— Ничего страшного, спи спокойно. Пусть поймают сначала. А если что — Карлсон поможет. Другое скажи: в честь чего ты начала изучать бабушкины науки с проклятья?

— Элементарно, Ватсон, — ответила Вера. — Вот представь, иду я по парку со своим парнем, никого не трогаю. И вдруг на нас налетает банда хулиганов.

— И что?

— Ничего хорошего. Удар, фонарь, аптека. Бессмысленный и тусклый свет. И еще усугубленная травма мениска. А если бы я сразу наслала на них порчу? Понос или золотуха — неважно. Главное, никакого греха, ни одно животное не пострадало. И колено целое, только ребята немного в штаны наделали.

Анюта на это недоверчиво фыркнула:

— На плохого человека порчу наводить — все равно грех! Не проще ли сразу в лоб зарядить?

— В лоб дать, конечно, надо, — подтвердила Вера. — Но сначала пусть вражина укакается!

— Скажи мне, Верочка, — ласково вопросил я, — вот ты говоришь, что Антон плохо спит.

— Как слон ворочается, — подтвердила она.

— И ты ему на ночь успокаивающий отвар даешь?

— Ну да.

— А не изучала ли ты с бабушкой Мухией другие разные зелья, девочка моя? Есть же отвары, которые действуют наоборот, и поднимают мужскую силу? Ну, вроде любовных приворотов.

Вера на это округлила негодующие глаза:

— Дед, ты чего?! Приворотные зелья готовить несложно, но Тоше давать такое нечестно!

— Это почему же? — хмыкнул я недоверчиво.

Мои подозрения крепли. Умеющий делать любовные привороты, да не воспользуется? Это как стоять у реки, и воды не напиться. Фармакология на основе трав, в самом деле, проста. Если Антона зельем кормили, то и на меня «лечение» тоже повлияло. Хм… В последнее время я иногда задумывался о чрезмерной бодрости. С чего это вдруг, вместо размышлений о вечном, мне хочется скакать кобелем мартовским?

— Тоше лишнего не подсыпала, потому что допинг — неспортивно, — возмущенным тоном продолжила Вера. — Для тонуса лучше уж булочки с марципаном, и свежевыжатый сок.

Тогда я перевел взгляд на Анюту. Если Вера Антона допингом не поила, значит, это Анины проделки?

— Да как вам не стыдно такое думать, Антон Михалыч! — вспыхнула та в ответ на молчаливый вопрос. — Все мои хитрости в борще! Но туда не травки вкладывала, а душу. Могу прекратить, чтобы глупости не думали.

Пришлось мне давать задний ход — жизнь без украинского борща теряла множество граней. И потом, чего это я разошелся? Война меняет людей. У нас похожая ситуация, но моя молодежь повзрослела среди испытаний, а я наоборот, стал горячим кавказским парнем. Нет, так нельзя. Со мной решительно чего-то надо делать!

— Птичка моя маленькая, готовишь ты знатно, нет слов… — в голос я добавил лести. — И вообще ты молодчина, заботливая, работящая. И поешь славно, и помогаешь во всем… Милые дамы, верно, я переутомился — лезут в голову всякие глупости. Был неправ, прошу прощения.

Правильно заметил Антон, надо быть мягче, добрее. Сегодня же ночью стану искупать вину. Очень тщательно каяться и заглаживать. Надеюсь, златокудрый вихрь простит.

— А я, Верусь, сейчас бы умяла добрый кусок телятины, — пробурчала Нюся, переключаясь на гастрономическую тему. — Прожаренная отбивная и бокал красного вина… Что может быть лучше?

— Только барашек, тушеный в казане, с перцем и луком. Как в том ресторане, что у Деда рядом с домом, на Чехова, — сообщила ей Вера.

— Эх! — вздохнула Нюся. — Там еще куча разных салатов, особенно по-гречески, с пекинской капустой… И главное, всякого такого на кухне полно. Прихватить легко, никто не заметит. Однако Антон Михалыч хулиганить запретил…

На эту провокационную реплику реагировать я не стал, пропустил мимо ушей. Если запретил, то и обсуждать запрет незачем. Вместо этого перевел взгляд на спину Веры:

— А аура-то поблекла! Видишь, Тоша?

— Так-так, — с задумчивым видом он приложил руку к круглой попке.

— Чего там? — Вера вывернула голову. — Шорты порвались?

— Аура у тебя светло-зеленая стала, вот чего, — пробурчал парень удивленно.

Наша колонна встала. Нюся вернулась, чтобы присоединиться к Антону, застывшему в позе роденовского мыслителя. Тем временем я присмотрелся к Анюте. У той тоже желтый цвет потерял яркость.

— А ведь Антошик явно побледнел! — заметила Нюся. — Вместо красного какой-то розовый стал.

— Тоша, обернись, — скомандовала ему Вера. — Анька, видишь совсем светлое пятно на спине? В это место ему дубиной заехали. Ну-ка, стягивай края, а я латок налеплю.

Что они там делали со спиной Антона, я не видел — слышал только сопение и шлепки ладошки Веры. Но с каждым шлепком в меня вливалась свежесть.

— Верусь, хорош, — пробормотал парень. — Как живой воды напился, сейчас лопну от прилива сил.

— Терпи, казак, — хмыкнула на это Вера. — Когда трудно, нужно сжать зубы в кулак, понял? Ты мне понадобишься здоровенький!

Родной двор встретил нас суетой, шумом и гамом. В раскрытой калитке новенького огородного забора, свесив язык, улыбался щенок, а в корыте возле колонки обнаружилась пара сазанов и судак. Конечно же, рядом с вяло трепыхающимися рыбинами восседал Лапик, и с независимым видом облизывался.

— О как, Федя приезжал! А жизнь-то налаживается, — моментально проснулся Антон. И тут же начал раздавать указания, подтверждая ожидания кота: — Девчонки, чего стоим? Давайте рыбу чистить, а Дед пока сковородку прокалит.

А что? И прокалю, и в муке обваляю. Кусочек жареной рыбки с бокалом светлого компота — тоже неплохо.

Но сначала необходимо бутербродиков наварганить, с медицинской целью — исключительно для поправки цвета ауры.

***

Подремать после обеда мне не удалось. Сначала во двор явились Варвара и Жанна, во главе с Надеждой Козловской. Поглазев на строительную возню, и издали помахав руками, они скрылись на веранде. А потом к ним убежала Вера, и стало неуютно.

— Чего-то они там затевают, — пробормотал Антон. — И Анюта грохотать перестала…

На веранде полным ходом кипели творческие действия — девчонки распевались. Сидя за электропианино, Надежда Константиновна процессом руководила.

— Антоша, у тебя перерыв? — улыбнулась она. — Тогда послушай. Варя принесла новую песню, по радио вчера передавали:

Ромашки спрятались, поникли лютики,

Когда застыла я от горьких слов.

Зачем вы девочки красивых любите?

Непостоянная у них любовь.

Сняла решительно пиджак наброшенный,

Казаться гордою хватило сил.

Ему сказала я «всего хорошего»,

А он прощения не попросил.

— Представляешь, какая красота? — воскликнула она. — Это же точно как для нас написано, чистый блюз. А Жанночка армянской изюминки добавила. Сейчас все распишу, будешь слушать?

Мне что-то попало в глаз. Смахивая слезу, пришлось отвернуться. Корабль, построенный мной, и переданный Антону, готов к самостоятельному плаванию… Жизнь продолжается, и без рюмки вина Надежда Козловская твердо стоит на ногах. Вон как глазищи сверкают, ярче звезд в безлунную ночь.

— Так-так, — засуетился Антон, подключая гитару. — Передайте мне мою партию.

После двух повторов дело оказалось завершенным. Дух совместного творчества прямо-таки витал в воздухе веранды, так бывает. Но когда репетиция «прет», останавливаться нельзя. И Надежда Константиновна это прекрасно понимала:

— Товарищи, недавно Антон давал нам послушать одну пленку. Помните вещь «Белее бледного» английской группы «Прокул Харум»?

Я помнил, конечно. Свой хит Гарри Брукер написал в 1967 году, и сразу занял первое место в рейтинге музыкальных композиций. С тех пор этот хит перепевают все, кому не лень. И группа «Прокул Харум» процветала, красуясь на Олимпе. Однако ничего близкого по уровню композиции «А Whiter Shade of Pale» создать им более не удалось. Пар ушел в один большой шедевральный свисток. Это как «Отель Калифорния» у группы «Иглс» — хороших вещей в репертуаре много, а легендарная одна.