БЛАНШ. Отправились прогуляться с мистером и миссис Хаббел.

МИТЧ. А куда?

БЛАНШ. В кино, кажется, — на последний сеанс.

МИТЧ. Надо бы нам как-нибудь выбраться всем вместе.

БЛАНШ. Нет. Ничего хорошего не вышло бы.

МИТЧ. Почему же?

БЛАНШ. Вы давно дружите со Стэнли?

МИТЧ. Мы однополчане, из двести сорок первого.

БЛАНШ. И с вами он, конечно, говорит, что думает?

МИТЧ. А как же.

БЛАНШ. А про меня он вам говорил что-нибудь?

МИТЧ. Да почти нет.

БЛАНШ. По вашей сдержанности ясно, что разговор все-таки был.

МИТЧ. Ну, сказал что-то, особенно не распространяясь.

БЛАНШ. Но что? Каким тоном это было сказано?

МИТЧ. А зачем вам, почему вы спрашиваете?

БЛАНШ. Ну…

МИТЧ. Вы что с ним — на ножах?

БЛАНШ. Что вы хотите сказать?

МИТЧ. Да мне кажется, что в его отношении к вам… просто непонимание и только.

БЛАНШ. Мягко сказано? Да если б не беременность Стеллы, я б у них и дня не прожила.

МИТЧ. Он что, недостаточно обходителен?

БЛАНШ. Он нестерпимо груб. Уж как только не куражится надо мной!

МИТЧ. То есть как это?

БЛАНШ. А так.

МИТЧ. Даже и не верится.

БЛАНШ. Не верится?

МИТЧ. Да разве можно быть грубым с вами?.. Да нет, не представляю себе.

БЛАНШ. А положение и в самом деле жуткое. Нет, вы поймите… Своего угла у меня здесь нет. Ночью между этой комнатой и той — только портьера. А он лезет прямо через комнату в одном нижнем белье. И каждый раз не допросишься хотя бы прикрывать за собой дверь… в ванную. Простота нравов уже какая-то безудержная… Вам, может быть, непонятно, что же тогда меня здесь держит? Ладно, откроюсь. Ведь учительского жалованья еле-еле хватает, чтоб свести концы с концами. За год я не отложила ни пенни, пришлось ехать на лето сюда. Вот и терпи зятя. А он — меня, хотя я ему явно поперек горла… Да он, конечно, уже говорил вам, как люто меня ненавидит.

МИТЧ. Ну, так уж и ненавидит…

БЛАНШ. Ненавидит! Стал бы он иначе так надо мной издеваться? С первого же взгляда на него меня пронзила мысль: вот он — твой палач. И этот человек еще сотрет меня в порошок, если только… Да, да, конечно… тут ненависть настолько явно выраженная, что, пожалуй, не удивительно, если он… как-то по-особому, на свой лад, не по-людски… Нет, нет! От одной только мысли, что он меня… (Жестом отметает эту мысль. Допила виски.)

Молчание.

МИТЧ. Бланш…

БЛАНШ. Да, милый.

МИТЧ. Можно задать вам один вопрос?

БЛАНШ. Да. Какой?

МИТЧ. Сколько вам лет?

БЛАНШ (беспокойно). Зачем вам?

МИТЧ. Я рассказывал про вас маме, и она спросила: «А сколько Бланш лет?» А я не знал, что сказать.

Снова пауза.

БЛАНШ. Обо мне?.. Маме?

МИТЧ. Да.

БЛАНШ. С какой стати?

МИТЧ. Я говорил, какая вы милая, как мне нравитесь.

БЛАНШ. Вы были искренни?

МИТЧ. Конечно. Сами знаете.

БЛАНШ. А зачем вашей маме… сколько мне лет?

МИТЧ. Она больна.

БЛАНШ. Печально… И тяжело?

МИТЧ. Недолго ей теперь… И несколько месяцев, верно, не протянет.

БЛАНШ. О!

МИТЧ. Ее все мучит, что я живу бобылем.

БЛАНШ. А-а…

МИТЧ. Хочет, чтобы я обзавелся семьей, пока она не… (Голос прерывается, он несколько раз откашливается, в волнении то шаря руками что-то по карманам, то вытаскивая руки и тут же снова начиная что-то искать в карманах,)

БЛАНШ, Вы ее очень любите?

МИТЧ. Очень.

БЛАНШ. Да, вы, наверное, если уж любите, то всем сердцем. Вам будет очень одиноко без нее, да?

Митч откашливается, кивает.

Я-то понимаю, что это значит…

МИТЧ. Остаться одному?

БЛАНШ. Я тоже любила одного человека, любила и — потеряла.

МИТЧ. Он умер?

Она подошла к окну, садится на подоконник и смотрит на улицу. Налила себе.

Это был мужчина?

БЛАНШ. Мальчик, совсем еще мальчик… да и сама я в ту пору была еще так молода. В шестнадцать лет и вдруг такое откровение — любовь! И все сразу, сполна, без остатка. Словно ослепительный свет выхватил вдруг разом что-то, все время пробавлявшееся в полутени — так засверкал для меня весь окружающий мир… Но не было мне счастья! Поманило и — все. С мальчиком этим творилось что-то неладное: он оказался нервным, бесхарактерным и, совсем как-то не по-мужски, недотрогой… хотя по виду и не подумаешь — ничего женственного… Но было в нем это, да, было… Он искал у меня помощи. А я… что я тогда понимала! Я так ничего и не заметила ни во время свадебного путешествия, ни потом, когда мы вернулись; я знала только одно: есть какая-то загадка; мешающая мне подать ему помощь, которая ему необходима, а попросить, сказать — нет сил! Он был на зыбучем песке и цеплялся за меня, а я вместо того, чтобы вытаскивать его, гибла с ним заодно. И — не знала того! Ничего я не знала. Только одно — что люблю его безумно, а помочь не в моих силах — ни ему, ни себе. А потом я прозрела. Вышло так, что хуже и не придумаешь: просто я вошла, не постучавшись, в комнату — думала, никого нет… а она, как оказалось, не пуста, там были двое: этот мальчик, мой муж, и один его давний друг, постарше…

Нарастающий перестук колес локомотива за окном.

(Зажимает уши, уткнула голову в колени. Прожектор ударил в окно, так что вся комната засверкала, засветилась ослепительным мертвенным светом, и локомотив с громовым лязгом проносится мимо. Когда перестук колес замирает в отдалении, медленно выпрямляется.) Мы сделали вид, что ничего нового мне не стало известно. Да, да, и в тот же вечер поехали, все втроем, в казино «Лунное озеро», порядком пьяные, и всю дорогу смеялись.

Далеко-далеко зазвучала в миноре еле слышная полька.

Мы отплясывали польку-варшавяночку. Как вдруг — танец в самом разгаре, а мой муж ни с того, ни с сего бросает меня, выбегает из казино. И почти тотчас же — выстрел.

Полька резко оборвалась.

(Замиряет — вся прямая, напряженная. А полька продолжается — с полуфразы, на которой была прервана, но теперь уже в мажоре.) Я выбежала… все побежали! Сбежались, теснятся вокруг чего-то страшного, что лежит на берегу озера, у самой воды. А я никак не могу протолкаться сквозь толпу поближе. Кто-то схватил меня за руку. «Не приближайтесь! Уходите! Незачем вам смотреть!»…Смотреть? На что смотреть? И тут же — голоса, голоса… от одного к другому: «Аллан! Аллан! Аллан!..» Мой печальный мальчик! — револьвер в рот и выстрелил… полголовы так и снесло. (Закрыв лицо руками, медленно раскачивается, назад — вперед.) И все только потому, что там, в зале, на танцевальной площадке, я не удержалась и сказала: «А я видела. А я — знаю. Какая же ты мразь…» И вот прожектор, освещавший целый мир, так же сразу и погас, и уже не было мне с тех пор в жизни света ярче, чем вот этот… от стеариновой свечки.

Митч неуклюже поднимается, подался к ней. Полька становится громче.

МИТЧ (стоит у Бланш за спиной. Тихо привлекая ее к себе). Вам нужен друг. И мне — тоже. Так, может быть, мы с вами… а, Бланш?

Она смотрит на него отсутствующим взглядом. Потом с тихим стоном падает в его объятия. Хочет что-то сказать сквозь слезы и не находит слов. Он целует ее лоб, глаза, губы. Полька обрывается.

БЛАНШ (долгий, блаженный вздох). Как быстро внял господь… бывает же!