– Господа, – поднялся британский вице-адмирал Сеймур, – все вы уже знаете, что положение в Пекине критическое…

Адмиралы, соглашаясь, закивали.

– И хотя наши эскадры могут выделить для совместного десанта всего 961 человека, мое мнение осталось неизменным: медлить далее немыслимо.

Представители России и Франции переглянулись.

– Мы не согласны, – покачал головой русский адмирал. – Морского десанта недостаточно. Подождите два-три дня, и мы доставим из Квантуна как минимум еще три-пять тысяч человек – и пехоту, и артиллерию.

Сеймур нервно прикусил губу. Его специально предупредили о необходимости сдерживать усиление русского присутствия в Китае.

– Великобритания ждать не будет, – спрятал он подрагивающие от напряжения руки под стол, – опасность, угрожающая подданным Ее Величества, слишком велика.

– И… когда вы планируете высадку? – еще раз переглянувшись с русским адмиралом, заинтересовался француз.

– Завтра же.

– Что ж, завтра так завтра.

Николай II пригласил министра иностранных дел России графа Муравьева, едва узнал о готовящемся десанте европейских союзников.

– Скажите, граф, – холодно поинтересовался он, – что… эта ситуация в Пекине действительно так серьезна?

– Да, Ваше Величество, – наклонил голову Муравьев.

– И что, эти бунтовщики действительно так опасны?

– Они бы не были так опасны, – вздохнул Муравьев, – если бы их не поддерживала императрица.

– Но ведь именно вы заверяли меня в том, что Цыси воевать ни с Германией, ни с нами не будет, – напомнил Николай, – и я вам доверился.

Муравьев густо покраснел.

– А еще мне Евгений Иванович доложил, что вся наша дорога практически парализована, – продолжил беспощадно тыкать министра в его огрехи царь, – и что среди штатского населения появились жертвы, и что отношения с аборигенами испорчены – хуже некуда.

– Это не только моя вина, Ваше Величество, – пробормотал Муравьев.

– Я понимаю, граф, – кивнул Николай, – за беды всей России в ответе ее самодержец, но ведь и вы до последнего момента были не последней фигурой моего кабинета… Как вам будет спаться, граф, если однажды мы узнаем, что женщины и дети русской миссии в Пекине жестоко убиты?

Министр иностранных дел помрачнел. У него не было ответа на этот вопрос.

– Если дело дойдет до войны с Китаем, – покачал головой самодержец, – готовьте прошение об отставке. Мне не нужны министры, допускающие такие серьезные внешнеполитические просчеты.

Кан Ся составил отчет о потенциальной обороноспособности дипломатических миссий довольно быстро и остался поражен решимостью, с которой попавшие в ловушку варвары готовились умирать. У них не было артиллерии, а все вооружение, по сути, состояло из того, что принес с собой сводный отряд из полутысячи человек. Кроме того, толщина стен была явно недостаточной, да и средств для тушения пожаров определенно было немного – ни инструментов, ни песка, ни достаточного количества воды. И уж хуже всего были защищены итальянское и австрийское посольства.

И тем не менее впадать в панику иноземцы не собирались. Русские бесцеремонно и в считаные дни развалили два десятка прилегающих к посольству китайских домов и выстроили между зданиями миссии и Русско-Китайского банка высоченную, в два человеческих роста, баррикаду. Затем глухой ночью они перенесли из американского посольства несколько завернутых в ткань и тем не менее узнаваемых по очертаниям пулеметов. Но главное, дипломаты все принимали и принимали под свою защиту всех, кто стекался к ним из предместий Пекина, даже бежавших от погромов китайцев-христиан.

Похоже, это имело смысл. К примеру, из китайцев-христиан и состояла главная сила защитников католического храма Бейтан. За несколько дней наблюдений Кан Ся пришел к выводу, что их уже более девяти сотен и что защищаться они будут до последнего бойца.

С этим он и пришел к своему новому начальнику. С поклоном положил отчет на стол, долго смотрел, как тот причмокивает от удовольствия, читая строго и толково составленный документ, и только тогда решился высказать свою позицию.

– Извините, ваше превосходительство, но мне кажется, изгнание европейцев из Пекина не разрешит конфликта…

– А это уже не ваше дело, Кан Ся, – усмехнулся начальник и отдал доклад секретарю. – Отдайте переписать. Восемь экземпляров.

– Просто мне показалось, что если вдруг пострадают женщины и дети иноземцев, нам от этого никакой чести не будет, – поторопился разъяснить свою позицию Кан Ся.

– Я уже сказал вам, Кан Ся, – раздражаясь, осадил его начальник, – это не ваше дело.

– Как прикажете, – склонил голову Кан Ся. Начальник недовольно хмыкнул и постепенно успокоился.

– Когда доклад перепишут, – деловито распорядился он, – отнесете его в Западный храм. Назовете код четыре, три, два, сорок девять и отдадите все восемь экземпляров Учителю кунг-фу Чжан Чунфа. Это понятно?

Кан Ся стиснул зубы – в качестве посыльного его еще не использовали, но… перетерпел.

– Как скажете, ваше превосходительство.

Драгоман-переводчик японской дипломатической миссии Сугияма был единственным, кто покинул ощетинившийся штыками и винтовками дипгородок, чтобы встретить выступивший в Пекин 28 мая 1900 года интернациональный отряд помощи.

Достоверных данных было крайне мало, и японские дипломаты не знали, что Сеймуру пришлось, подчеркивая мирный характер экспедиции, купить билеты для каждого из 2110 солдат. Не знали они, и что, несмотря на купленные билеты, тяньцзинские машинисты категорически отказались везти отряд в столицу Поднебесной и матросы сводного разноязыкого отряда были вынуждены захватить управление обоими поездами. А главное, они не знали, что уже в нескольких верстах от Тяньцзиня, на мосту через реку Пейхо, ихэтуани разобрали пути и отряд прочно застрял вдалеке от столицы.

Но кое-что в дипмиссии было известно. Дипломаты уже предполагали, что японцев по политическим соображениям в отряд Сеймура не допустят. Это было обидно, однако ни законов чести, ни приличий не отменяло. Поэтому Сугияма, как владеющий языками, и был послан, чтобы от имени японской дипмиссии встретить и приветствовать бойцов сводного отряда – кто бы они ни были и когда бы ни пришли.

Сторонясь яростно выкрикивающих в сторону миссий все мыслимые оскорбления ихэтуаней, Сугияма нанял рикшу, заплатил деньги вперед и на хорошем китайском языке объяснил, что ему нужен вокзал. Рикша понятливо кивнул и помчал его по узким тенистым улочкам, но затем все-таки был вынужден вывернуть на центральную дорогу, и его тут же остановили.

Сугияма высунул голову из-под навеса, сразу же успокоился и полез в сумочку за документами. Дорога – вся – была заполнена солдатами имперской армии, и это означало, что ихэтуаням здесь не место.

– О-о! Японец?! – прогремело сверху.

– Да, ваше превосходительство, – поклонился Сугияма и протянул офицеру дипломатический паспорт. – Моя фамилия Сугияма, извольте удостовериться.

– А ну, братья, вытаскивай японца!

Коляску мигом перевернули, и Сугияма упал на мостовую. Поднялся, но тут же был снова сбит с ног, а затем его подхватили и, не обращая внимания на протесты, потащили прочь.

– Что, еще одного поймали?! Давай его сюда!

Сугияма непонимающе оглянулся и с ужасом осознал, что густо перемешанная с бойцами в красных повязках солдатня вовсе не намерена соблюдать международные соглашения.

Его бросили на колени, он встал, его снова бросили, и вот тогда раздался этот голос:

– Тихо! Я сейчас показывать буду! И поставьте его на ноги.

Толпа мгновенно угомонилась, и Сугияму подняли с колен. Он поднял голову и увидел крепкого, рыжего, как самый рыжий европеец, офицера лет сорока. Тот неспешно подошел к драгоману, тщательно, напоказ закатал рукава и встал в боевую стойку.

Толпа замерла.

– Я не буду с вами драться, – решительно произнес Сугияма. – Я – дипломат, и драка невозможна ни с каких позиций.