Эта плита, собственно говоря, самый обыкновенный кусок плоского камня, имела для институток огромное значение. Во все трудные минуты жизни — обижал ли кто девочку, случалось ли с нею какое-нибудь горе или просто хотелось ей просить чего-либо у судьбы — воспитанница считала своим долгом идти помолиться Богу у плиты святой Агнии, причем это паломничество совершалось или рано утром, или поздно вечером и непременно весною, летом или осенью (зимой и сама плита, и последняя аллея засыпались снегом, и туда никто, кроме кошек, не проникал). Готовясь к экзамену математики, единственному «чертежному» экзамену, то есть к такому, на котором работали на досках, девочки позволяли себе некоторую вольность по отношению к таинственной плите. Они приносили кусочки мела из класса и писали на плите задачи и теоремы. Считалось особенно счастливым признаком заполучить к экзамену математики какой-нибудь группе таинственную плиту, так как готовившиеся на ней девочки были уверены в поддержке и покровительстве таинственной монахини. Вот почему, лишь только окончился экзамен «Закона», Вера Дебицкая — «учительница» своей группы — торжественно объявила классу:

— Медамочки, я занимаю "плиту"…

Пояснять, какую плиту, не было надобности, все уже знали, в чем дело, и со следующего же утра девочки отправились готовиться в сад.

Солнце начало клониться к закату. Жара спала. Легкой истомой повеяло в воздухе.

— Линия АВ равняется линии CD… Додошка, не смотри по сторонам… Найди мне гипотенузу в этой фигуре… — звонко говорит Дебицкая и колотит мелком о плиту.

Додошка с грехом пополам отыскивает гипотенузу.

— Покажи катет… — нимало не умилостивившись, приказывает Вера.

Но Додошка ищет катет на небе. Ее голова закинута кверху, а глаза блаженно сияют.

— Mesdames, правда, сегодняшние облака похожи на взбитые сливки? — сладко причмокивая, спрашивает она.

— Даурская, ты глупая обжора и невежда. Ты осрамишь меня, твою учительницу, перед заграничным ассистентом! — выкрикивает Вера и хватается за голову.

— Гм… Гм… Новый ассистент!.. Воображаю, что он подумает о нас, услыша наши ответы!.. — искренне смеется Воронская.

— Плакать надо, а не смеяться. Ведь вы все так плохи, что из рук вон, — негодует Вера.

Елецкая почти ложится на траву у края плиты и, приложив ухо к углу могилы святой Агнии, замирает.

— Ольга, что ты? — спрашивает ее Креолка.

— Тс… Тс… — отвечает Лотос, — я слышу, mesdames, я слышу… Святая Агния предсказывает мне билет…

— Ах, не дури, Елка… Среди белого дня начинаешь галлюцинировать!.. — сказала Сима.

Но Елецкая не обратила внимания на ее слова. Глаза девочки блуждали, а лицо стало неподвижно.

Она лежала в прежней позе, почти касаясь ухом плиты. И вдруг поднялась порывисто и сказала:

— Одиннадцатый билет!.. Святая Агния предсказала мне одиннадцатый!..

— Одержимая! Ну не одержимая ли это, спрашиваю я вас? — расхохоталась Сима. — В какую чепуху верит!

Но девочки, казалось, не разделяли мнение Эльской. Предсказание номеров билетов пришлось им по вкусу.

Теперь место Лотоса заняла Черкешенка и приложила ухо к плите.

Остальные замерли в ожидании.

Но Черкешенке не посчастливилось, как Ольге. Святая Агния никоим образом не пожелала удовлетворить ее желание.

— Додошка, ложись ты, — посоветовала Лида Воронская.

— Ясно, как шоколад, лягу… — Додошка растянулась на траве.

Сначала ее лицо выражало одно только нетерпеливое ожидание. Но прошла минута, другая, третья, и лицо Даурской приняло обычное апатичное выражение.

— Слушай, Вороненок, схвати ее за ногу, — шепнула Эльская на ухо Воронской, — а то она так до ночи проваляется, и мы не успеем выучить ни одного билета.

Лида осторожно придвинулась к лежащей у плиты Додошке и схватила ее за ступню.

— А-а-а-а!!! — неистово взвизгнула Даурская и мгновенно очутилась на ногах.

— Святая Агния меня хватает!.. Помогите!.. Караул!.. — И она опрометью кинулась по аллее. За ней, не говоря ни слова, взбудораженной, испуганной стаей бросились бежать остальные.

— Ой!.. Ой!.. Ой!.. Монахиня бежит за нами!.. За ногу хватает!.. Помогите!.. Помогите! — неслись отчаянные крики.

Лида и Эльская остались вдвоем у роковой плиты. Девочки долго смотрели вслед подругам, потом взглянули друг на друга и весело рассмеялись.

На следующее утро был назначен экзамен математики.

Ровно в 10 часов раскрылись настежь коридорные двери. Одетые в чистые передники, пелеринки и «манжи», выпускные чинно, по парам, вошли в актовую залу.

Тот же зеленый стол, те же расставленные полукругом стулья, те же кресла, предназначенные для экзаменаторов, как и на Законе Божием. Ничего нового, если не считать с полдюжины черных аспидных досок, размещенных по обе стороны экзаменаторского стола.

При взгляде на черные доски сжалось не одно юное сердечко. Через полчаса они покроются цифрами, задачами, линиями, теоремами, и девочки, нервно постукивая мелками, будут выкладывать о равенстве линий и углов.

— Интересно знать, молод или стар этот заграничный ученый, ассистент Аполлона Бельведерского, — послышался голос Креолки, и она "на всякий случай" поправила кудельки на лбу.

— Пожалуйста, не старайся, — поймав ее движение, сказала Сима, — он, этот неизвестный, стар, как вечность, и безобразен, как Квазимодо, а зол он, должно быть, медамочки, как сорок тысяч братьев злы быть не могут.

— Silence, Elsky!.. (Молчать, Эльская!)

И m-lle Эллис, толстенькая, кругленькая, запыхавшаяся, с малиновыми от волнения щеками, метнулась к Симе.

В отдаленном углу залы Лотос вдохновенно поверяла собравшимся вокруг нее девочкам:

— Я слышала одиннадцать подземных ударов… Одиннадцать, один за другим. Это значит, что святая Агния предсказала мне одиннадцатый билет… И его я знаю отлично…

— Смотри не ошибись, Елочка, как бы не случилось иначе! — заметила Воронская. — Может быть, это означало…

— Экзаменаторы идут. И «маманя» на горизонте! — крикнула Малявка, дежурившая у входной двери в зал.

Шумным роем вспорхнули девочки и, толкая друг друга, устремились к своим местам, спешно поправляя на ходу завернувшиеся передники и сползшие набок пелеринки.

— Экзаменаторы идут!

Крылатая фраза облетела зал в одну секунду. В следующую же — экзаменующиеся уже чинно стояли у своих мест.

У крайнего стула стояла Воронская. Обычно веселая, не унывающая в самые трудные минуты жизни, девочка теперь была серьезна. Дело в том, что Лида, способная, восприимчивая к ученью, одаренная богатой памятью, была окончательно бездарна в отношении одной науки. Эта наука была математика. С математикой у Воронской с самого начала учения была непримиримая вражда. Математика невзлюбила Лиду, Лида ненавидела математику. Девочка путалась и терялась в решении задач, при доказательстве теорем и алгебраических уравнений. И одна из лучших учениц по классу, Лида по математике считалась едва ли не последней. Вера Дебицкая, зная это, великодушно приняла Лиду в число своих учениц, занимаясь с нею особо от «группы». Но, несмотря на эти занятия, несмотря на все старание Веры, злополучная математика все-таки не давалась Лиде. Цифры, буквы, линии, окружности, все это мешалось в голове Воронской, получалась каша. С трудом выучив десять первых билетов, Лида успокоилась немного в последний день подготовки.

"Куда ни шло… вывезет кривая…"

И до самого утра экзамена она чувствовала себя сносно.

"Бог не выдаст — свинья не съест. Вытащу из первых билетов, и дело в шляпе", — бесшабашно думала до решительного дня Лида, но теперь смутный страх заползал в душу.

"А что если вытащу билет после десятого? — сомневалась Лида. — Ведь всех билетов сорок, и весьма может статься, что мне достанется один из последующих…