За эти мгновения к капитану вернулась вся самоуверенность.

— Ну и что же с того? — ответил он, по-альгарвейски выразительно поведя плечами. — Такое случается порой от бурных акробатических упражнений. — Он повернулся к Лурканио: — Не я же единственный, ваша светлость. Эти валмиеранки готовы раздвинуть ноги перед каждым встречным и поперечным.

— Я заметил, — отозвался Лурканио, не сводя взгляда с Красты.

Кровь бросилась ей в лицо — от гнева, не от стыда. Маркиза уже набрала воздуха в грудь, готовая высказать Лурканио все, что о нем думает, но миг спустя так же тихо выдохнула, а вертевшиеся на языке слова проглотила. Краста не призналась бы в этом даже себе самой, но Лурканио пугал ее, как никто другой.

Полковник обратился к своему адъютанту по-альгарвейски. Моско снова принялся ковырять ковер носком сапога, потом ответил на том же наречии. О чем они говорили, Краста понятия не имела. Хотя маркиза уже давно ходила в любовницах у альгарвейского командира, разузнать больше полудюжины слов на этом языке она не считала нужным.

К изумлению ее, Бауска прошептала хозяйке на ухо:

— Они говорят, что меньше всего им нужны полукровки. Что же они со мной сделают?

Казалось, горничная готова была провалиться сквозь землю.

— Ты понимаешь этот их смешной щебет? — с некоторым удивлением поинтересовалась Краста.

По мнению маркизы, прислуге едва хватало ума овладеть родным валмиерским — что уж там говорить о чужеземных наречиях. Однако Бауска кивнула.

Лурканио и Моско продолжали спорить, не обращая внимания на женщин. Краста вновь стиснула руку служанки, требуя переводить дальше их невнятную болтовню, и та, помедлив, зашептала:

— Моско говорит, что надо озаботиться тем, чтобы ребенок в будущем завел приличную альгарвейскую семью. Через несколько поколений, говорит он, каунианская скверна расточится.

— Что, вот такими словами? — прошипела Краста, вновь вскипая гневом.

Каждому было известно — каждому в ее кругах, — что каунианская кровь неизмеримо превосходит жидкую слизь в жилах хвастливых дикарей Альгарве. Но бросить эту очевидную истину в лицо полковнику Лурканио у Красты отчего-то не хватало смелости. Она испробовала иной подход.

— И что скажет жена капитана Моско, узнав о его маленьком ублюдке?

Она не была уверена даже, что капитан женат, но Моско вскинулся с таким ужасом на лице, что ответ становился очевиден.

— Вы, — промолвил Лурканио тем невыразительным голосом, каким обыкновенно отдавал приказы, — ничего не станете рассказывать супруге капитана Моско. Сударыня.

Чтобы бросить на него уничтожающий взгляд, Красте пришлось пару секунд приходить в себя. Но в попытке запретить ей затеять великолепный скандальчик Лурканио в кои-то веки переоценил свои силы.

— Я предлагаю сделку, — бросила она. — Если Моско признает ублюдка своим и станет содержать мать и ребенка, как они заслуживают, его супруге вовсе необязательно будет знать о неприятных подробностях. А если поступит так, как имеют привычку поступать мужланы…

Лурканио и Моско бурно заспорили — вновь на своем языке, так что Краста опять ни слова не понимала. Зато поняла Бауска.

— Да кто же еще может быть отцом! — сердито пискнула она, тыкая пальцем в капитана Моско. — Я не прыгаю из постели в постель, как некоторые!

Краста не знала, верить ей или нет, — обыкновенно она пребывала в убеждении, что слуги врут при каждом удобном случае. Но слова Бауски звучали вполне убедительно, а Моско не так легко будет обвинить ее во лжи — пока не пройдет несколько месяцев, по крайней мере.

Капитану пришла в голову та же мысль.

— Если у ребенка будут соломенные волосы, — прорычал он, — пусть хоть с голоду сдохнет. — Он покосился на Красту и продолжил: — Но если я увижу признаки своей крови, ни дитя, ни мать не станут нуждаться. Я сделаю это ради своей чести, а не…

— Мужчины чаще говорят о чести, нежели демонстрируют ее, — бросила Краста.

— Вы хуже знаете альгарвейцев, чем вам кажется, — огрызнулся Моско.

— Это вы хуже знаете мужчин, чем думаете, — парировала Краста, на что Бауска изумленно фыркнула, а Лурканио сухо хохотнул.

— Я и пытаюсь сказать: если будет так, ни дитя, ни мать не станут ни в чем нуждаться, — повторил Моско. — И покуда они ни в чем не нуждаются, ни слова об этом не достигнет Альгарве. По рукам?

— По рукам, — тут же отозвалась Краста.

Спросить мнения Бауски ей и в голову не пришло: что ей мнение какой-то горничной? Краста едва заметила, как ее служанка кивнула. Маркиза вела сражение с альгарвейцами — и преуспела больше, чем вся армия Валмиеры в борьбе с солдатами короля Мезенцио. «Если бы только мы смогли шантажировать рыжиков, вместо того чтобы драться с ними», — мелькнуло в нее в голове.

Лурканио запоздало сообразил, что они с Моско заняли в этом соревновании второе место из двух возможных.

— Не забудьте, моя дорогая, — промолвил он, погрозив Красте пальцем, — сделку вы заключили с моим адъютантом, а у него были свои причины согласиться. Если вы вздумаете поиграть в подобные игры со мной, то горько пожалеете об этом. Обещаю.

Он и нарочно не смог бы подобрать слов, более способных пробудить в Красте желание наказать его за альгарвейскую наглость… хотя заводить ребенка от полковника — это, пожалуй, слишком. Кроме того, Лурканио уже доказал ей, что не бросает слов на ветер. Упрямая стойкость полковника пробуждала в ней одновременно неприязнь и глубокое уважение.

Краста заставила себя кивнуть.

— Понимаю, — промолвила она.

— Хорошо. — «Нет, все же какая наглость!» — Не забывайте об этом.

Теперь манеры его изменились словно по волшебству, словно полковнику под силу бывало набросить их или скинуть, точно юбку — в спальне маркизы.

— Не желаете ли отправиться со мной на прием не только завтра, но и сегодня, сударыня? Я слышал, виконт Вальню обещал устроить замечательное увеселение для гостей… Впрочем, — он поднял бровь, — если вы обижены, я всегда могу пойти один.

— И вернуться с какой-нибудь претенциозной потаскушкой? — возмутилась Краста. — Никогда в жизни!