Они знают.

Он подходит к стоящей рядом старухе в тёмно-синем официальном костюме с жабо. Что-то спрашивает, слушает ответ, идёт дальше, огибая стоящих, сидящих, лежащих на голой плитке людей.

Нет, не знают. Скорее, чуют, внутри, как я. Некоторые из них. Некоторые ходят из стороны в сторону, бормочут себе под нос, качая головой, плачут, спрятав лицо в ладони или друг другу на плечо. Другие ничего не понимают, в недоумении блуждают вокруг, прямо как этот человек в чёрном. Полицейский, наверное. Вот он приближается к врачу в розово-рыжей форме. "Ничего особенного, просто посттравматический синдром", - говорит, наверное, медик и сам не верит своим словам. Потому что люди невредимы, на всю эту толпу одна царапина и пара ушибов. И всё же они беспокоятся, плачут, кричат. Они знают. Наверняка знают о том, как ей плохо, и не могут сдержаться. Человек в чёрном обречённо оглядывается на окружающих его людей, а потом поднимает глаза вверх, как будто прямо на меня. В его глазах блестят слёзы. Нет, это в моих. Я часто моргаю, но всё только расплывается, я теряю фокус, теряю последние крошки самообладания, теряю всё. Моя последняя машинка, до сих пор лихорадочно обрабатывавшая информацию, пытаясь уцепиться за внешний мир, давится и умолкает. Сквозь туманную мозаику слёз вижу, как кренится набок серый горизонт. Я падаю на колени, почти не чувствуя удара о твёрдый гудрон крыши. Видишь, видишь, Бриты больше нет, а всё, что было во мне, кроме неё, ты унесла с собой. Ты - всё, что я могу чувствовать, кроме отвращения и боли. Но ты - тоже боль. Под пальцами чувствую шершавый бордюр, за которым, девятью этажами ниже, страдают ещё десятки людей. Ты зачем-то привела нас к себе, приручила, дала поверить во что-то новое, прежде казавшееся невозможным. У тебя нет никакого права бросать нас так, скрывшись под завалами. Я чувствую твоё дыхание всё тише и тише, даже пульсирующая боль в груди стала слабее. Не умирай там. Ты не имеешь права.

Прошу.

Лифчики.

Всё это время мне снились разноцветные лифчики. По возбуждающей цене. Тьфу. Или мне так казалось, пока я не очухался и не понял, что пялюсь в чёртов ящик с чёртовой рекламой. После лифчиков были говорящие коты. Размахивали лапами и пели что-то про новую колу. Блин, отвык уже от этого выноса мозга. Куда я попал?

Под телевизором - стеклянная дверь за занавеской. За стеклом мелькают тени, но ничего не слышно. Стены выкрашены в белый, раздражает. Слева от кровати - тумбочка с вялым цветком в стакане и кучей пластмассовых баночек и коробочек.

Пытаюсь пошевелить рукой, и тут же снаружи раздаётся приятный звон. Из левой руки торчит трубка капельницы. Моя любимая Ана в порядке, наверное, даже лучше, чем всё остальное - всё болит, как будто меня долго чем-то дубасили. Чёрт, это же правда. А Ане хоть бы что, лежит рядом, поблескивает полированными сочленениями. Классная.

Дверь открывается, в палату заходит девчонка в белом халате. Ну, как, что-то среднее между девчонкой и "как вас там, мадам как-то там?" По-дурацки заколотые волосы, сексуальные очки, халатик точно по фигуре, ну, и фигура... нет, точно девчонка.

- Как поживаете, господин... - одна приблизила к глазам чёрный картонный планшет, - господин Блумфилд?

- Чё?

Врачиха поджала губы и улыбнулась.

- Вижу, что хорошо. Сейчас же сообщу вашей жене, что всё в порядке. Вашей жене. Амелии Блумфилд.

Голова как в тумане, но до меня начинает доходить. Амелия - одно из фальшивых имён Неви. Теперь понятно, кто всё это устроил.

- Где я? И где Не... Амелия?

- Где вы? В хороших руках. - Она снова улыбнулась одними губами. - Сейчас я сделаю один укол и позвоню вашей жене. И она всё расскажет сама.

- А... Эм-м...

- Не волнуйтесь, укол будет в капельницу. Никакого членовредительства.

Я бы заржал прямо там, если бы всё так не болело. Без членовредительства, классная шутка. Врачиха достала из кармана что-то вроде пенала с разными шприцами.

- Давно я тут?

- Недавно, несколько часов. Вас прооперировали, внутренние органы не задеты, но я бы не советовала вставать и вообще слишком много двигаться. Всему своё время. - Она воткнула толстый шприц в клапан капельницы и впрыснула внутрь грязно-жёлтую жидкость. - Это антибиотик. Сейчас, возможно, будет немного прохладно.

Что же мне снилось? Что-то такое чёткое, что-то важное... ну не про лифчики же!

Поднимаю глаза на телевизор. И тут же вижу, что...

- Эй! Э... доктор! Сделайте погромче.

- Секундочку.

- Вот. Так лучше слышно?

- ...видим столб дыма, который поднимается из вестибюля станции к...

Не знаю, откуда, но точно знаю: Неви опять во что-то угодила. Опять её спасать. Но не валяться же тут, в конце концов. Правда, Ана?

Коридор пахнет крысами.

Крысы не живут, где попало, по крайней мере, если у них есть выбор. Они селятся там, где побольше еды и поменьше людей. Но еда почти всегда там, где люди.

Поэтому я выбрал этот поворот. У меня вряд ли много времени, и не хотелось бы сейчас плутать в недостроенных тупиках. Этот коридор выглядит посвежее, мне даже чудится сквозняк, хотя тут сложно быть уверенным. И - крысы.

Последний боец "Электрона" стоял прямо на бомбе. Я даже не стал проверять, что от него осталось. С тел остальных троих я собрал оружие, патроны и экипировку, которой они были обвешаны с головы до ног. Всё это стоит бешеных денег, особенно последнее - визоры с тремя режимами, газовые маски с полной химзащитой, автономные спутниковые навигаторы. Видимо, это и вправду были лучшие. Если удастся продать хотя бы что-то - будут деньги на ближайшие операции.

Проход упирается в обшарпанную металлическую дверь. Внизу - полоска дневного света. Прислушиваюсь. В щели тонко завывает ветер; откуда-то доносится едва слышный фон машин. Всё. Осторожно пытаюсь открыть дверь; она подаётся вперёд, но остаётся висеть на с виду хлипком замке, закрытом с другой стороны. Прислушиваюсь ещё раз, потом разбегаюсь и изо всех сил тараню дверь плечом. Язычок замка попросту вылетает из механизма, и дверь открывается.

Я оказываюсь в маленькой светлой комнате с двумя узкими скамьями посреди. Вдоль стен стоят около десятка жестяных шкафчиков для одежды, как в армейской раздевалке. В большом окне на соседней стене видна безлюдная подворотня с мусорными баками. Стена с окном продолжается дальше, уходя за поворот. Дальше - вторая часть комнаты с душем и полками для инструментов. С другой стороны - запертая дверь, новее и крепче той, через которую вошёл я.

Возвращаюсь в угол со шкафчиками и открываю обе сумки. Там, внизу, не было времени осматривать трофеи, нужно было брать всё, что казалось ценным, и уходить. На дне сумки, под винтовками, светился экран мини-коммуникатора. Все эти сенсорные беспроводные штучки-дрючки - слишком новые для меня, я их не понимаю. Я навсегда остался в ХХ веке - с обычными мобильниками без "наворотов", телефонными модемами и кабельным телевидением. Я бы давно научился пользоваться всей этой новой техникой, если бы было надо. А сейчас мне больше нужен не компьютер размером с наручные часы, а деньги, которые можно за него получить.

Экран до сих пор показывает карту. Он даже как-то понял, что я выбрался на поверхность. Белые линии на синем фоне обозначают ближайшие улицы, посередине мерцает красная точка. Видимо, так они отслеживают перемещение друг друга. Почти по наитию прикасаюсь к экрану двумя пальцами и развожу в сторону - изображение увеличивается. Так и есть, это не одна точка, а несколько, слившиеся в одну. Достаю два других коммуникатора - они выключены, но, кажется, это не мешает им передавать сигнал. Возможно, не надо их продавать. Они пригодятся и мне. Чтобы проверить чувствительность датчика, отхожу с включённым коммуникатором к дальней стене.

И ничего не происходит. Сросшиеся красные точки придвигаются к окну вместе со мной, а на месте сумки остаётся пустота. Что за чёрт. Прислоняю коммуникатор к стене, чтобы было видно экран, и отбегаю обратно к сумке.