Я оглядываюсь на лейтенанта, и тут Сергеев резко поворачивает на 90 градусов, машина уходит в занос, сжигая резину, я хватаюсь за прохладную руку Ксэ и чуть не валюсь на неё саму целиком.

- "Брьянть"! - непонятно ругается Сергеев.

Она, кажется, не заметила. Как всегда. Она смотрит в окно своими красивыми светло-голубыми глазами, почти такими же прозрачными, как окно. Невозмутимая, во что бы то ни стало, но и в ней где-то очень глубоко горит тот самый огонёк, что и у Бриты.

В этот миг она поворачивает голову ко мне, и я вижу в её лице что-то совсем другое. Не-невозмутимое. Что-то, от чего я сразу отшатываюсь обратно к своему поручню. Она слегка наклоняет голову на длинной шее - слишком длинной, длиннее, чем я у кого-либо ещё видела, но на это не обращаешь внимания, если как следует не присмотреться. Вот она снова глядит в окно, и меня "отпускает". Салон больше не переворачивается с ног на голову при каждом повороте, дорога выровнялась. Мы подъезжаем.

В левое окно, за Ксэ, виднеются зеркальные башни "Сабрекорп". Машина взбирается по пандусу на бетонную площадку перед комплексом. Под колёсами хрустит мусор.

- Приехали.

Ксэ первая выскакивает из салона, как спущенная пружина. Я выхожу следом, поскальзываюсь на каком-то осколке, выправляюсь, держась за бок машины, смотрю по сторонам, и сердце прыгает в пятки. К нам через площадку бежит какой-то военный - броня армейского образца, офицерские шевроны под жилетом, должно быть, ОСБ - но я вижу только раскиданную повсюду смерть. Мёртвые тела. Головы, руки отдельно от туловищ. Она обещала, что все будут живы. Она ничего не говорила, но всё равно - она обещала.

К горлу подкатывает ком. Отворачиваюсь к машине, чтобы не стошнило. В первый раз со мной так - раньше ни на практике, ни на занятиях в морге...

Мы опоздали. Я опоздала.

Нет смысла скрывать - я не надеялся на эпилог.

Я медленно проходил вдоль полок, останавливаясь на каждом шагу, трогая корешки книг - настоящую, высеченную во времени мудрость, которую не заменит и сотня интерактивных экранов, - и совершенно бесполезную. Изучал своё усталое изображение в потускневшем бронзовом блюде из Ирана, даже не пытаясь вспомнить, при каких обстоятельствах оно очутилось на моей стене - к чему будить очередной мираж, подделку, уже даже не претендующую на достоверность и не имеющую никакого смысла, пока я один?..

Один. Возможно, дело в этом. Как так получилось, что за всю жизнь самыми близкими моими людьми были несуществующая секретарша и учитель фехтования, которого я всё детство терпеть не мог? У меня никогда не было определённого намерения собирать вокруг себя друзей, а те, что появлялись, не медлили исчезать, бесследно и странно. Всё вело меня к этой жизни, этой невероятной находке - и такому же головокружительному крушению всего. Я отошёл от стойки с подарочным оружием и начал собирать вещи. Две шелкотканые папки, перламутровая ключница, перьевая ручка - более практичная замена декоративному писчему прибору на столе - друг за другом скрылись в благоухающем свежей кожей портфеле. Я даже не думал о том, чтобы куда-то бежать, планировать ответный удар, пытаться вернуть всё на свои места. Эти люди сломали несгибаемого Люка: свергли с так нелегко доставшегося ему трона, уничтожили плоды полуторалетней работы, лишили даже сознания - и, в последней издевательской усмешке, сохранили жизнь и оставили наблюдать за концом действа из ставшего вдесятеро менее уютным кабинета - незавидная участь, при прочих равных, хотя я никогда не рассматривал смерть как "избавление" от земных страданий.

Портфель был собран, на столе оставались лишь самые громоздкие и самые бесполезные вещи, но меня не покидало ощущение неполноты моего комплекта рабочих принадлежностей, как будто отсутствовало что-то любимое, незаменимое, после очередной волны стёртое с лица Земли, но - и это ещё недавно казалось парадоксальным - не из моей памяти. В теле всё ещё ощущалась слабость от снотворного Шк'хин; мысли, не потеряв своей обычной изысканности и ярко выраженного аналитического характера, в постепенно слабеющем дурмане укола переплетались между собой, образуя интересные, но лишённые практического смысла сочетания. Я защёлкнул клапан портфеля, разгладил брюки - коммуникатора, разумеется, не было - и потянулся к нижнему левому ящику стола. Единственным его содержимым на протяжении трёх лет был компактный чёрный пистолет марки "Вальтер", ни разу не использованный артефакт времён расцвета моей мании преследования. Я нисколько не рассчитывал найти его на прежнем месте - моя немезида Копф, при всей его надменности, должен был о нём позаботиться. Поэтому я открывал ящик скорее "для порядка", чтобы считать сборы оконченными, и совсем немного задумался. А в следующий миг со стороны выхода раздался звонок лифта. Я поднял глаза - и впервые воочию узрел то, что безуспешно пытался подчинить себе всё это время.

Входной двери как таковой больше не существовало. Прямо за тем, что раньше было дальней стеной кабинета, пространство изгибалось и шло мелкой рябью, образуя новые формы, смешивая всё цвета материального мира в головокружительно-зыбком водовороте. Я схватился за край стола, чтобы не потерять равновесие. Волнующаяся масса в несколько секунд вытянулась вперёд в широкий цилиндрический коридор. Тугой портфель завис на краю, накренился вперёд и с глухим звуком упал на пол.

Лифт лязгнул и замер на месте. Стальной трос над головой скрипнул, и кабина неуютно закачалась. Лишь только двери раскрылись, Невада выскочила на площадку, шаря по сторонам стволом трофейного автомата.

Здесь было темно. Чёрные зеркальные стены похожего на большую водосточную трубу коридора отражали множество случайных бликов из глубины - казалось, стекло плывёт и меняет форму. Невада включила подствольный фонарик и посветила вокруг - ничего, просто стены. Дыхание всё ещё было хриплым и тяжёлым; с каждым ударом сердца в мозг врезалось маленькое стенобитное орудие. Такое же чёрное стекло. Как внизу. Зеркальные стены и пол, и постамент посередине. Пустой постамент. Невада скрипнула зубами и крепче сжала скользкую от пота рукоять оружия. Коридор шёл прямо вперёд, в конце, вдалеке, маячили неясные жёлтые пятна. Невада сделала два шага вперёд - и пятна вдруг скакнули вперёд, оказавшись гораздо ближе прежнего. Ещё пять шагов - и выход был уже совсем близко, так, что можно было различить массивный письменный стол и даже рисунок обоев на стене за ним. Невада обернулась - вход в лифт был серебристой точкой на другом конце коридора. Двери медленно, шипя, закрылись. Невада растерянно протянула руку в их сторону, будто пытаясь удержать возможный путь к отступлению... и проход исчез. Стены колыхнулись тошнотворной рябью и на глазах у Невады опали вниз, точно оплавленные. Туннель к лифту превратился в зеркальный тупик, дрожащий и колеблющийся, готовый в любую минуту испариться.

Невада отвернулась и тряхнула головой.

- Всё, хватит. Я в иллюзии.

- Ну, если так на это смотреть...

Со лба на верхнюю губу стекла солёная капля. Невада замерла с автоматом наготове.

- Но тогда, боюсь, пробуждение будет несколько тяжелее, чем вы думаете.

Голос доносился из жёлтой комнаты, откуда-то из-за стола, но из туннеля никого видно не было.

- Кто это? - крикнула Невада и сама удивилась, как хрипло и грубо прозвучал её голос.

- Подойдите сюда, мадам Гарнье, неужели вам так удобней разговаривать.

Невада вздрогнула от звука своего имени, так давно забытого. Определённо, иллюзия. Ухватив оружие двумя руками, она зашагала к выходу из туннеля. Удивительно, но расстояние не укорачивалось вдесятеро быстрее, как раньше, и тридцать шагов до конца коридора действительно оказались тридцатью шагами. Туннель переходил в комнату плавно - чёрное глянцевое стекло будто срасталось с дорогим вощёным паркетом. Огромный, почти пустой стол посередине занимал лишь небольшую часть обширного пространства, освещённого свисающим с потолка фальшивым канделябром.