В конце концов, взгляды на немедленный встречно-лобовой контрблицкриг были развиты вплоть до тезиса о необходимости нанесения превентивных ударов в тех же целях и, что особенно поразительно, при невесть откуда взявшемся гипертрофированном приоритете именно встречного боя между двумя хорошо вооруженными армиями (как увидим из дальнейшего, не на уровне армий как высших воинских соединений, а фактически, по сути-то, на уровне армий как основополагающих силовых «институтов» государств, т. е. проще говоря, на уровне и в масштабах всех Вооруженных сил)[384].
Жигур же призывал к пересмотру военных планов наступательных операций именно начального периода войны, причем с учетом именно результатов военных учений и игр, проведенных Тухачевским, поскольку результаты именно этих учений показали, что «группы вторжения не в состоянии выполнить тех задач, которые на них возлагались на первом стратегическом этапе борьбы. Они были слишком малы по своему составу и нацеливались на действия по изолированным направлениям, что могло привести к их последовательному разгрому. Вместо групп намечалось вначале создание армий вторжения или ударных армий, затем выполнение задач армий призвано было необходимым возложить на весь Первый стратегический эшелон Вооруженных сил»[385].
По сути дела Жигур призывал к пересмотру данных взглядов именно в связи со сталь печальными итогами учений и игр.
Я. М. Жигур не мог не отдавать себе отчета в том, что он пишет еще и как лицо, непосредственно причастное к зарождению истоков формирования таких взглядов в советском генералитете того времени. Очевидно, этим и объясняется прилипший к его докладным ярлык «донос» — мол, сам же был причастен, и вдруг так остро жалуется на самый верх! Да еще на маршалов! По-видимому, это и стало причиной того, почему Жигура «сдали» Лубянке в том же 1937 г. в рамках разоблачения все того же заговора Тухачевского, причем «сдали» явно без ведома Сталина, ибо он обычно выводил из-под удара НКВД людей, которые обращались к нему по серьезным и крупным вопросом, чему есть немалое количество свидетельств…
Прошло несколько лет, и ранним утром 22 июня 1941 г., в поразительном соответствии со всеми этими «сценариями» и с исторически беспрецедентной мощью громыхнула невиданная дотоле трагедия, боль от которой не проходит и поныне!
Причем в столь коллапсовых формах, что к началу битвы под Москвой в действующей армии осталось всего 7 — 8% от первоначальной (на 22 июня) численности собственно группировки РККА на западных границах! О гигантских потерях территорий вместе с населением и экономическим потенциалом, а также оружия, боевой техники и материально-технических запасов и говорить-то не приходится!
По самое главное в том, что трагедия громыхнула также и при полном совпадении с реальностью многих важнейших стратегических деталей каждого из вышеуказанных «сценариев» катастрофы.
Причем особое значение имеет на редкость поразительно совпадающее пренебрежение и Тухачевского, и Генштаба с НКО накануне войны к Белорусскому направлению, или, на языке Генштаба, к западному направлению, сверхмолниеносный прорыв гитлерюг на котором (и на колоссальную же глубину) в целом и обусловил тяжелейшее поражение нашей армии в первые полгода войны.
В изложенном следствию в 1937 г. плане поражения СССР в уже тогда отчетливо надвигавшейся войне Тухачевский показал, что он считает совершенно фантастическим для агрессивных планов Гитлера избрание именно Белорусского направления как направления главного удара вермахта, причем, что особенно вызывает оторопь, на том основании, что фантастическим, по мнению «стратега», являлся бы тот случай, при котором Гитлер поставил бы перед собой задачу полного разгрома СССР с походом на Москву![386] И это «гениальный стратег»?!
Едва ли возможно хоть как-то понять такую, с позволения сказать, «логику» «невинной жертвы сталинизма». Ведь со времен еще первого издания «Майн Кампф» Гитлер только и знал, что твердил в первую очередь именно об этом, и не знать этого Тухачевский не мог. Да и вообще, подобный маршрут агрессии с Запада исторически стал «традиционным», чего Тухачевский также не мог не знать. Если хоть на мгновение допустить, что он этого не знал, тогда следует признать, что «стратег» был инопланетянином, ибо только им подобное неведомо!
О том, что же столь конкретно стратегически «скривило мозги» якобы «гениального стратега» — речь еще впереди. Но вот о том, каков же прямой вывод следует из заявления обладавшего явно невыпрямляемым «кривым умом» «стратега», скажем сразу: из того беспрецедентно неадекватного и фактам, и истории, и даже самой логике многовекового противоборства по оси Запад-Россия заявления Тухачевского прямо вытекало отсутствие необходимости планирования стратегической оборонительной операции прежде всего на Белорусском направлении!
И это при том, что и так вся тогдашняя система взглядов на оборону СССР в случае необходимости отражения агрессии сводилась к тезису о немедленном встречно-лобовом контрнаступлении! Да к тому же при допущении целесообразности нанесения превентивного удара по противнику до начала войны с его стороны, проще говоря, при допущении целесообразности для СССР выступить в роли агрессора! И все это, подчеркиваю, было сдобрено изрядной порцией невесть на каком основании провозглашенного Тухачевским гипертрофированного приоритета встречного боя между двумя хорошо вооруженными армиями.
Но с какой такой стати столь выразительно, по Тухачевскому, перед войной вдруг «окривел» умом наш Генштаб с Наркоматом обороны, если такой способ действий, как стратегическая оборонительная операция, для Западного округа (фронта), т. е. в полосе Белорусского направления, и вовсе не предполагался? Как, впрочем, и во всей линии западной границы?[387] И почему это должно было произойти при абсолютно идентичных по смыслу и духу разведывательно-информационных фонах?
Дело в том, что в начале 1937 г., как указывалось выше, в Москву по каналам разведки НКВД поступили данные о состоявшемся на рубеже 1936 — 1937 гг. совещании высшего военно-политического руководства нацистской Германии по итогам крупномасштабных стратегических игр на картах, в ходе которых обсуждались планы восточного похода вермахта. Тогда совещание пришло к выводу, что «никакого точного решения относительно восточной кампании не будет найдено, пока не будет разрешен вопрос о создании базы для операций в самой Восточной Польше». Помимо того, что «базы в Восточной Польше»— это прежде всего базы на территории незаконно аннексированной Польшей еще в 1920 г. Западной Белоруссии, сама постановка вопроса о них прежде всего означала, что высшее военно-политическое руководство Германии и командование вермахте связывает успех «восточного похода» (т. е. против СССР) именно с возможностью обеспечения условий для успешных действий в первую очередь на Белорусском направлении!
Как первый заместитель наркома обороны Тухачевский знал об этой информации, не говоря уже о том, что о ней знал и тогдашний глава Генштаба маршал А. И. Егоров, давний единомышленник «стратега». Тем не менее, угодив на лубянские нары, Тухачевский ничтоже сумняшеся назвал Белорусское направление фантастическим для агрессивных планов Гитлера!
Спустя четыре года ситуация «странным» образом регальванизировалась. При наличии более чем убедительных разведданных о том, что командование вермахта планирует осуществить нападение тремя группировками на трех главных направлениях, из которых центральное, т. е. Белорусское, само по себе выделялось своим исключительно особым политическим значением, ибо в самом смысле этого направления — Минск — Смоленск — Москва — всегда больше политики, нежели даже каких-то сугубо военных решений (кстати, как увидим из дальнейшего, гитлерюгам было точно известно о том, что Жуков не менее точно знает об их плане), при наличии письменно выраженных опасений советского стратегического руководства (т. е. Сталина) именно же по поводу опасностей, которым могут подвергнуться наши войска как раз на Белорусском направлении (это было отмечено в итогах январских 1941 г. игр на картах), высшее военное руководство, т. е. дуумвират Тимошенко — Жуков, вдруг выразительно, по Тухачевскому, так «окривел умом», что значение обязанного оборонять Белоруссию ЗапОВО свел до состояния второразрядного! И что самое поразительное, именно в тех конкретных нюансах, по поводу которых и были высказаны в письменной форме опасения.
384
Записка Тухачевского Ворошилову, 20 ноября 1933 г. // РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 400. Л. 137 — 139.
385
Откровенно говоря, планирование операций вторжения не было «прерогативой» Тухачевского или СССР в целом. В те времена это было всеобщее поветрие — абсолютно аналогичные идеи не только циркулировали в генеральских умах многих государств мира, по и находили свое письменное отражение в документах соответствующих Генеральных штабов, а также практическое воплощение в военных маневрах того периода. Кому-то они грезились победоносными, кто-то ими едва ли не начисто подменял оборонительное планирование, но всех до оторопи отрезвила жестокая Вторая мировая война… (См. Егоров А. И. Тактика и оперативное искусство РККА на новом этапе // ВИЖ. 1963. N. 10. С. 30 — 39.).
386
Сойма В. М. Запрещенный Сталин. М., 2005. С. 162.
387
Об этом весьма выразительно поведал Гареев М. А в своем труде «Неоднозначные страницы войны». (очерки о проблемных вопросах Великой Отечественной войны) М., 1995 С. 125— 126.