Вождь снова сел к огню. Его щеки горели от лихорадки. Неплохо бы погреться в потельне. Но времени для этого у него не было; Чапа — Курчавый так и не возвращался. Уж не чинит ли Хавандшита препятствий? Этот могущественный старый жрец стойбища и молодой военный вождь еще никогда не могли понять друг друга. Единственно кто мог в стойбище успешно поспорить с авторитетом жреца — это Унчида, мать Матотаупы.

— Жива ли наша старая мать? — спросил, следуя ходу своих размышлений, Токей Ито; голос его дрогнул.

— Жива… Она в палатке Хавандшиты…

Токей Ито ничего не ответил. Он продолжал ждать Чапу. Время тянулось и тянулось, а молодой вождь так и сидел в одиночестве у огня. Никто из воинов не пришел его приветствовать. Или Чапа — Курчавый не отважился заглянуть по пути ни в одну палатку? Или и верно никто не желает навестить бывшего вождя, не испытывает радости видеть его?..

В палатке жреца собрались три человека: они принадлежали к трем разным поколениям: Хавандшите было более девяносто лет, Унчиде — за шестьдесят, а Чапе — Курчавому только что исполнилось двадцать четыре. Чапа докладывал о вернувшемся.

Хавандшита не отрываясь смотрел на маленькое неспокойное пламя очага. Унчида сидела в стороне и наблюдала за жрецом. Его старое, изборожденное морщинами, неподвижное, словно деревянная маска, лицо было темным. Волосы седые. Губы тонкие, но рот не ввалился. Нелегко было разгадать этого человека, но ведь и сам он, говорящий загадками и копающийся в самом себе, не мог разобраться в собственной жизни.

И вот опять возвратился этот Токей Ито.

Хавандшита хорошо помнил день, когда сын Матотаупы, который носил еще имя Харка, в первый раз оказался его врагом.

Девять лет тогда было сыну вождя, и палатки рода Медведицы стояли на лугу у южных склонов Блэк Хилса. Был превосходный день в преддверии весны. Для Хавандшиты это был примечательный день. Он хотел выбрать себе нового помощника. Его подручный и преемник был убит в борьбе с абсароками. Долго он присматривался к мальчикам стойбища, и наконец его выбор пал на Харку, старшего сына Матотаупы. Стать помощником жреца — это высочайшая честь.

Харка — Твердый Как Камень, Ночной Глаз, казалось, обладал всеми качествами, которые были нужны Хавандшите. Он был смышлен, крепок, не болтлив и спокоен, насколько это можно было требовать от ребенка. Прежде чем явиться вечером в палатку отца и сообщить свое решение, Хавандшита хотел понаблюдать за мальчиком в последний раз. Ночь перед этим протекла счастливо. Во сне старику приснилась большая змея, он разговаривал с ней, и решение, к которому он пришел, стало для него решением духа.

И вот Хавандшита снова видит себя идущим по снегу через лес, в то время как на самом деле он сидит в типи в резервации и таращит глаза на угли.

Этот Харка, Токей Ито, еще раз вернулся живым!

Тогда, пятнадцать лет назад, Хавандшита к ужасу своему узнал кое-что о характере и способностях сына Матотаупы. Старый жрец пошел тогда через лес, потому что не застал мальчика у палатки. Но он обнаружил следы мальчиков, а так как все они вели в лес, то и жрец крадучись пошел туда, чтобы посмотреть за своим будущим учеником. Мальчики собрались под старым дубом. Жрец скрытно приблизился к ним.

Харка — Твердый Как Камень, Ночной Глаз, изображал жреца. Мальчик точно повторял его жесты при культовом обряде. Это было неслыханным нахальством, но не это было самое страшное. Хавандшита ужаснулся, потому что все мальчики упали перед Харкой, словно под влиянием гипнотической силы. Хавандшита был глубоко поражен. Он решил, что Харка похитил его собственные чары.

Харка — Твердый Как Камень, первым из мальчиков заметил старого жреца. Как вкопанный, застыл он на своем месте. Остальные мальчики тоже пришли в себя и с криками разбежались.

Никогда еще родители так строго не наказывали мальчиков. До начала лета отцы не перемолвились с сыновьями ни словом. А Матотаупа дал Хавандшите согласие, чтобы Харку, как зачинщика, двенадцать дней и ночей продержать в палатке жреца. Жрец хотел получить обратно от мальчика свои чары. Он хотел узнать у него, как он их похитил. Но Харка заупрямился и уверял, что только подражал и играл, а мальчики его поддерживали. И за двенадцать дней, проведенных Харкой в палатке жреца, Хавандшита больше не видел во сне большой змеи. И это было самое ужасное. Он пытался сломить Харку и силой отобрать у него свои чары. Но мальчик был тверд. Никому, даже собственному отцу, не рассказал Харка, каким образом жрец пытался одолеть его.

Хавандшита больше никогда не видел во сне большой змеи. Большая змея больше никогда не говорила с ним.

Годом позже мальчики выбрали Харку своим предводителем, и военный вождь согласился с ними.

Хавандшиту с тех пор стал преследовать страх, что его колдовская сила, в которую он твердо верил, навсегда ушла от него. Ночи напролет бил в барабан старик, он заклинал своих духов и пытался вызвать видения. Временами это удавалось ему, но видения были все путаные, неясные. Страх, что люди когда-нибудь узнают об утрате его колдовской силы, преследовал жреца. Если воины танцевали бизоний танец, призывая стада, а бизоны не приходили, то люди голодали, а Хавандшита корчился в палатке в судорогах от своей мнимой утраты. Он обращался к рискованнейшим уловкам, и ему удавалось еще вводить людей в заблуждение. При этом он мучил самого себя и все бил и бил в барабан, призывая большую змею. Он начал преследовать Харку и Матотаупу, отца мальчика. Ему удалось изгнать Матотаупу. Но ему не удалось избавиться от сына опального. Через десять лет он был снова принят в свое племя. Хавандшита хотел принести Харку в жертву, но вмешался Татанка Йотанка — верховный жрец.

Старик сделал своим помощником Шонку — врага Харки. Но Шонка был слабовольным человеком — и вот теперь ушел к белым. Хавандшита ненавидел белых людей, потому что они не верили в его духов. Но он знал, что у них есть свои духи, и очень сильные духи. И он даже достал себе одного их духа и остался что-то должен за это. Воины не требуют теперь особенно колдовства, они знают, что жрец не может пригнать бизонов, а агент резервации может пригнать скот.

Хавандшита не только грезил и морочил людей. Он был когда-то смелым воином и за свою долгую жизнь многое испытал. Но он редко задумывался над тем, что он знал. Его мечты и чаяния были направлены на то, чтобы вернуть себе колдовскую силу и власть, которой он обладал.

И вот теперь вернулся живым этот сын Матотаупы.

Хавандшита был смущен, потому что не верил снам Уиноны. Но они тоже оказались сильнее, чем он. И Унчида, казалось, для того только и явилась в типи жреца, чтобы излучать тут свою силу. Он не обладал никакой властью над этой женщиной, которая три года назад подняла все стойбище на защиту возвратившегося из изгнания Харки.

И этот сын Матотаупы сидит живой там, в палатке Четанзапы…

Хавандшита не мог объявить мужчинам о своих собственных сновидениях и отказаться от вынесения решения! Это стало ему ясно, и он дребезжащим голосом сказал Чапе — Курчавому, который молча ждал, что надо созывать собрание совета, как этого требовал молодой вождь…

Токей Ито так и сидел у очага в палатке Четанзапы. Вошел Чапа — Курчавый. Выражение его лица не было радостным. Он сел напротив Токей Ито, отвязал трубку, но не стал ее раскуривать. Он долго думал, прежде чем заговорить.

— Хавандшита готов созвать собрание совета, — сказал он наконец. — Если ты на этом настаиваешь, даже сегодня ночью. Но только, если в нем примет участие Четанзапа. Другие члены совета могут не согласиться с ним. Ведь Четанзапа в бегах. В глазах белых он убийца. Примет Четанзапа в нашем собрании участие, и станет оно собранием мятежников. Но наши люди не в состоянии восстать. У нас нет оружия, наши ножи слишком коротки, чтобы отвечать ружьям Длинных Ножей. Как видишь, Хавандшита тебе своими словами устраивает новую ловушку.

— Можете вы привести Четанзапу сюда, в его палатку?

— Можем… но это никому не принесет пользы, а только создаст опасность для всех, — с болью в сердце сказал Чапа. — Нам придется и тебя прятать так же, как прячем Четанзапу. Нам запрещено принимать тебя. — Чапа — Курчавый сделал беспомощное движение, и взгляд его побежал по стенкам палатки, точно он искал выхода и не находил. — О мой вождь! Твоя нога ступила в наши палатки, чтобы тотчас их снова покинуть!