– В прошлый раз?

– Наверное, с месяц назад. Он снимал нас с сыном на видео. Я сперва отказалась, но он таки настоял. Что совсем на него не похоже… В конце концов я сдалась, но осталось какое-то странное впечатление.

– Но разве вы не знали, что президент всю жизнь любил снимать на видео? – спросил я. – Что же странного?

– Видите ли… – начала было она, но тут же умолкла. С лица вдруг исчезло всякое выражение. – Раньше он никогда этого не делал. С тех пор как ребенок родился – ни разу. Несколько раз предлагал поснимать забавы ради, но я отказывалась, да на том все и кончалось.

Ответ, порождающий еще больше вопросов. Обычно детей снимают на видео, чтобы запечатлеть, как они растут. По словам Исидзаки, три года назад он заменил свою камеру на новую той же модели. Даже если это не его сын – возможно, именно рождение ребенка и побудило его это сделать. Если их отношения и правда такие, как она описала, то с его характером предложение «поснимать забавы ради» вовсе не выглядело странным. Значит, за ее постоянным отказом сниматься что-то стояло? То, о чем она не хотела бы говорить?

Я снова взглянул на нее. Ее лицо оставалось абсолютно бесстрастным. Меня охватило странное чувство. Зачем я здесь? И кто я такой, чтобы ковыряться в ее личной жизни? Я задумался.

– Значит, вашему сыну сейчас три года? – спросил я.

– Это вам консьерж рассказал? – Ее взгляд наконец ожил, и она улыбнулась. Так, словно смеялась над собой. – Да вы не смущайтесь. Можно и жестче вопросы задавать, я не обижусь.

– Жестче?

– Вы хотите знать, кто отец ребенка?

– Ну… Подобная «жесткость» уже слишком похожа на наглость.

– Знаете что, господин Хориэ? Вы меня извините, конечно…

– А что такое?

– Вам не идет, когда вы стесняетесь.

– Это точно, – кивнул я. – Никогда особо не скромничал. В молодости, как только хотел что-нибудь спросить, – сразу спрашивал напрямую. Но в мои нынешние годы пора уж и меру знать. Есть же какие-то пределы, что можно спрашивать, а что нельзя. Особенно при первой встрече…

– Может, вас покоробило, когда я сказала, что этот ребенок – моя блажь?

– Да нет, – покачал я головой. – Не такой уж я гуманист. Просто я до сих пор не сказал, зачем мне нужна была наша встреча. Не знаю, смогу или нет, но я хочу понять, из-за чего господин Исидзаки покончил с собой. Для этого вас и побеспокоил. Почему-то я чувствую, что обязан во всем этом разобраться. Вот и все, уверяю вас. Вы уже сказали, что ваш ребенок не имеет к моему президенту никакого отношения. Если это действительно так, то больше мне знать ничего не нужно. И если даже я не достиг своей цели – что ж, ничего не поделаешь. Я вовсе не собираюсь лезть людям в душу с вопросами, после которых меня сочтут идиотом или пошляком. Слишком уж я сам ненавижу себя такого…

Она опустила голову, но тут же подняла и посмотрела мне прямо в глаза. В ее зрачках словно зажегся какой-то свет. Сияние, которого я никогда раньше не замечал.

– Теперь понятно…

– Что именно?

– То, что он сказал во время нашей последней встречи. «Если, не дай бог, попадешь в какой-нибудь переплет, а меня не будет рядом… – да-да, он сам так сказал: „не будет рядом…“ – найди человека по имени Масаюки Хориэ. Он служит у нас в рекламном отделе. Ему можно доверять во всем. Помнишь, я говорил: иногда на свете встречаются любопытные молодые люди? Он один из них». Вот так он мне посоветовал, почти дословно. Тогда я даже не сообразила, о чем он. И только сейчас поняла!

– ?..

Она оживилась еще больше.

– Господин Хориэ! Вы хотите понять, из-за чего он покончил с собой? Но ведь и я хочу того же! Потому сама и звонила вам среди ночи. Потому и рассказывала так долго свою историю. Если честно, я сначала не знала, верить его совету или не стоит. Но сейчас понимаю… Прошу вас, не стесняйтесь! Задавайте любые вопросы, а я расскажу все, что знаю.

– Хорошо, давайте попробуем. Правда, теперь на один вопрос стало меньше. Мне ведь действительно показалось странным, с чего это вы так подробно о себе рассказываете. Тем более – мужчине преклонных лет, да еще и при первой встрече. Не сочтите за грубую лесть, но вы, как я вижу, женщина очень разумная. И должны понимать, что даже в самых бесцеремонных вопросах может скрываться глубокий смысл. Итак, кто же отец вашего ребенка? Я, конечно, не думаю, что слыхал его имя…

Она посмотрела на меня и очень спокойно ответила:

– Примерно за год до рождения сына я отправилась в путешествие. По Юго-Восточной Азии, в одиночку. Приехала, так скажем, в одну страну. И поселилась в столичном отеле. В первую же ночь ко мне в номер вломился какой-то мужчина. Как мне показалось, владелец гостиницы. Даром что отель пятизвездочный – в той стране еще и не такое случается. На следующий день я сообщила в полицию, но меня там и слушать никто не стал. А о том, что беременна, узнала уже в Японии. Этот ребенок – от изнасилования…

Упреждая мои вопросы, она торопливо рассказывала дальше. Поначалу, конечно, рожать не собиралась. Рассказала обо всем Исидзаки. Он, разумеется, с ней согласился. И тут в ее голову полезли странные мысли. Как ей теперь кажется – порожденья ночных кошмаров. Что будет, если у нее родится ребенок от никому не известного иностранца? Может, хотя бы тогда в ее жизни что-нибудь сдвинется с мертвой точки? У Исидзаки нет внуков. Может, этот ребенок приворожит его сердце сильнее, чем это удалось ей самой? И в их безнадежных отношениях наконец появится то, перед чем он не устоит?

– Это было так глупо, – тихо прибавила она, помолчав. – Вздорная женская блажь… Как вы сказали – «разумная женщина»? Не смешите меня. Когда я сказала ему, что решила рожать, он страшно расстроился. «Если ты этого хочешь – мне остается лишь уважать твое решение…» Вот и все, что он ответил. И когда ребенок родился, обращался с ним очень нежно. Как со своим собственным – то ли сыном, то ли внуком. Настоящего отца ни словом дурным не поминал. Но, конечно, отношения наши ни капельки не изменились. И в итоге мне пришлось пожинать плоды собственной глупости. Так что… Одним словом, ребенок – мой. Мой, и ничей больше. Теперь я считаю именно так. На этом история о моем сыне закончена. Может, ее и рассказывать не стоило?..

Я понял, почему она так сказала – «в одну страну». Но не стал говорить ей об этом.

– Может, и не стоило, – только и ответил я. – Не люблю завидовать начальству.

Она чуть слышно рассмеялась – так, будто ей стало легче.

– Только память у меня уже совсем дырявая, – добавил я. – Вот и ваш рассказ я, наверно, очень быстро забуду.

– Не сомневаюсь, что вы на это способны.

– Ну да ладно, – сменил я тему. – Что мы всё обо мне. У нас еще столько вопросов осталось… Самое непонятное – что случилось между Исидзаки и Дзюнко Кагами. Почему они не поженились? Судя но вашему рассказу, они спокойно могли бы жить вместе уже лет десять. Странно, что этого не произошло. Ведь после смерти супруги уже ничего не мешало?

– Сама не пойму, – покачала она головой. – И все эти годы не понимала. Поженись они – мне ведь тоже стало бы легче. Сколько раз я уже обо всем этом думала. Но спросить его не решалась.

– А где сейчас ваша сестра, чем занимается?

– Моя сестра пропала. Никто не знает куда.

«Не угодно ли еще кофе?» – раздался голос официантки. Я молча кивнул. Та налила добавки и удалилась. Моя собеседница глубоко вздохнула.

– Вообще-то, я звонила ей вчера вечером. Подумала, вдруг она еще не знает, что случилось. В трубке сказали, что номер больше не используется… Мы ведь уже с полгода не пересекались. На всякий случай съездила в Кикумати, где она квартиру снимала. А там с почтового ящика уже и табличка с ее именем исчезла. Швейцар мне сказал, что около месяца назад она съехала. И нового адреса не сообщила.

Швейцар? Я навострил уши. Если в доме швейцар – значит, Кагами Дзюнко вела куда более роскошную жизнь, чем ее сестра…

– Странно, что она не сообщила им нового адреса, – сказал я и потянулся за кофе. – Но теперь я хотя бы понял, зачем вы звонили из города своему консьержу. Видимо, вы ожидали, что сестра сама к вам придет? Но она не пришла, не правда ли?