычка?

– Каждый раз, когда вы говорите «как знать», вы словно хотите скрыть, что у вас на уме.

– Что, у меня и правда такая привычка?

– Да нет! Это я так, вашу память проверила… Значит, проверка этой записи и была вашим «последним заданием»?

– Да, но теперь я хочу понять, что случилось. А если то, что я рассказал Исидзаки про эту чертову графику, и привело его к самоубийству?

– Ну это вы уже сами накручиваете. Вам ведь тоже нравился наш президент, правда?

– Ну… да, – ответил я. – Хороший был мужик. Мы с ним мало были знакомы, но он мне нравился. Такие ребята всегда умирают раньше других.

– А те головорезы в переулке – они-то здесь при чем?

– Вот уж не знаю.

– Но откуда они узнали, что вы будете в этом баре? Они же вас там давно поджидали, верно?

– У меня башка соплями забита. Даже ты меня выследила так, что я не заметил. А уж им-то сам бог велел… Наверно, еще с Хироо меня пасли. Вычислили бар и стояли курили, меня дожидаясь. Но что им от меня нужно – понятия не имею.

– А как они вас узнали?

– У меня есть метка…

Я помахал левой рукой.

Она помолчала, уставившись на ожог, потом спросила:

– Значит, эта бандитская история гораздо длиннее?

– Какая история?

– О вашем прошлом. Вы рассказывали мне лишь то, что ваш отец – якудза. Но ни о молодости, ни о детстве ни разу не обмолвились. Но ведь и сегодняшние разборки с бандитами, и этот ожог – все связано, верно?

Ее рука, подплыв к моему лицу, легонько коснулась лба. За ней тут же потянулась вторая. Две горячих ладони – еще жарче, чем я сам, – обняли мое лицо. Все вокруг замерло. Я вспомнил, как нечто похожее случилось со мною лет двадцать назад. Почему я подумал об этом?

Где-то вдалеке шумел кондиционер.

– Не хочу вспоминать…

– Ну, тогда я не буду спрашивать.

Она смотрела на меня не отрываясь. Я залюбовался сиянием ее глаз. Живым сиянием, которому суждено померкнуть еще не скоро. Моя рука вдруг сама потянулась к ней – но тут же упала обратно на одеяло. Отняв руки от моего лба, она опустила их на подушку. Глядела на них и молчала.

– Эй, Охара…

– Да, шеф?

– Это правда, что салариманы живут свою жизнь взаймы?

– Жизнь взаймы?

– Каждый день на одном и том же месте делают одно и то же. То, что не имеет никакого отношения к ним самим. Они никогда не думали, что будут жить именно так. Наверно, мечтали, что где-нибудь найдут себе более подходящую жизнь. И с этой детской мечтой продолжали вкалывать до самой старости… Может, не нужно доживать до сорока шести лет, чтобы об этом задуматься? Как считаешь?

– Все люди разные…

– Наверное. Но ты уж точно не такая.

– Это верно! Мне работать интересно. Я не из тех, кто свое дело не любит. Я и в другой секции спокойно работать могла бы. А то и в другой компании…

– Это правда. Ты не из тех, кто живет взаймы. На таких, как ты, вся страна и держится. Какие бы увольнения ни случались. Даже если вся экономика к чертям полетит, ты достаточно крута, чтобы выжить.

– Это вы меня хвалите? Или за дурочку держите? Одно из двух…

– Ни то ни другое. Представь себе, даже твой шеф-каракатица иногда способен на искренние слова.

– Вас послушать – такие, как я, похожи на тараканов. Знаете, какая у тараканов выживаемость? Вот и мы такие же…

– Теперь салариманам без этого никуда. Такие уж нынче времена настали.

Я вспомнил Томидзаву. Наш разговор на поминках Исидзаки. Конечно, его возраст и ситуацию с Охарой не сравнить. Можно только сочувствовать тому, в какой заднице он оказался. Но разве сам Томидзава мог бы выжить в любых условиях? Весь остаток жизни он, скорее всего, проведет покорно понурив голову. Ведь ему есть что терять. А у меня ничего нет. Ни дома, ни семьи, ни готовности к переменам. И ни малейшей перспективы…

– Может, вы и правы, – тихо сказала Охара. – Только… С чего это вас на такой разговор потянуло?

– Да так. Просто подумалось.

Она подняла на меня глаза. И очень долго не опускала.