— Нет, Чапа, — еле слышно, но решительно произнес Токей Ито. — Я не оставлю вас и ваши палатки. Я возьму вас с собой. Мы уйдем из резервации.

Чапа — Курчавый уставился на него:

— Что это, что ты мне говоришь? Верно ли слышат мои уши?

— Твои уши не обманывают тебя.

Токей Ито отложил трубку и заговорил:

— Вы разберете ночью палатки. Женщины и дети все упакуют. Рэд Фокс уволил своих молодчиков. Граница не охраняется. Глаза и уши белых людей устремлены на Тачунку Витко. Если мы двинемся сегодня ночью, они не смогут нам помешать. Я пойду с вами в Канаду, на нашу новую родину, где мы сможем жить свободно.

Чапа — Курчавый посмотрел на огонь, потом на исхудалого человека, который сидел против него.

— Ты хочешь женщин и детей выгнать на снег и мороз из-за того, что сам не можешь остаться у нас? В тебе говорит лихорадка!

— С тобой говорит твой вождь!

Чапа — Курчавый поднялся.

— Наши большие вожди разбиты и изгнаны. Ты что же, больше их?

— Я их сын и младший брат.

— Покинуть наше большое племя?..

— Мы не забудем наших отцов.

— Отказаться от последнего, что нам еще оставили уайтчичуны?

— От всего, но только не от свободы! — Токей Ито подошел к Чапе и глянул ему прямо в лицо. — Чапа — Курчавый! Я могу тебе сказать не более того, что уже слышали твои уши. У меня тоже нет времени. Немного часов нам осталось на то, чтобы опередить врагов и вступить в большой путь…

— Уайтчичуны придут и туда, постреляют бизонов и снова нас схватят. Нам никогда больше не придется охотиться.

— Ты прав. Нужно идти другой дорогой. Ты сидишь здесь, на этой иссушенной земле, как пленник. Не лучше ли нам заиметь хорошую землю и научиться разводить скот, сеять и жать?

Воин широко раскрыл глаза:

— Ты знаешь, что я давно об этом мечтаю, но мы побеждены. И дакоты терпеливо сносят это почти так же, как когда-то черные люди, которые были моими отцами. Мой отец бежал к дакотам, чтобы стать свободным, но я вместе с вами снова стал рабом!

— Пойдем! Пойдем! — Вождь крепко обхватил своего товарища за плечи. — Мы долго скитались с тобой. Ты и сегодня не оставишь меня, Чапа!

— То, что ты говоришь, — это хорошо, — пробормотал Чапа и судорожно сжал кулаки. — Но у нас нет больше сил. — Он отошел от вождя к стенке палатки, прижался лбом к еловой жерди. Лицо его перекосилось словно от невыносимой боли…

Токей Ито снова уселся и взял остывшую трубку. В глубине палатки сидели две женщины, которые молча слушали разговор мужчин. Лицо Уиноны дрогнуло, когда Чапа сказал, что брат ее пришел для того, чтобы снова уйти. Но последние слова брата потрясли девушку и пробудили ее от болезненных мечтаний, толкнули на решительные действия. Ее бросило в жар, и, подчиняясь воле брата, она оставили палатку и пошла искать Хапеду, сына Четанзапы. Мальчик оказался совсем один в ночной прерии.

— Где Часке? — спросила она. — И почему ты не идешь в типи?

— Мы с Часке бегали к скалам. Токей Ито оставил там Буланого и Охитику. Часке караулит животных. Я задумался.

— Беги, отыщи своего отца! Мой брат хочет говорить с ним!

— Уинона! — Хапеда так и подпрыгнул. — Отец позволил мне навещать его в убежище среди скал, если у меня есть важные новости. Вождь хочет с ним говорить?! Это важно! Нет ничего важнее этого! — Хапеда убежал.

Вокруг было тихо и уже совсем темно. Девушка вернулась в палатку и снова села рядом с Монгшоншей.

— Четанзапа скоро придет, — сказала она. Монгшонша вздрогнула. Все стали ждать.

Наконец Четанзапа пришел. Его появление было совершенно бесшумно. Он подполз к палатке, протащил свое длинное, до ужаса исхудалое тело под полотнищем палатки внутрь. Приподнявшись, он осмотрел воспаленными от лихорадки глазами палатку и всех присутствующих и лишь тогда, по-видимому с трудом, поднялся на ноги и подошел к огню. Он огляделся еще раз, словно бы его преследовали. Но потом все пересилила неудержимая радость, что весть Хапеды оказалась правдой.

Он не садился. Токей Ито поднялся.

— Токей Ито, — торопливо заговорил Четанзапа. — Мой вождь, брат наш! Ты тут! Я не выдам тебя этим койотам из моей палатки!

— Я знаю, Четанзапа, что ты меня защищаешь и за меня борешься.

Четанзапа возразил.

— Ты тоже меня не забыл. Шонка не пронюхал, что ты здесь?

— Он будет меня здесь искать.

Поднялась Монгшонша. У нее в руках были две поджаренные вороны, которые она хотела дать мужу с собой.

Четанзапа издал звук, который, должно быть, изображал смех.

— Ешь ворон сама, — ответил он на безмолвный жест Монгшонши, — или отдай Хапеде. Мне больше не надо мяса.

Согнувшись, Монгшонша пошла назад на свое место.

— Силы мои иссякли, — заявил воин вождю. — Раны не заживают. Я умираю, и это не огорчает меня. Я не хочу больше жить скрываясь и, по ночам крадучись, пробираться в свою палатку, чтобы отбирать у Хапеды пищу. Я умираю, но не один я умираю.

— Ты не умрешь, Четанзапа.

Но тот, казалось, ничего не слышит. Поток его мыслей продолжал изливаться. Он схватил вождя за руку:

— Ты слышишь, Токей Ито? Я умру! Но ты должен мстить за меня! Созови наших мужчин. Пусть они возьмутся за ножи и борются! Мы здесь не живем, а околеваем! Нельзя больше это терпеть!

— Мы будем жить не здесь, — ответил молодой вождь. — Уверяю тебя. Мы уйдем отсюда сегодня же ночью.

Четанзапа хотел сесть, но упал. Токей Ито подскочил к нему, поднял его на одеяла и шкуры и опустился рядом на колени.

Воин тяжело дышал. Наступила долгая тишина.

— Что ты сказал? — наконец спросил он.

— Мы будем жить.

Четанзапа, казалось, окаменел при этих словах.

— Татанка Йотанка убежал от нас, Тачунка Витко покорился, и Токей Ито становится трусом, он хочет жить! — Раненому было трудно говорить, но волнение его было так велико, что и остановиться он не мог. — Скажи мне сразу… Ты будешь бороться, ты дашь мне с собой в места вечной охоты скальпы Длинных Ножей?

— Четанзапа, мы будем бороться не так, как ты думаешь. Ты пойдешь с нами. Ты нам нужен.

Четанзапа, казалось, силился понять Токей Ито или по крайней мере поверить ему, но потом в нем снова взяло верх ожесточение преследуемого, затравленного человека.

— Токей Ито, — сказал он, — ты же мой младший брат, ты это знаешь. Но если ты стал трусом… мне стыдно за тебя. Чтобы ты снова стал воином, я скажу тебе слова, которые не дадут тебе отступать.

— Я не отступаю. Я иду своей дорогой и забираю с собой наши палатки… даже если мне придется принудить их силой оружия.

— Слушай мои слова: ты — сын предателя. Если ты хочешь быть воином и вождем, так борись… но если ты не хочешь бороться…

Токей Ито поднялся.

— Ты говоришь со мной, — сказал он, — как Шонка. Ты можешь убить меня, как только я сделаю для сыновей Большой Медведицы, для их женщин и детей то, что должен сделать. Но не раньше.

Четанзапа попытался было подняться, но снова упал.

Токей Ито подал знак Монгшонше и Уиноне. Женщины подошли к ложу Четанзапы. Они наложили на раны целебные травы, забинтовали их. Оказав помощь, Монгшонша осталась у постели мужа.

— Ему нельзя находиться в палатке, — сказала она Уиноне. — Придет Шонка и убьет его. Нам надо отнести его назад в скалы.

— Он останется с нами, — спокойно сказала Уинона. — В скалах, под открытым небом, он умрет еще до восхода солнца.

— Пошли! — настаивала Склонившаяся Ива с расширенными от страха глазами. — Они убьют не только его, они убьют и Хапеду, моего единственного сына, если найдут здесь Четанзапу.

Токей Ито отстранил Монгшоншу.

— Пока я здесь, Шонка не тронет ни одного ребенка. Уинона сказала правильно. Четанзапа останется здесь. Это его собственное желание. Кто вздумает на него нападать, будет иметь дело со мной. Хау.

Раненый посмотрел на своего вождя. Но это был всего лишь мимолетный взгляд… Токей Ито подошел к очагу, но не сел. Лихорадка трясла и его, и он с трудом сохранял ясность мысли. Скоро он и сам мог свалиться, как Четанзапа. Враги сыновей Медведицы добились многого. Токей Ито и Четанзапа, два бесстрашных воина, были теперь словно подстреленная дичь. А Чапа — Курчавый в безнадежном отчаянии так и стоял у шеста палатки.