Дома меня покормили диетическим ужином — творог, сметана, молоко. Откуда на столе взялась сочинская городская булка, еще горячая, интересоваться не стал, остынет же. А пока пил чай, Нюся, устроившись под моей рукой, отстучала вполне информативную эсэмэску: «Внимание, Вера! Завтра великий праздник, приезжает дядя Коля. Поэтому завтра тебе ничего не надо делать. Ни стирать, ни гладить, ни готовить. Все надо сделать сегодня».

Удовлетворенно улыбаясь, Нюся посчитала дела завершенными. Гибкой кошкой она потянулась, а затем применила к раненому герою лечебный массаж всем телом. Описать ураган по имени Анюта я пробовал неоднократно, но и в этот раз запомнить детали тоже не удалось — мешал туман в голове и звон в правом ухе. Тайфун наваливался внезапно, и с разных сторон. Он кусался, рычал, а поцелуем низвергал в Ниагарскую пропасть. Сначала мое бренное тело легкой щепкой носило по ванне, потом его омывало струей из душа, и конце концов шторм переместил меня в спальню, на семейное ложе.

Неугомонная буря налетала шквалами, его порывы неоднократно пытались завалить на бок кровать. Прикроватная тумбочка ускакала в угол, а светильник оказался на подушке. Смириться с этим было легко, ведь отползти на свое место сил не осталось. Когда гроза окончательно утихла, засопев носом, в голове мелькнула мысль: еще одной бутылкой коньяка от нижних соседей не отделаюсь, в этот раз так просто не пройдет.

На этой минорной ноте я попытался провалиться в оздоровительный сон, как вдруг услышал неожиданный вопрос:

— Скажите Антон Михалыч, вот дядя Коля поведет Нину Ивановну венчаться. То есть церковь скрепляет брачные узы, так?

— Так, — спорить здесь было не о чем.

— А потом они поедут в ЗАГС, регистрировать акт бракосочетания. Так?

— Так все делают, — я нащупал бутылку минералки.

— А зачем тогда брачный договор? В интернете пишут, что там может быть сотня страниц. Зачем такой талмуд, не пойму.

Меня эта проблема никогда не волновала. Тем не менее, ответ я знал:

— А это материальное приложение к семейным узам. Грубо говоря, схема раздела имущества при разводе.

— То есть, заверяя друг друга в вечной любви, молодожены сразу допускают возможность разрыва отношений? Заранее, до свадьбы, спокойненько пишут сто пунктов раздела имущества?

— Звучит парадоксально, но это так, — усмехнулся я.

— Антон Михалыч, вот вы в парке подрались, — оживилась она. — Понятно, из-за меня. Это такой способ ухаживать за девушкой?

Разговор начинал настораживать.

— Нюся, этап свиданий с цветами и прочими ухаживаниями мы с тобой пропустили с самого начала, — невольно я скосил взгляд на грудь предмета своего вздыхания. — Надо как-то восполнять… Хотя сумбурно вышло. Собственно, в той драке мне пришлось защищать свои права на то, что принадлежит мне. Ты моя, понятно тебе?

— Так я же не спорю! Даже волнительно. А у вас есть семейные и материальные обязательства? — блестя глазами, Нюся повернулась на бок.

От этого захода я слегка подзавис — интересный вопрос. Семья у меня кончилась в прошлом году, когда жена уехала проведать внуков. Судя по всему, возвращаться она не собирается. Но моя зарплата по-прежнему принадлежит ей — в этом она уверена свято. А вот с имуществом сложнее. Обе квартиры и дача записаны на меня. Продавать нажитое я не намерен, а мирно разделить это наследники не смогут. Тут к бабушке Ванге не ходи, без драки у гроба не обойдется.

— Некие обязательства имеются, — пробурчал я, — только это не брачные узы. Как тебе сказать…

— А прямо говорите, — куда она клонит, догадаться было несложно.

Что ж, прямо, так прямо.

— Брачные узы призваны хранить целостность семьи. А у нас с женой семьей давно уже не пахнет, — я задумался.

Нет, не пахнет. И давно.

Вдруг остро приспичило закурить. Хм… К чему бы это? Вроде сто лет назад бросил. Странные желания и странные эмоции меня последнее время посещают. Мир вокруг Антона поменялся, а моя жизнь претерпела кардинальные изменения. Можно сказать, удивительные. Впрочем, Нюся удивляла не меньше.

— Предлагаешь связать нас браком? — я вернулся к разговору.

Ответ Нюси удивил снова:

— Узы то, что стесняет. То есть обременяет и ограничивает свободу действий. Впрочем, общий вай-фай в квартире тоже не означает семью. Я предлагаю договор.

— Брачный контракт?

— Нет, просто честные отношения, — она вздохнула, забирая у меня минералку. — Нехитрое условие: я не лгу вам, вы не обманываете меня.

— Так-так, так-так. Неожиданно все как-то… — засомневался я. — А другие женщины? Там тоже есть некие обязательства.

Нюся, видимо, долго готовилась к этому разговору

— Они обождут, ладно? Объясните там, если кому невтерпеж и мочи нет. Вернетесь к ним, когда разорвете договор. Я влюблена, но ограничивать вам свободу глупо, тем более филькиной грамотой. Зачем правила и ограничения? Мы вместе, пока это интересно обоим.

Ай да Нюся! Девчонка режет подметки на ходу.

В прошлой жизни, пока не угомонился, женщины в моей жизни были как денежные знаки — их никогда не бывало достаточно. Кто-то ближе, кто-то дальше… Конечно, говорить об этом вслух не стоит. И врать нельзя, Анюта раскусит вмиг.

Окружающая жизнь у обычного человека наполнена недомолвками, полутонами и ложью. Врут все — начальники на работе, политики из телевизора, «эксперты» из компьютера. А уж как жены мужьям врут, и мужья женам… В лучшем случае люди молчат, а самые мудрые говорят не всю правду. В конце концов, счастливая семейная жизнь возможна в одном случае — если муж слепой, а жена немая.

В давние времена японский самурай, уходя по тропе войны, обязан был отказаться от прошлой жизни, забыть о доме, семье и своих близких. Моя первая женитьба весьма напоминала путь самурая, где молодая жена быстро навела порядок — отвадила и друзей, и собутыльников, а прежний образ жизни заставила забыть.

С другой стороны, себя не обманешь. Сегодняшняя жизнь расцвела новыми красками, и без анютиных глазок она стала бы пустой. Пустая квартира, холодная постель, плита без кастрюли борща… И кому нужна такая жизнь? Ладно, торопиться не надо. Каждый человек имеет право быть счастливым на своих собственных условиях. И на пути бусидо надо все обдумать и взвесить. Если самурай проиграл сражение и ему грозит гибель, нужно торжественно произнести свое имя. А потом умереть улыбаясь, без позорной спешки.

— Нюся, птичка моя златокрылая, может, хватит разговоров? — взмолился я. — Давай поспим.

— А я не тороплю, — пробормотала она, отворачиваясь. — Утро вечера мудренее.

Глава тридцать восьмая, в которой долго буду гнать велосипед

Очередная весточка от беглого писателя Седых заставила Пельше забыть о подготовке к отпуску и бросить все дела, чтобы просить об этом же Генерального секретаря, товарища Брежнева. Тот внял убедительной просьбе, принял Арвида Яновича немедленно.

Прочитав короткий текст, Леонид Ильич отработанным движением пальца включил громкую связь:

— Юра, а ты знаешь такого майора Лялина, что трудится у нас торговым представителем в Лондоне?

— Да, Леонид Илыч, — голос из селектора отдавал железом.

— И что?

— Его арестовала английская полиция, — сообщил Андропов.

— Хм…

— … И торгпредство уже внесло залог в пятьдесят фунтов, — добавил Андропов.

— А за что его арестовали, вам известно? — Брежнев сохранял спокойствие.

— За вождение автомобиля в нетрезвом состоянии, Леонид Илыч.

— Хм… Советский человек, сотрудник КГБ, коммунист Олег Адольфович Лялин допился в Лондоне до поросячьего визга, и ты так спокойно об этом говоришь? Нервозность и страх дохнули из динамика телефонного аппарата:

— Это провокация, Леонид Ильич. Мы работаем над возникшей проблемой.

— Работают они… — сказал, как выплюнул, Брежнев. — Замкнулись в своих кабинетах, ничего не видят и не чувствуют. Где Лялин?