Наташа попыталась представить себя в подобной ситуации. Что было бы, если бы тогда она не спряталась в сарае, а сбежала из дому? Куда она могла бы сбежать? Как бы она жила?

Как бы она себя чувствовала, вернувшись домой шестнадцать лет спустя? Чужая женщина, в которой невозможно узнать прежнюю избалованную девочку?

Он не проявлял никакой заинтересованности к Хедли-Чейз, окружающие красоты никак не трогали его до тех пор, пока охранник не велел ему убираться. Он ответил почти рефлекторно. Очень властно. «Это мои владения…»

Она огляделась по сторонам. Дарий жил здесь все детские годы, сформировавшие его характер. Он жил в этом доме. Здесь он сложился как личность, получил силы для того, чтобы жить дальше.

Наташа развернула стол так, чтобы казалось, будто бабушка Дария работала за ним, лишь на секундочку отошла, сфотографировала стол и вид из окна, затем взяла папку и отправилась на поиски комнаты, в которой жил Дарий Хедли. И нашла ее в самом конце коридора второго этажа.

Комната была больше, чем большинство спален в доме, с высоким потолком и огромными окнами, выходящими в парк. Было очень легко угадать, кому принадлежала эта спальня. Здесь жил мальчик.

Ее брат Том был примерно одних с Дарием лет, и над его кроватью висел такой же постер, на полках стояли такие же книги. Впрочем, книгами и плакатами сходство и заканчивалось. Том всегда знал, кем хочет стать, и к семнадцати годам в его комнате появился скелет, а на стенах он развесил медицинские схемы и диаграммы.

Судя по всему, Дарий тоже рано начал задумываться о будущем. Он повесил у себя в комнате огромные, во всю стену, рисунки.

С одного рисунка на нее смотрел улыбающийся ретривер. Он был прорисован так детально, что казалось, будто собака вот-вот спрыгнет с листа и помчится по каким-то своим делам. На рабочем столе лежала папка с акварелями. Дарий рисовал дом издалека, холмы, птиц и зверей, которые населяли поместье. От мольберта, прислоненного к стене, по-прежнему исходил едва уловимый запах льняного масла. Наташа открыла стоящий за ним деревянный ящик и увидела кисти и тюбики с высохшей краской.

Наташа повернулась к шкафу, открыла его, и к горлу подступил ком, когда она увидела одежду мальчика. Сапоги для верховой езды, туфли, старые разношенные кроссовки, сохранившие форму его юношеской ноги, выстроились в ряд под рубашками, школьной формой, пиджаками, костюмом и смокингом — видимо, первым смокингом в чехле из швейной мастерской на Савил-Роу. Похоже, Дарий так ни разу его и не надел.

Какую жизнь он здесь вел? Вне всяких сомнений, неплохую, и все же он ушел, бросив все: одежду, рисунки, привычный образ жизни.

Наташа села на узкую кровать, провела рукой по старому стеганому валлийскому покрывалу, под которым он когда-то спал. Потом скинула туфли и прислонилась к широкой спинке кровати, устраиваясь на его территории, глядя в окно на вид, с которым он вырос. Она пыталась понять, почему он убежал отсюда. Ведь здесь так красиво, так спокойно.

Она глубоко вздохнула. Жизнь в ее семье со стороны тоже могла вызывать зависть, и не без причины. Но она была взрослой, когда покинула родительский дом. Дарий же ушел отсюда подростком.

Она на время отложила размышления на эту тему и, положив папку на колени, стала читать историю Хедли-Чейз, написанную его бабушкой.

Дарий оказался прав: здесь не упоминались какие-либо события огромной важности. И все-таки его бабушка создала оригинальную летопись. К каждому описанному событию она добавляла свой комментарий и иллюстрации. Рождения, свадьбы, смерти. Праздники. Трагедии, изменения, которые затрагивали всех.

— Привет… — сказала она в трубку, одновременно ища носовой платок.

Дарий, меривший шагами гостиную Мэри, пока та собирала сумку, услышал всхлип.

— Наташа, что случилось? Ты поранилась?

— Нет… — Она снова всхлипнула. — Ничего не случилось.

— Ты плачешь.

— Я только что прочитала о вспышке оспы здесь в 1793 году. Оспа унесла жизни семерых детей. Одним из них был трехлетний сын Джошуа Хедли.

— Это случилось больше двухсот лет назад, — напомнил он ей.

— Понимаю, что расчувствовалась не в меру, но… твоя бабушка нарисовала его могилу. Она такая маленькая. Это не просто история, это — произведение искусства. Я нашла рассказы не только о несчастьях, но и о радостях, праздниках. Рисунки твоей бабушки — просто прелесть. Теперь понятно, что у вас это — наследственное, — выпалила она.

Дарий пропустил мимо ушей ее попытку поговорить о бабушке.

— В столовой висит портрет Джошуа.

— Вообще-то сейчас я рассматриваю твои ранние работы. — Наташа отказывалась сдаваться. — Акварели.

— Они красивые, но скучные, — ответил он пренебрежительно.

— Ты слишком суров к себе. Мне очень нравится изображение твоего пса. Как его звали?

— Флинн, — ответил он. — Его звали Флинн.

Даже теперь, много-много лет спустя, он все еще как будто перебирал пальцами мягкие завитки собачьей шерсти. Чувствовал теплый запах псины. Тяжелее всего было расстаться именно с ним, но Флинн состарился и уже не мог покинуть уютный дом, где его всегда ждал сытный обед.

Только что он иронизировал над тем, что она сокрушается о ребенке, умершем двести лет назад, но теперь и сам почувствовал, как глаза наполняются слезами.

— Дарий, что с тобой?

Он прокашлялся.

— Все нормально…

— Так можно мне все это использовать?

— По-твоему, рассказ об эпидемии оспы поможет продать дом? — спросил он.

— Возможно, как раз оспу я опущу.

— Правильное решение.

— Так, значит, «да»?

— «Да» со всеми обычными условиями.

— Ты уже видел меня голой, — напомнила она.

Оказывается, она способна пробудить в нем не только воспоминания о прошлом. Ей под силу завести его и рассмешить.

— Так ты сейчас голая? — спросил он.

— Дай мне полминуты.

— К сожалению, у меня возникли трудности.

— Где ты? — спросила она, быстро уловив и разгадав изменения в его голосе.

— Я заехал в сторожку к Мэри Уэбб, бабушке Гэри, — объяснил он. — Он живет с бабушкой.

— Ясно… Очень милосердно с твоей стороны.

— Я не мог не заехать. Мэри была кухаркой у моих бабушки и деда. Я не мог просто так проехать мимо. — Раньше ему казалось, что мог. Последние семнадцать лет он только и делал, что мысленно проезжал мимо.

— Дарий, не важно, что толкнуло тебя на этот шаг, теплые чувства или чувство долга. Главное, что ты приехал.

— Рад слышать, что ты так думаешь. Она как будто пригнулась к земле и стала хрупкой, как птичка, но устроила мне такой скандал, что небу жарко стало!

— Угости ее печеньем, — посоветовала Наташа, не спрашивая, почему бабушка Гэри напустилась на Дария. Она прекрасно понимала, какие чувства испытывает женщина, покинутая… ребенком, о котором она столько заботилась, которого любила с младенчества. Которая в результате того, что случилось тогда, лишилась внука. Его деду нельзя было перечить…

— Жители деревни ей помогают, привозят продукты, но ей нужно нечто большее, так что сейчас я беру ее с собой навестить Гэри, а потом отвезу к ее дочери в Брайтон.

— Должно быть, веселая выйдет поездка.

— Да уж… Всю дорогу придется чувствовать себя виноватым.

— Может, это пойдет тебе на пользу? — заметила она.

— Я выдержу, — заверил он ее. — Но совершенно не представляю себе, сколько на все потребуется времени.

— Не беспокойся. Позаботься лучше о миссис Уэбб. Я придумаю, как выбраться. Отсюда ходит автобус до Суиндона, а там сяду на поезд.

— Мы поедем на машине Гэри, — сказал он. — Ключ от «лендровера» я оставил под цветочным горшком на крыльце.

— Ух ты!

— И все? — спросил он. — Наконец-то ты не нашлась с ответом?

— Просто подумала: если ты пригонишь машину Гэри назад, я подожду тебя здесь.

— Я вернусь поздно.

— Мы можем переночевать здесь, — предложила она.

— У меня есть идея получше. Давай встретимся у тебя дома и устроим пикник, который ты обещала. В складчину.