Ночью он остался победителем, но теперь, утром, победительницей чувствовала себя она.

Нелли села и почти счастливым взглядом оглядела свою добычу, которая спала здоровым детским сном и вкусно сопела.

У Людвига было довольно правильное лицо, в его широких плечах чувствовалась скорее сила, чем выносливость. Нет, он не был ее идеалом, но скольким девушкам удается встретить свой идеал? Нелли даже не слыхала, чтобы такое когда-нибудь случалось.

Идеал Нелли ходил не в готовом, а сшитом в «Балтияс модес» костюме, он был гораздо стройнее и волосы у него были темные. Словом, Элвис Пресли из Риги, Валмиеры или Цесиса. Какой должен быть характер у ее идеала, Нелли было не совсем ясно: у него должно было быть так много разных прекрасных качеств, что они просто не уместились бы в одном человеке. Он должен был быть кротким ягненком и демоном одновременно. Он должен был быть отважным рыцарем, но, в случае необходимости, — тихим и робким. Что же касается Людвига, то каждое из его качеств, которое Нелли удалось подметить, она заприходовала и разместила по воображаемым полочкам, но пока что сведений имелось слишком мало.

Больше всего Нелли не нравилось то, что волосы на затылке у Людвига были очень жидкие — она не знала, что такие волосы бывают почти у всех борцов, прозанимавшихся спортом лет пять-шесть. Еще ей не нравился поношенный выходной костюм, который даже в Валое мог называться выходным только с большой натяжкой.

Но как бы то ни было, а Людвиг принадлежал ей; она испытывала угрызения совести и счастье одновременно. В конце концов, ощущение счастья одержало верх, потому что Людвиг был мужественный и веселый. Да и вообще — что теперь можно было поделать?

Внезапно утихшие было угрызения совести превратились в страх, и этот страх загнал ощущение счастья в самый далекий уголок души. Может, он уже женат? Может, у него есть дети? Он даже ничего не обещал ей. Нет, она просто несчастная дура. Дура! Что теперь будет? Она готова была расплакаться и теперь с ужасом ожидала его пробуждения.

Людвиг потянулся, открыл глаза и увидел рядом с собой взволнованную, полуголую девушку, которая куталась в его пиджак и ждала, что он скажет.

— Доброе утро, — сказал он. Единственное, что может сказать человек, который начинает вспоминать вчерашнее событие и хочет выиграть время, чтобы как-то сосредоточиться.

Девушка всхлипнула.

— Почему ты плачешь, крошка? — Как назло он позабыл ее имя.

— Вы не должны были так делать…

— Ты…

Это немножко успокоило Нелли.

— Ты не должен был…

Он обнял ее дрожащее тело и притянул к себе. Она послушно подставила губы.

Самым неприятным было расставание. Происходило оно за Валойским парком, потому что здесь Людвигу нужно было свернуть направо, а Нелли не хотела, чтобы он ее провожал.

— До вечера, — сказал Людвиг.

Нелли грустно улыбнулась. Она ощущала внутри какую-то странную пустоту. Она уже знала, что Людвиг уезжает самое позднее — послезавтра. В какие-то Дони. Он даже не сказал, что напишет ей. Все случившееся принял как само собой разумеющееся, не испытывал ни малейших угрызений совести и вовсе не чувствовал себя должником.

Не я первая так влипла, с горечью подумала Нелли. На свидание она решила не идти. Лучше уж пусть все рухнет сразу, незачем тешить себя иллюзиями.

Людвиг пришел к ней на работу незадолго до закрытия почты. Он казался озабоченным.

— Выйди-ка на минутку, — позвал он. Нелли вышла.

— Ты не сможешь прийти вечером на свидание? — спросила она. — Не стоило беспокоиться из-за этого.

— Из-за этого нет… Знаешь… Нелли, будь моей женой…

Нелли покачнулась.

— Послезавтра я получу деньги… У меня в Донях дом…

Прошел почти час, пока Юрис узнал адрес часового мастера. Дуршис жил в Старой Риге, неподалеку от Русского драматического театра, в невзрачном доме, бароккальный портал которого был увешан черт знает каким количеством вывесок черт знает каких учреждений. Дверь на лестницу вела из подворотни и там тоже были вывески. И все же учреждения не заняли всего дома, и где-то на самом верху еще глухо шумели большие, неудобные и темные квартиры.

Юрису этот поход казался визитом вежливости, чем-то таким, что не имеет особого смысла, но что надо соблюсти. Личность преступника так просто не выяснишь: пока что еще не случалось найти на месте преступления его паспорт или другие документы. Конечно, бывают и исключения. Исключения подтверждают правила, но если уж смотреть с такой точки зрения, тогда нет ничего невозможного. Практики мало что могут почерпнуть из этого кладезя мудрости, а инспектор Юрис Гаранч как раз был практиком, поэтому он поднялся наверх по узкой, не очень чистой лестнице довольно неохотно. Он даже не верил, что ему пригодится фотография Дуршиса, потому что Голубовский был не тот человек, которому можно верить.

У дверей квартиры был не электрический, а простой звонок, так называемый «коровий хвост», к тому же он не работал. Дверной замок, видно, несколько раз взламывали и меняли. Это пытались скрыть — обили косяк жестью, но неумело.

Юрис энергично постучал.

— Кто там? — спросил низкий, шепелявый голос.

— Свои!

— Сейчас!

Юрис попал в темный коридор, в другом конце которого проступали контуры шкафа и буфета. В коридоре стоял характерный запах, присущий долго немытым и не проветривавшимся помещениям.

— Заходи на кухню.

На кухне было несколько газовых плит и разрозненная мебель — непререкаемое свидетельство того, что кухня коммунальная. В углу на белом, похожем на комод шкафчике стояли пять трехлитровых банок с бледно-желтой мутной жидкостью и кружка без ручки.

— Дернем по одной, — сказал хозяин и наполнил кружку.

У него было широкое, одутловатое лицо. Должно быть, он пал жертвой своих химических опытов: вода плюс сахар, плюс дрожжи плюс соответствующая температура.

— Первый сорт, — сказал хозяин, подавая Юрису кружку, — даже с перегонкой возиться незачем. Комар носа не подточит! Ну, давай!

— Будь здоров! — Юрис выпил еще не перебродившую сладковатую брагу, даже не моргнув глазом: свои-то не должны морщиться. — Продукт что надо!

— А я что говорю? Нечего возиться с перегонкой!

— Часовщик дома?

Наливая кружку для себя, хозяин покачал головой:

— Уехал.

Надо было продолжать разговор.

— Он еще употребляет? — спросил Юрис, как и полагается порядочному собутыльнику. — Давненько мы не виделись.

— Разве ж это питье? Он даже от магазинного горючего нос воротит.

— Дурак.

— Точно! Еще по одной!

— У меня внизу таратайка, — соврал Юрис.

— Еще одну можно. Я потом дам тебе парочку гвоздик, погрызешь — и порядок.

— Он не говорил, когда вернется? Может, мне взять какую полшу и зайти попозднее?

— Полшу ты не бери. Лучше возьми два крепких вермута или «Волжское». Смешаем с этим фирменным напитком и — слона наповал.

Представив, что за коктейль получится, Юрис почувствовал комок под ложечкой, который медленно поднимался вверх.

— А когда мне прийти?

— Когда хочешь. Его не будет. Сказал, чтоб раньше следующего месяца не ждали. Взял рюкзак, ружье и ушел.

— Давно?

— Шести еще не было.

Юрис встряхнулся, чтобы прийти в себя, и не придумал ничего лучшего, как сказать!

— Налей-ка еще.

— Идет!

Свинское счастье, подумал Юрис, точно свинское счастье! Он еще не мог поверить этому до конца.

Отыскав на карте «Рижского справочника» Дони, Алвис показал шоферу. Кружочек, означавший Дони, размещался наполовину на берегу Белого озера, наполовину в его водах. Шофер прибавил газу, и Алвис попросил, чтобы он выключил сигнальный свет — незачем напрасно привлекать внимание прохожих и водителей к желто-синей милицейской «Волге».

Что случилось с шофером такси? Такси 86—37 выехало из гаража примерно за сорок минут до прибытия в банк, где взяло инкассаторов. За эти сорок минут, наверно, убрали шофера. Путевка была в машине. За руль сел другой человек.