Ночь кричит нечеловеческими голосами, словно дикие джунгли заревели, зааукали на все лады.

Тени и зловещие отблески заплясали, забились, заполыхали, запрыгали со стены на стену по всей квартире. Сквозь заднюю стену квартиры, становящуюся прозрачной, проступает улица, тротуар. ПРОСТИТУТКА споткнулась о ПЬЯНОГО на земле. Тот гонится за ней вдоль по улице, догнал, между ними завязывается борьба. Свисток полисмена положил конец этой схватке. Обе фигуры исчезают. Почти тотчас же вслед за тем из-за угла появляется НЕГРИТЯНКА, завладевшая сумочкой, которую проститутка обронила на мостовой. В ажиотаже от находки роется в сумочке.

(Прижимает костяшки пальцев к губам, медленно возвращается к телефону. Отчаянным шепотом.) Дежурный! Дежурный!.. Да при чем тут междугородняя! Дайте телеграф. Да некогда же, нельзя терять ни минуты… Телеграф!.. (Ждет, сгорая от нетерпения.) Телеграф?.. Да, да. Именно — прошу отправить телеграмму… Записывайте. «В отчаянном, в отчаяннейшем положении. Помогите! Попалась в западню! Попалась…» О-о!

Дверь ванной распахнулась, появляется СТЭНЛИ в своей сверкающей шелком пижаме. Ухмыляясь Бланш, завязывает пояс с кисточками на концах. Беззвучно охнув, она пятится от телефона. Он пристально смотрит на нее — пауза: счет до десяти. Из телефонной трубки раздается какой-то скрежет.

СТЭНЛИ. Вы не повесили трубку. (С подчеркнутой неторопливостью подходит к телефону, повесил трубку. Восстановив порядок, снова пристально смотрит на нее, по губам его медленно скользнула кривая усмешка, а сам он тем временем занимает позицию у входной двери, отрезав Бланш путь к бегству.)

«Синее пианино», звучавшее до сих пор еле внятно, ударило в полную силу, забарабанило. И тут же переходит в рев налетающего локомотива.

БЛАНШ (вся согнулась, зажимает уши крепко сжатыми кулаками и так и остается, пока грохот локомотива не замиряет вдали. Выпрямившись, наконец). …Пропустите… дайте пройти!

СТЭНЛИ. Пройти? Безусловно! Ну! …что ж вы стоите? (Отступил на шаг, стал в самых дверях.)

БЛАНШ. Отойдите… вот туда. (Показывает куда.)

СТЭНЛИ (ухмыляясь). Мало вам места? …не пройдете?

ЕЛАНШ. Вы загородили дорогу!.. Но я все равно уж как-нибудь да вырвусь отсюда.

СТЭНЛИ. Вы что, думаете, я покушаюсь на вашу честь? Ха-ха!

Вкрадчиво заговорило «синее пианино». Бланш отворачивается от него, в бессильном отчаянии махнула рукой. И снова джунгли взревели всеми своими дикими нечеловеческими голосами.

(Шагнул к ней; стоит, покусывает кончик языка, высунутый меж зубами. Тихо.) Сейчас подумаем… а почему бы и правда не побаловаться с вами… что ж, пожалуй, вполне сойдете…

БЛАНШ (отступает в спальню). Назад! Не подходите. Ни шагу, а то…

СТЭНЛИ. А то?..

БЛАНШ. Плохо вам будет — света белого не взвидите. Вот посмотрите!

СТЭНЛИ. Так что же вы выкинете теперь?

Оба уже в спальне.

БЛАНШ. Добром вам говорю — оставьте, вы меня и так уже довели.

Он делает еще шаг вперед. Бланш схватила со стола бутылку, с размаху разбивает ее и решительно встает с ним лицом к лицу, крепко сжимая в руке отбитое горлышко бутылки.

СТЭНЛИ. Это еще зачем?

БЛАНШ. Да так… исполосую вам физиономию вот этим острым концом.

СТЭНЛИ. Да уж, с вас станется.

БЛАНШ. Увидите. Попробуйте только…

СТЭНЛИ. А-а… Так вот вы как, хотите — пропадать так с музыкой. Ну что ж, — милое дело! — будь по-вашему. (Бросился на нее, опрокидывает стол. Она с криком отбивается горлышком бутылки, нанесла удар, но он перехватывает у нее руку в запястье.) Ну и тигр… Ну и тигр! Да бросьте же вы это горлышко! Ну!.. Мы же назначили друг другу это свидание с первой же встречи.

Бланш застонала. Горлышко бутылки падает на пол. Она опускается на колени. Стэнли подхватывает это безвольно обмякшее тело на руки, несет на постель.

В «Четырех двойках» надсадно загнусавила труба под сурдинку, с грохотом рванул ударник.

Несколько недель спустя.

СТЕЛЛА занята укладкой вещей Бланш. В ванной с шумом бежит вода из крана.

Портьеры между кухней и спальней задернуты примерно лишь наполовину — так, что видно сидящих вокруг кухонного стола игроков в покер: СТЭНЛИ, МИТЧ, СТИВ, ПАБЛО. В кухне все точно так же, как в недоброй памяти покерную ночь — та же атмосфера грубой, инфернальной мужской откровенности. А сам дом, все здание словно вставлено, как в раму, в сияющую лазурь безоблачного неба. Стелла бережно складывает в кофр одно за другим цветастые платья Бланш и плачет.

По лестнице сверху спускается ЮНИС, вошла в кухню. Голоса играющих зазвучали громче.

СТЭНЛИ. Рассчитывал на стрейт, и так оно и вышло, бог свидетель!

ПАБЛО. Maldita sea tu suerte[10]!

СТЭНЛИ. Говори по-людски, гризер[11].

ПАБЛО. Да просто зло берет, до чего тебе, кобелю, сегодня удача.

СТЭНЛИ (в полном упоении собой). А что вы все смыслите в удаче! Удача с тем, кто знает свою удачу и не колеблется. Вот, например, в Салерно… я был убежден, что мое везение при мне. Ясно было, что прикупить до пяти четыре к одной на руках нечего и думать — простой расчет!… а я — свое… и вышло по-моему. Такой у меня закон. И только тот и ведет забег в этой житухе по маленькой, кто верит в свою удачу!

МИТЧ. Все «я», да «я»… Я-я-я!.. Я — такой. Я — сякой!.. Драл-драл-драл! …Был-был-был!..

Стелла прошла в спальню, складывает вещи.

СТЭНЛИ. Что это с ним?

ЮНИС (проходя мимо играющих). Всегда говорила, мужики — твари бессердечные и бесчувственные, но уж такое просто и неслыханно. Дойти до такого уж свинства!.. (Прошла за портьеры, в спальню.)

СТЭНЛИ. Что это с ней?

СТЕЛЛА. Как там малыш?

ЮНИС. Спит себе сном праведника. Вот, принесла вам винограду. (Положила несколько гроздей на скамеечку. Понизив голос.) А что Бланш?

СТЕЛЛА. Принимает ванну.

ЮНИС. Как она?

СТЕЛЛА. Ничего не ест, а только все просит пить.

ЮНИС. Как вы ей сообщили?

СТЕЛЛА. Сказала, что мы договорились… что удалось устроить на отдых на лоне природы. А у нее это тут же как-то переплелось в уме с Шепом Хантли.

БЛАНШ (чуть приоткрыла дверь из ванной). Стелла.

СТЕЛЛА. Да, Бланш?

БЛАНШ. Если, пока я в ванной, мне позвонят, запиши номер телефона и скажи, что я сразу же позвоню.

СТЕЛЛА. Хорошо.

БЛАНШ. Да посмотри, не помят ли костюмчик из желтого шелка — в нем прохладней… Если он не очень помят, надену. А на лацкан приколю своего морского конька — ту серебряную брошку с бирюзой. Поищи в коробочке сердечком, в ней у меня всякая мелочь. Да, вот еще, Стелла… там же — только посмотри хорошенько — должен быть букетик искусственных фиалок. Приколю их морским коньком на отворот жакета. (Закрыла дверь.)

СТЕЛЛА (оборачивается к Юнис). Не знаю, правильно ли я поступила…

ЮНИС. А что вам оставалось?

СТЕЛЛА. Поверь я тому, что она рассказывает… да как же мне тогда оставаться со Стэнли, как мне тогда жить с ним?

ЮНИС. И не верьте ни единому слову. Жизнь не остановишь. Что бы там ни случилось, а раз уж взялся, знай тяни свою лямку.

БЛАНШ (снова чуть приоткрыв дверь из ванной). Кроме вас — никого?

СТЕЛЛА. Никого, Бланш, никого. (К Юнис.) Скажите ей, что она у нас сегодня очень красивая.

БЛАНШ. Задерните портьеру… пройти.

СТЕЛЛА. Задернута, задернута.

СТЭНЛИ. …Сколько прикупаешь?

ПАБЛО. Пару.

СТИВ. Три.

БЛАНШ (появляется в янтарном свете, хлынувшем из двери. В красном атласном халатике, скульптурно подчеркивающем каждую линию, каждый изгиб ее тела, вся она сейчас трагически прекрасна, ослепительна. И тут же становится внятно различим мотив полечки, который она словно несет с собой. С лихорадочным оживлением, в котором прорываются истерические нотки). Только что вымыла волосы.