– Но, доктор Астрон, я не хотела…

– Мадам простит меня, но, если я не ошибаюсь, она не согласна с моим обычным гонораром?… Я ошибся? Ну, тогда все в порядке. А теперь скажите мне день и час вашего рождения.

Клиентка что-то невнятно пробормотала, и я подумал, как нелегко, должно быть, Астрону с женщинами, которые всегда скрывают свой возраст.

– Итак… Венера в расположении Марса… Гороскоп Меркурия…

– Это что такое? – В резком голосе дамы прозвучала подозрительность. – Я тоже немного разбираюсь в Великом искусстве предсказания, но никогда не слыхала, чтобы…

– Мадам должна понять, что лунная обсерватория делает возможными такие вещи, о которых, разумеется, еще никто не слышал. Наблюдения, проводимые на Луне, позволяют поднять Великое искусство до таких высот, о которых немыслимо было даже мечтать раньше, когда наблюдения велись через толщу загрязненной земной атмосферы.

– О… о… конечно, я слышала об этом. Пожалуйста, доктор Астрон, продолжайте. Смогу ли я взглянуть в гороскоп на мои планеты?

– Разумеется, мадам, только попозже. Итак… Меркурий… планета раздора и интриг, но если она в расположении Юпитера, приносящего счастье…

«Чтение» продолжалось, вероятно, с полчаса, потом были еще два сеанса, и наконец наступила тишина. Я задремал, как вдруг меня окликнули. Астрон опять отодвинул стол, и в прямоугольном отверстии люка показалась его голова.

– Поднимайтесь. В ближайшие двенадцать часов вам не грозит никакая опасность.

Я выбрался наверх и заметил, что купол обсерватории потемнел.

– Вы – Гроуби? – спросил он.

– Да, – ответил я. Ни один мускул не дрогнул на моем лице.

– Сведения о вас мы получили с борта «Рикардо», от курьера. Бог знает, какова цель вашего приезда. Но это не моего ума дело. – Я заметил, что он держит руку в кармане. – Вы появились на плантациях «Хлорелла», вы – прирожденный работник рекламы, вас переводят в Нью-Йорк и случайно или преднамеренно, не знаю, похищают у музея «Метрополитен»; вы убиваете девушку и исчезаете… А теперь вы на Луне. Кто знает, для чего вы здесь. Ну, в этом разберутся другие. Сюда скоро придет один из членов центра нашей организации, чтобы проверить вас. Вы хотели бы что-нибудь сказать? Ну, например, сознаться, что вы агент-провокатор или подвержены маниакально-депрессивному психозу?

Я промолчал.

– Хорошо, – сказал он. Где-то хлопнула дверь. – Это, наверное, она.

В обсерваторию вошла Кэти.

– Митч! – воскликнула она, не веря своим глазам. – Боже мой, Митч! – Кэти засмеялась каким-то истерическим смехом. – Этого ты не ожидал, правда? Так ты не остался на льду?

Астролог вытащил из кармана револьвер.

– Не прикажете ли?…

– Нет, Уоррен. Все в порядке. Я его знаю. Пожалуйста, оставьте нас одних.

Он вышел. Кэти, вся дрожа, упала в кресло. Я же не мог сдвинуться с места. Моя жена – важная шишка у «консов». А я-то воображал, что знаю ее. Как же я ошибался! Она постоянно лгала мне, а я этого даже не подозревал.

– Ты, кажется, ничего не собираешься мне объяснить? – произнес я наконец. Кэти, по-видимому, уже овладела собой.

– Ты удивлен? Звезда рекламы якшался с «консисткой»? Боишься, что это всплывет на поверхность и отразится на твоей карьере? – Когда я посмотрел на нее, ее деланная насмешливая улыбка тут же исчезла.

– Проклятье! – не выдержала она. – Когда я взялась за ум, мне от тебя нужно было только одно – чтобы ты исчез и никогда больше не появлялся мне на глаза. Какую же ошибку я совершила, помешав Таунтону убить тебя!

– Значит, это по твоей указке Ренстед подсунул меня вербовщикам?

– Бездарная работа! Но ради Бога, скажи, что ты здесь делаешь? Что означают твои дикие выходки? Почему ты не можешь оставить меня в покое? – Она уже кричала.

Кэти – «конс». Ренстед – «конс». Они сами решают, что лучше для бедняги Митча, и, не задумываясь, действуют. Таунтон тоже лезет решать мою судьбу. Двигают меня, как пешку, по шахматной доске.

– Шахматная королева, – отчеканил я и, подойдя к Кэти, вдруг залепил ей пощечину. Настороженность в ее взгляде исчезла, теперь в нем было просто удивление.

– Ну-ка, зови сюда этого, который вышел.

– Митч! Что ты собираешься делать? – Теперь она больше походила на прежнюю Кэти.

– Я сказал тебе, зови его.

– Ты не смеешь мне приказывать…

– Эй, ты! – заорал я. – Чертов колдун!

Он вбежал в комнату и наткнулся на мой кулак. Удар сбил его с ног. Когда я начал обыскивать его, Кэти, как дикая кошка, бросилась на меня сзади. Я извлек из кармана астролога револьвер и оттолкнул Кэти – она упала и с удивлением смотрела на меня, потирая ушибленное бедро.

– А ты, однако… большой мерзавец, – удивленно произнесла она.

– Тут станешь кем угодно, – согласился я. – Шокен знает, что ты на Луне?

– Нет, – она потерла большой палец об указательный.

– Опять лжешь.

– Мой маленький правдолюб, – издевательски протянула она. – Мой маленький рекламный чародей и пожиратель огня…

– Советую разговаривать повежливей, не то получишь вот этой штукой по физиономии.

– Боже мой, ты действительно на это способен. – Она прикрыла лицо рукой, с опаской поглядывая на револьвер.

– Рад, что ты это поняла. Еще раз спрашиваю – Фаулер Шокен знает, что ты на Луне?

– Как сказать, – она продолжала коситься на револьвер. – Он действительно посоветовал мне совершить эту поездку, чтобы забыть о тяжелой утрате.

– Позвони ему и пригласи сюда.

Она не ответила и даже не пошевельнулась.

– Слушай, – разозлился я. – Это говорит Гроуби. Тот самый Гроуби, в которого стреляли, на которого бросались с ножом, которого обворовывали и похищали. У него в мире был один-единственный друг, и того отравили на его глазах несколько часов назад. С ним пыталась позабавиться садистка, которая неплохо знала анатомию. Он убил ее и не жалеет об этом. Он попал в лапы к «Хлорелле», да так, что ему не выбраться оттуда. Его обвиняют в убийстве и саботаже. Женщина, которую он считал своей любимой, – лгунья, фанатичка и дрянь. Гроуби терять нечего. Могу выйти на улицу, отдать себя в руки полиции и рассказать все, что знаю. Они не поверят мне, но все же займутся расследованием. Рано или поздно, но подтверждение они получат. Пусть в это время я уже буду казнен. Это не имеет значения. Мне терять нечего.

– А что ты от этого выиграешь? – спокойно спросила она.

– Хватит упрямиться. Звони Шокену.

– Только после того, как сделаю еще одну попытку, Митч. Одно твое слово особенно больно задело меня. Ты назвал меня «фанатичкой». Да, я уговорила Ренстеда подсунуть тебя вербовщикам. Во-первых, потому что хотела спрятать тебя подальше от наемных убийц Таунтона. А во-вторых, хотела, чтобы ты узнал жизнь простого человека. Я думала… Не знаю, что я думала… Считала, что ты увидишь, сколько вокруг несправедливости. Это трудно заметить, живя среди избранных. Легче увидеть снизу, на дне жизни. Я думала, что потом, когда ты вернешься, мы с тобой найдем общий язык и будем работать вместе ради единственной настоящей цели. Но этого не получилось. О, все это твой проклятый ум, такой блестящий и такой извращенный! Сейчас тебе хочется только одного – снова попасть в число избранных, есть, пить и спать лучше других. Как жаль, что ты не фанатик, а все тот же прежний Митч. Ну вот, я сделала еще одну попытку.

А теперь можешь поступить так, как считаешь нужным. Не беспокойся, что этим причинишь мне горе. Хуже не будет, чем тогда, когда мы ночи напролет кричали друг на друга. Или когда я уходила по заданиям «консов» и не могла тебе об этом сказать, хотя и видела, как ты ревнуешь. Или когда отправила тебя на плантации «Хлореллы», надеясь превратить работника рекламы в нормального человека. Или когда, любя тебя, не могла полностью принадлежать тебе, потому что между нами лежала тайна. Мне было очень больно. И удар револьвером – ничто по сравнению с этой болью.

Наступила пауза, которая, казалось, длилась вечность.