Вот только Джеймсом Финчамом я не был.

2

Давно уже я привык укладываться рано.

Марсель Пруст

Добравшись до своей квартиры, я исполнил привычный ритуал с автоответчиком. Два бессмысленных писка; один не туда попавший; звонок от друга, прервавшийся на первом же предложении, и, наконец, три звонка от людей, которых я вовсе не хотел слышать, но которым придется теперь перезванивать.

Господи, до чего ж я ненавижу эту хреновину!

Усевшись за письменный стол, я принялся просматривать накопившуюся за день почту. Конверты со счетами я по привычке зашвырнул в сторону корзины, но затем вспомнил, что накануне перенес корзину на кухню, и раздраженно запихал остатки корреспонденции в ящик стола, поставив крест на идее, будто заведенный некогда распорядок поможет разобраться с тем, что творится у меня в голове.

Для громкой музыки было поздновато, так что оставалось лишь одно развлечение – виски. Достав бутылку «Знаменитой куропатки» и стакан, я плеснул себе на два пальца и поплелся на кухню. Разбавив виски водой ровно настолько, чтобы куропатка из «знаменитой» стала «едва знакомой», я вооружился диктофоном и устроился за кухонным столом. Кто-то однажды сказал мне, что размышления вслух помогают сделать многие вещи прозрачнее. Помню, я уточнил тогда: «Даже нерафинированное масло?» – но мне ответили, что, мол, нет, с маслом это не прокатит, но зато получится со всем остальным, что тревожит душу.

Я заправил аппарат пленкой и, щелкнув выключателем, приступил к делу.

– Dramatis personae.[1] Александр Вульф: отец Сары Вульф, владелец изящного георгианского особняка на Лайалл-стрит, Белгравия, наниматель слепых и ужасно мстительных дизайнеров по интерьерам, председатель совета директоров и исполнительный директор компании «Гейн Паркер». Неизвестный мужчина: белый, американец или канадец, за сорок. Райнер: крупный, свирепый, госпитализированный. Томас Лэнг: тридцать шесть лет, квартира «Д», дом 42 по Уэстбурн-Клоуз, в прошлом офицер Шотландского гвардейского полка, с почетом вышедший в отставку в звании капитана. Теперь – факты, в той степени, до которой они нам известны на данный момент.

Сам не знаю, почему это магнитофоны всегда вынуждают меня говорить в подобном стиле, но так уж получается.

– Неизвестный пытается заручиться согласием Т. Лэнга на выполнение заказа, предполагающего совершение противоправных действий в отношении А. Вульфа с целью убийства последнего. Лэнг отклоняет предложение на том основании, что является милым человеком. Принципиальным. Порядочным. То есть настоящим джентльменом.

Я отхлебнул виски и посмотрел на диктофон: интересно, доведется ли кому-нибудь когда-нибудь прослушать запись данного монолога? Купить диктофон мне посоветовал один бухгалтер, уверявший, что это необычайно практичная вещь, так как можно списать его стоимость с налогов. Но поскольку налогов я не платил, в диктофоне абсолютно не нуждался, а на советы бухгалтера мне вообще было глубоко плевать, машинку эту я считал одним из наименее практичных своих приобретений.

Ладно, поехали дальше.

– Лэнг отправляется в дом Вульфа с намерением предупредить последнего о возможной попытке покушения на его жизнь. Вульфа дома не оказывается. Лэнг решает навести кое-какие справки.

Я сделал небольшой перерыв, постепенно переросший в перерыв довольно продолжительный. Отхлебнув еще виски, я отложил диктофон и погрузился в раздумья.

Единственной справкой, которую мне удалось тогда навести, оказалось слово «что». Да и то, не успело оно сорваться с моих губ, как Райнер треснул меня стулом. А больше я, если разобраться, ничего и не сделал – ну разве что избил человека до полусмерти и ушел, сожалея, причем довольно искренне, что не довел дело до конца.

Ну и кому ж захочется сохранять такое на магнитной ленте? Только если точно знать, что делаешь. Удивительно, но именно этого-то я как раз и не знал.

Зато я знал достаточно, чтобы вычислить Райнера. Не стану утверждать, что он следил за мной, но вообще-то память на лица у меня хорошая – что с лихвой компенсирует крайне жалкую память на имена, – а уж такую рожу, как у Райнера, запомнить совсем несложно. Аэропорт Хитроу, пивная с каким-то девонширским гербом на Кингз-роуд, вход в метро на Лестер-сквер – этих пересечений хватило даже для такого идиота, как я.

Меня не покидало чувство, что рано или поздно, но мы обязательно должны были встретиться, а потому я решил заранее подготовиться к этому скорбному событию: посетил магазин «Блиц Электроникс» на Тоттнем-роуд, где и выложил аж два восемьдесят за кусок толстого электрического кабеля. Гибкий и увесистый, так что дойди дело до стычки с бандитами и разбойниками – лучше любой дубинки, нашпигованной свинцом. Правда, если кабель лежит нераспакованным в ящике буфета, пользы от него маловато. В этом случае эффективность его практически равна нулю.

Что же до неизвестного белого мужчины, предлагавшего мне заказ на убийство, то я, скажем так, не питал особых надежд когда-нибудь в будущем его отследить. Две недели назад я побывал в Амстердаме – сопровождал одного манчестерского букмекера, которому отчаянно хотелось думать, будто его повсюду преследуют толпы злобных врагов. И меня он, судя по всему, нанял исключительно для того, чтобы поддержать эту свою иллюзию. В общем, я открывал перед ним дверцы автомобилей, проверял окна и крыши на предмет наличия снайперов, заранее зная, что никого там нет и быть не может, и все сорок восемь утомительных часов таскался за ним по ночным клубам, наблюдая, как тот швыряется деньгами налево и направо – куда угодно, но только не в мою сторону. Когда же он наконец выбился из сил, мне больше ничего не оставалось, как завалиться на гостиничную кровать и настроить телик на эротический канал. Вот тут-то и раздался телефонный звонок – помню, как раз шла весьма пикантная сценка – и незнакомый мужской голос предложил встретиться в баре внизу и выпить по стаканчику.

Я убедился, что мой букмекер благополучно упакован под одеяло на пару с уютной, тепленькой шлюшкой, и отправился вниз – в надежде сэкономить сороковник, хлопнув стаканчик-другой за счет какого-нибудь очередного бывшего сослуживца.

Но, как оказалось, телефонный голос принадлежал некоему низенькому толстячку в дорогом костюме, с которым я определенно не был до этого знаком. И собственно говоря, особо-то не стремился знакомиться – до тех пор, пока он не полез в карман пиджака и не вытащил оттуда рулончик банковских купюр толщиной с мою ляжку.

Американских банковских купюр. Принимаемых к обмену на товары и услуги в тысячах и тысячах розничных магазинов по всему миру. Он выложил передо мной стодолларовую банкноту и следующие пять секунд казался мне довольно славным малым, но затем, практически моментально, моя любовь к нему угасла.

Он дал небольшую «вводную» на некоего Вульфа – где тот живет, чем занимается, почему занимается именно этим и сколько со всего этого имеет, – а затем сказал, что у банкноты на столе есть еще тысяча таких же маленьких симпатичных подружек, которые с удовольствием перейдут в мое владение, если с жизнью Вульфа будет аккуратно покончено.

Мне пришлось подождать, пока наш уголок бара не опустеет, но я прекрасно знал, что это не займет много времени. При тех ценах, что они дерут за спиртное, на всем белом свете, вероятно, найдется не более двух десятков людей, кто может позволить себе опрокинуть там по второй.

И когда бар опустел, я наклонился к толстячку и произнес речь. Хотя речь моя и была довольно скучной, он очень внимательно выслушал все до конца. Наверное, потому, что одновременно я довольно крепко сжимал под столом его мошонку. Я пояснил, что за человек сидит сейчас перед ним, какую ошибку он только что совершил и что именно он может подтереть своими банкнотами. После чего мы благополучно расстались.

вернуться

1

Участники представления (лат.). – Здесь и далее примеч. ред.