Хуже того. Как уже отмечалось в первой главе I раздела, в течение нескольких часов 21 июня, а по словам тогдашнего наркома ВМФ Кузнецова выходит, что и вовсе 7 часов кряду оба военачальника — Тимошенко и Жуков — не могли «родить» всего-то полстраничную Директиву № 1! И даже когда дело дошло до Директивы № 2, то «муки творчества» так одолели органическую ненависть Жукова к штабной работе, что они оставили неизгладимый след еще в ее черновике, в чем можно убедиться, взглянув на фотокопию этого черновика.

Попробуйте понять, что вообще тогда происходило в высшем командном звене РККА?..

Так что, с какой стороны ни возьми, но трагедия 22 июня 1941 г, никак не могла быть связана и действительно не была связана с каким бы то ни было принципиальным просчетом Сталина. Их попросту не было, во всяком случае всех тех, которые явно не от великого ума, но всего лишь из-за одного факта, что Сталин был всемогущим главой партии и государства, пытаются инкриминировать ему.

Уникальный для России случай, когда на извечный для нее Вопрос: «кто виноват?» — мгновенно находится не менее уникальный — своей тупостью — ответ: Сталин!

Да, Сталин был всемогущ, но явно не о семи головах, чтобы отслеживать буквально каждое действие генералитета и уж тем более непрерывно вникать в суть того, что они творили, — не обязан он был столь своеобразно подменять собой целый Наркомат обороны во главе с маршалом и целый Генеральный штаб во главе с генералом армии, да еще и в мирное время, ибо других забот хватало выше кремлевских звезд!

Даже сейчас, когда в тиши кабинета есть возможность с высоты шести с лишним десятилетий и при наличии громадного количества данных осмыслить тогдашние события, нелегко уловить ту грань, когда, как и почему бравый дуэт Тимошенко — Жуков негласно перешагнул Рубикон, за которым началась реальная, но, подчеркиваю, именно же негласная и незаконная подмена и основополагающего принципа обороны, и самой сути замысла официально действовавшею плана отражения агрессии.

Тем более это было сложно сделать тогда — ведь и по официальному плану предусматривалось контрнаступление и также с рекомендацией осуществить оное с Юго-Западного направления, как направления главного удара, что было подтверждено не только результатами знаменитых игр на картах в начале января 1941 г., но и даже в тех же словах, коими оперировал мудрый Б. М. Шапошников в самом плане. В заключение по итогам игр говорится: «Развертывание главных сил Красной Армии на Западе с группировкой главных сил против Восточной Пруссии и на Варшавском направлении вызывает серьезные опасения в том, что борьба на этом фронте может привести к затяжным боям»[529].

…Необходимо отметить одну «хитрость», скорее, «хитрованность» этого вывода: для контрнаступления в строгом соответствии с замыслом Шапошникова — вывод верный, однако с точки зрения обороны или хотя бы прикрытия методом немедленного встречно-лобового контрблицкрига такой вывод вступал в резкое противоречие с положениями утвержденного Правительством плана Шапошникова.

Мудрый Борис Михайлович специально поставил задачу прочного прикрытия активной обороной Минского направления (в контрнаступательном варианте оно и есть Варшавское направление) сразу двум округам — ЗапОВО и ПриОВО.

В выводах же по итогам этих игр это обстоятельство странным образом было похерено, не говоря уж о том, что по сути дела были проигнорированы письменно изложенные в отчете об играх опасения советского стратегического руководства в отношении угроз ударов гитлерюг из района Сувалки и Бреста в направлении Барановичи (далее, как известно, Минск — Смоленск — Москва). Выше об этом уже говорилось.

Парадоксально, но факт, что вопреки уже тогда ясно осознававшейся угрозе именно такого разворота событий (а оно ведь так и получилось), дуумвират Тимошенко — Жуков именно на этих направлениях обратно пропорционально угрозе раздвоил силы ЗапОВО и в результате случилась зеркальная копия того, что задумали и сделали гитлерюги. Печальный итог известен…

Здесь важно иметь в виду, что это же было зафиксировано и в «гениальном плане» от 15 мая 1941 г.

Попробуй разберись в той астрономических гигантской массе ежедневно наваливавшихся на Сталина дел, когда и почему только что указанный и на начало января 1941 г. еще более или менее укладывавшийся в суть замысла официального плана отражения агрессии вывод о наиболее целесообразном направлении главного удара будущего контрнаступления после сдерживания и отражения первого удара, как то и предусматривалось «Соображениями…» от 18 сентября 1940 г., трансформировался в вывод о направлении главного удара для немедленного встречно-лобового контрнаступления в формате одноименного контрблицкрига, не говоря уже о самой подмене официального замысла, когда «технология» отражения агрессии из цепи логически взаимосвязанных действий — т. е. сначала сдерживание и отражение первого удара «активной обороной» в сочетании с активными действиями по сковыванию сил противника, а лишь потом, по сосредоточении основных сил, переход в решительное контрнаступление — превратилась в негласную, жесткую ориентацию на отражение агрессии «стратегическими (фронтовыми) наступательными операциями, т. е. в «технологию» немедленного встречно-лобового контрблицкрига?!

Эта ориентация была до того жесткой, что, подчеркиваю это вновь, поголовно все западные приграничные военные округа и входившие в их состав соединения только и знали, что отрабатывали эти операции на всевозможных учениях и играх! И лишь за пару-тройку недель до агрессии, как с печи свалившись, спохватились и провели какие-то маловразумительные учения оборонительного характера (удержите, пожалуйста, этот факт в памяти — вскоре пригодится).

Разобраться, подчеркиваю, очень трудно, особенно если учесть, что системы подготовки войск в обоих случаях практически едва ли различимы, и только на уровне тонких нюансов можно уловить факт всеобъемлющей подмены и негласной переориентации.

Не случайно, что только в наше время военным специалистам наконец представилась возможность установить факт «стирания грани между боевыми действиями по прикрытию и первыми операциями» начального периода, о чем уже говорилось на предыдущих страницах этого раздела.

А произойти это могло только в одном случае — в случае, когда в основу всех осуществлявшихся в последние пять месяцев перед войной мероприятий по подготовке к отражению агрессии легла выдвинутая Тухачевским концепция пограничных сражений!

Потому что из всех крутившихся на орбитах тогдашнего советского военного мышления теорий и концепций только концепции пограничных сравнений Тухачевского и было присуще полное стирание грани между боевыми действиями по прикрытию и первыми операциями начального периода войны.

Потому как стратегическая суть этой концепции, особенно в ее финальном варианте, в том и заключалась, что все сводилось к жесткой нацеленности Пepвого стратегического эшелона на осуществление немедленного встречно-лобового контрнаступления в формате одноименного контрблицкрига! Именно в его концепции прикрытие мыслилось как раз операциями начального периода, т. е. если коротко — прикрытие должно было осуществляться вторжением (в формате контрблицкрига) на территорию противника. Естественно, никакого места для каких бы то ни было граней не остается — они стерты самой сутью концепции!

И вовсе не случайно, что даже последний нормальный министр обороны СССР, Маршал Советского Союза Д. Т. Язов с маршальской прямотой рубанул, как отрезал: «В основе подготовки начальных операций лежала идея мощного ответного удара с последующим переходом в решительное наступление по всему фронту. Этому замыслу была подчинена и вся система стратегического развертывания Вооруженных сил. Ведение стратегической обороны и другие варианты действий практически не отрабатывались»[530].