— Господи боже мой, — с отвращением произнес Вулф, вставая из-за стола. — Тебе приятно это настолько, что нагнало на тебя панику? Полноте, ваша милость! В вашем распоряжении были многие часы для того, чтобы придумать оправдание… И вот — это все, что вы смогли сказать? Я слышал правду вчера вечером, и мы оба ее знаем.

— Нет, — твердо сказала она. — Это не так.

— Довольно!

Джессика открыла было рот, чтобы продолжить спор, но когда она посмотрела в его ледяные глаза, слова застряли у нее в горле. Надеяться на снисходительность с его стороны в этот момент не приходилось. Не было также ни малейших признаков желания, которое так снедало его вчера вечером. Он смотрел на нее как на нежданную и весьма нежеланную просительницу.

Она опустила глаза, не желая, чтобы он прочел в них боль и страх. Потребуется много времени, чтобы вновь вернуться хотя бы к такому непрочному партнерству, которое сложилось у них за время длительного путешествия. И будет настоящим чудом вернуть те дружеские отношения, которые существовали у них до брака.

— После того как ты вымоешь посуду, — резко бросил Вулф, — погаси огонь. Мы уезжаем.

— Мы едем в Англию?

— Нет, ваша милость. Если я никогда больше не увижу Англию, я умру счастливым человеком.

— Я не знала, что ты так ненавидишь ее.

— Ты многого не знаешь обо мне.

— Я узнаю.

— Женщина никогда по-настоящему не узнает мужчину, пока не станет его любовницей.

— В таком случае я поговорю с твоей герцогиней, — ответила Джессика, не придумав ничего лучше. — Наверняка это кладезь мудрости.

Улыбка сделала лицо Вулфа еще более жестким.

— Вы забываете об одной вещи, ваша милость.

— Какой же?

— В общих чертах половой акт одинаков, независимо от того, кто в нем принимает участие, но вариации бесконечны. Ни один мужчина не ведет себя одинаково с разными женщинами. Ни одна женщина не отвечает одинаково разным мужчинам. В этих различиях как раз и заключен человеческий опыт, а также отражается степень любви.

— Вряд ли можно ждать так много от совокупления.

— Ты рассуждаешь, как настоящая монашенка.

— Я не монашенка.

— Ты больше монашенка, чем жена.

— В браке постель не самое главное, — сказала Джессика примирительно.

— Но не для мужчины.

Джессика вышла из-за стола, едва притронувшись к еде

— Очень сожалею, что наш брак — такое разочарование для тебя.

— Ты не столь сожалеешь, как я, а я сейчас не столь сожалею, как в скором времени будешь сожалеть ты. — Вулф бросил салфетку на стол. — Под моей кроватью два кожаных чемодана. Сложи в них свою одежду. Мы отправляемся через два часа.

— Ты очень облегчишь мою задачу, если скажешь, куда и на какой срок мы едем.

— Мы едем на Великий Водораздел.

Глаза Джессики выразили удивление и облегчение

— Правда? Мы едем охотиться?

— Нет, — ответил Вулф нетерпеливо.

— Тогда зачем же мы едем?

— Проведать лошадей, которых я оставил у Калеба и Виллоу, в особенности кобылу стального окраса И поесть настоящих бисквитов. Виллоу делает лучшие на свете бисквиты.

Джессика постаралась скрыть, насколько ей противно оказаться рядом с женщиной, которую Вулф любил, — с образцовой женой, которая неспособна сделать что-либо плохо.

А Джессика не могла сделать что-либо хорошо

— На какое время? — спросила она сухо.

— Пока ты не научишься делать хорошие бисквиты или не согласишься на развод.

Вулф хлопнул дверью, направившись в конюшню. Джессика подождала, пока не затихли его шаги, и с отвращением посмотрела не немытую посуду.

Часом позже Джессика выплеснула помои за задней лестницей. Она услышала звяканье металла о камень и обнаружила на земле ложку, вовремя не замеченную на дне таза. Вздохнув, она обошла дом, чтобы поднять ее.

Стоя с ложкой в руке, она услышала трель невидимой птицы и заметила, что ивы у ручья уже выбросили почки. Солнце светило сквозь большие неровные проемы в клочковатых облаках, от белизны которых у нее заслезились глаза. Весенний свет и тепло подействовали на нее, словно живительный бальзам.

Она сняла льняное полотенце, которое служило ей головным убором, и распустила во всю длину чистые, чуть вьющиеся волосы. Благодатный день и дикий девственный пейзаж наполняли ее сердце пьянящей радостью…

Из конюшни Вулф нечаянно увидел, как Джессика выпустила на свободу облако волос, которые загорелись на ярком солнце, — и застыл, пораженный этим зрелищем. Когда она подняла и протянула навстречу солнцу руки, словно желая поймать его лучи, Вулф оказался во власти сильнейшего чувства, соединяющего в себе желание и нежность.

Неподвижно, будучи не в состоянии дышать, Дерево Стоящее Одиноко наблюдал за Джессикой, которая медленно кружилась, словно танцевала с партнером. Она скользила с невыразимой грацией, и над дикой страной плыла мелодия последнего штраусовского вальса. Эльф, чья красота и жестокие слова словно ножом ранили сердце Вулфа, танцевал.

«Неудивительно, что тебя называют виконтовым дикарем… Если бы я могла только подумать, что ты способен на такую гадкую вещь по отношению ко мне, я бы не стала выходить за тебя замуж».

Вулф с горечью отвернулся от своего эльфа; но куда он мог деться от слов, звучащих в его ушах, ранящих и терзающих его? Действуя привычно и почти автоматически, он приготовил все к поездке. Выезжать так рано рискованно, но это безопасней, чем оставаться пленником в своем доме рядом с Джессикой, всегда манящей и недосягаемой.

«На что я жалуюсь? — спросил себя Вулф сурово. — Даже если бы она предложила себя, я бы не взял ее».

— А так ли? — возразило его второе «я».

— Даже на блюдечке с голубой каемочкой.

— А если в постели, когда ее нежность раскрывается для тебя, словно лепестки розы.

— Нет

— Какой-то ад.

«Ад — подходящее слово для той жизни, которая меня ожидает. Как бы Джессика не распаляла мое тело, она не может быть мне женой».

Саркастический допрос, мысленно учиненный самому себе, не был в новинку для Вулфа, но оказал желаемый эффект. Когда он возвратился в дом, в нем нельзя было обнаружить и признака неутоленного желания или мучительных переживаний, только что владевших им. Его лицо было бесстрастным, когда он вошел в спальню и обнаружил Джессику, стоящую среди разбросанных шелков и атласов.

На кровати он увидел открытые чемоданы. В одном из них были книги, ящики с рыболовными принадлежностями, разобранные части бамбуковой удочки, бинокль, пакет с иголками и нитками для вышивания и прочая утварь. Вулф проявил любопытство и стал перебирать книги.

— Кольридж, Берне, Блейк, Донн, Шекспир… — Вулф отложил в сторону тяжелый том. — Оставь его здесь. У Виллоу есть полный Шекспир в издании Барда.

— Я должна была сама сообразить, что у образцовой жены он есть.

— Оставь также этого старого доброго священника…

— Джона Донна? — Джессика подняла бровь. — Образцовая жена хорошо начитанна.

— В данном случае это муж образцовой жены. Когда ты увидишь Калеба, ты поймешь. Он черный ангел возмездия. Донн и Мильтон очень созвучны ему.

— Калеб, должно быть, очень везучий, если ему удалось отыскать образцовую жену, — сказала Джессика сухо. — Как насчет остальных?

— Поэтов?

— Да.

Вулф пожал плечами.

— Бери, если считаешь нужным.

— Я думала, что ты любишь поэзию.

— Я действительно люблю. Так получилось, что у меня хорошая память. — Вулф мягко коснулся томиков кончиками пальцев. — Я могу, если пожелаю, опуститься в глубины, которые не в состоянии измерить человек. Я могу наблюдать за тигром в ночном лесу. И моя лошадь останется при этом в безопасности.

Джессика почти застенчиво улыбнулась Вулфу.

— Если ты будешь читать мне мои любимые стихи у костра, я оставлю эти книги здесь.

Он бросил на нее быстрый косой взгляд и увидел в ее зеленых глазах воспоминание о других кострах, о тех счастливых временах, когда они вместе смеялись и читали друг другу стихи, захваченные ритмами и образами давно ушедших людей, а индейские проводники и охотники толпились и гомонили вокруг.