— Вот он, милорд.
— Давайте.
Герцог взял из рук Фельтона бумагу и бегло просмотрел ее. Убедившись, что это тот самый приказ, о котором ему сообщал лорд Винтер, он положил его на стол и взял перо, собираясь поставить свою подпись.
— Простите, милорд… — сказал Фельтон, удерживая герцога. — Но известно ли вашей светлости, что Шарлотта Баксон — не настоящее имя этой молодой женщины?
— Да, сударь, это мне известно, — ответил герцог и обмакнул перо в чернила.
— Значит, ваша светлость знает ее настоящее имя?
— Я его знаю.
Герцог поднес перо к бумаге. Фельтон побледнел.
— И, зная это настоящее имя, вы все-таки подпишете, ваша светлость?
— Конечно, и нисколько не задумываясь.
— Я не могу поверить, — все более резким и отрывистым голосом продолжал Фельтон, — что вашей светлости известно, что дело идет о леди Винтер…
— Мне это отлично известно, но меня удивляет, как вы это можете знать?
— И вы без угрызения совести подпишете этот приказ, ваша светлость?
Бекингэм надменно посмотрел на молодого человека:
— Однако, сударь, вы предлагаете мне странные вопросы, и я поступаю очень снисходительно, отвечая вам!
— Отвечайте, ваша светлость! — сказал Фельтон. — Положение гораздо серьезнее, чем вы, быть может, думаете.
Бекингэм решил, что молодой человек, явившись по поручению лорда Винтера, говорит, конечно, от его имени, и смягчился.
— Без всякого угрызения совести, — подтвердил он. — Барону, как и мне, известно, что леди Винтер большая преступница и что ограничить ее наказание ссылкой почти равносильно тому, чтобы помиловать ее.
Герцог пером коснулся бумаги.
— Вы не подпишете этого приказа, милорд! — воскликнул Фельтон, делая шаг к герцогу.
— Я не подпишу этого приказа? — удивился Бекингэм. — А почему?
— Потому что вы заглянете в свою душу и воздадите миледи справедливость.
— Справедливость требовала бы отправить ее в Тайберн. Миледи — бесчестная женщина.
— Ваша светлость, миледи — ангел, вы хорошо это знаете, и я прошу вас дать ей свободу!
— Да вы с ума сошли! Как вы смеете так говорить со мной?
— Извините меня, милорд, я говорю, как умею, я стараюсь сдерживаться… Однако подумайте о том, милорд, что вы намерены сделать, и опасайтесь превысить меру!
— Что?.. Да простит меня бог! — вскричал Бекингэм. — Он, кажется, угрожает мне!
— Нет, милорд, я вас еще прошу и говорю вам: одной капли довольно, чтобы чаша переполнилась, одна небольшая вина может навлечь кару на голову того, кого щадил еще всевышний, несмотря на все его преступления!
— Господин Фельтон, извольте выйти отсюда и не медленно отправиться под арест! — приказал Бекингэм.
— Извольте выслушать меня до конца, милорд. Вы соблазнили эту молодую девушку, вы ее жестоко оскорбили, запятнали ее честь… Загладьте то зло, какое вы ей причинили, дайте ей беспрепятственно уехать, и я ничего больше не потребую от вас.
— Ничего не потребуете? — проговорил Бекингэм, с изумлением глядя на Фельтона и делая ударение на каждом слове.
— Милорд… — продолжал Фельтон, все больше воодушевляясь по мере того, как он говорил. — Берегитесь, милорд, вся Англия устала от ваших беззаконий! Милорд, вы злоупотребили королевской властью, которую вы почти узурпировали. Милорд, вы внушаете отвращение и людям и богу! Бог накажет вас впоследствии, я же накажу вас сегодня!
— Это уж слишком! — крикнул Бекингэм и сделал шаг к двери.
Фельтон преградил ему дорогу.
— Смиренно прошу вас, — сказал он, — подпишите приказ об освобождении леди Винтер. Вспомните, это женщина, которую вы обесчестили!
— Ступайте вон, сударь! Или я позову стражу и велю заковать вас в кандалы!
— Вы никого не позовете, — заявил Фельтон, встав между герцогом и колокольчиком, стоявшим на столике с серебряными инкрустациями. — Берегитесь, милорд, вы теперь в руках божьих!
— В руках дьявола, хотите вы сказать! — вскричал Бекингэм, повышая голос, чтобы привлечь внимание людей в соседней комнате, но еще прямо не взывая о помощи.
— Подпишите, милорд, подпишите приказ об освобождении леди Винтер! — настаивал Фельтон, протягивая герцогу бумагу.
— Вы хотите меня принудить? Да вы смеетесь надо мной!.. Эй, Патрик!
— Подпишите, милорд!
— Ни за что!
— Ни за что?
— Ко мне! — крикнул герцог и схватился за шпагу.
Но Фельтон не дал ему времени обнажить ее: на груди он держал наготове нож, которым ранила себя миледи, и одним прыжком бросился на герцога.
В эту минуту в кабинет вошел Патрик и крикнул:
— Милорд, письмо из Франции!
— Из Франции? — воскликнул Бекингэм, забывая все на свете и думая только о том, от кого это письмо.
Фельтон воспользовался этим мгновением и всадил ему в бок нож по самую рукоятку.
— А, предатель! — крикнул Бекингэм. — Ты убил меня…
— Убийство!.. — завопил Патрик.
Фельтон, пытаясь скрыться, оглянулся по сторонам и, увидев, что дверь открыта, ринулся в соседний зал, где, как мы уже говорили, ждала приема депутация Ларошели, бегом промчался по нему и устремился к лестнице, но на первой ступеньке столкнулся с лордом Винтером. Увидев мертвенную бледность Фельтона, его блуждающий взгляд и пятна крови на руках и лице, лорд Винтер схватил его за горло и закричал:
— Я это знал! Я догадался, но, увы, минутой позже, чем следовало! О, я несчастный! Несчастный!..
Фельтон не оказал ни малейшего сопротивления. Лорд Винтер передал его в руки стражи, которая, в ожидании дальнейших распоряжений, отвела его на небольшую террасу, выходившую на море, а сам поспешил в кабинет Бекингэма.
На крик герцога, на зов Патрика человек, с которым Фельтон встретился в вестибюле, вбежал в кабинет.
Герцог лежал на диване и рукой судорожно зажимал рану.
— Ла Порт… — произнес герцог угасающим голосом, — Ла Порт, ты от нее?
— Да, ваша светлость, — ответил верный слуга Анны Австрийской, — но, кажется, я опоздал…
— Тише, Ла Порт, вас могут услышать… Патрик, не впускайте никого… Ах, я так и не узнаю, что она велела мне передать! Боже мой, я умираю!
И герцог лишился чувств.
Между тем лорд Винтер, посланцы Ларошели, начальники экспедиционных войск и офицеры свиты Бекингэма толпой вошли в комнату; повсюду раздавались крики отчаяния. Печальная новость, наполнившая дворец стенаниями и горестными воплями, вскоре перекинулась за его пределы и разнеслась по городу.
Пушечный выстрел возвестил, что произошло нечто важное и неожиданное.
Лорд Винтер рвал на себе волосы.
— Минутой позже! — восклицал он. — Одной минутой! О боже, боже, какое несчастье!
Действительно, в семь часов утра ему доложили, что у одного из окон замка висит веревочная лестница. Он тотчас бросился в комнату миледи и увидел, что комната пуста, окно открыто, прутья решетки перепилены; он вспомнил словесное предостережение д'Артаньяна, переданное через его гонца, затрепетал от страха за герцога, бегом кинулся в конюшню; не дожидаясь, пока ему оседлают коня, вскочил на первого попавшегося, во весь опор примчался в адмиралтейство, спрыгнул во дворе наземь, взбежал по лестнице и, как мы уже говорили, столкнулся на верхней ступеньке с Фельтоном.
Однако герцог был еще жив: он пришел в чувство, открыл глаза, и в сердца всех окружающих вселилась надежда.
— Господа, — сказал он, — оставьте меня одного с Ла Портом и Патриком… А, это вы, Винтер! Вы сегодня утром прислали ко мне какого-то странного безумца. Посмотрите, что он со мной сделал!
— О милорд, — вскричал барон, — я навсегда останусь неутешным!
— И будешь неправ, милый Винтер, — возразил Бекингэм, протягивая ему руку. — Я не знаю ни одного человека, который заслуживал бы того, чтобы другой человек оплакивал его всю свою жизнь… Но оставь нас, прошу тебя.
Барон, рыдая, вышел.
В комнате остались только раненый герцог, Ла Порт и Патрик.
Приближенные герцога искали врача и не могли найти его.
— Вы будете жить, милорд, вы будете жить! — твердил, стоя на коленях перед диваном, верный слуга Анны Австрийской.