Лорд Винтер избрал ту же тактику, что и миледи, полагая, что раз его невестка придерживается её, то наверное, она самая лучшая.

— Сначала вы мне расскажите, любезная сестра, зачем вы пожаловали в Англию? — возразил он.

— Я приехала повидаться с вами, — ответила миледи, не зная того, что она невольно усиливает этим ответом подозрения, которые заронило в её девере письмо д'Артаньяна, и желая только снискать этой ложью расположение своего собеседника.

— Вот как, повидаться со мной? — угрюмо переспросил лорд Винтер.

— Да, конечно, повидаться с вами. Что же тут удивительного?

— Так вас привело в Англию только желание увидеться со мной, никакой другой цели у вас не было?

— Нет.

— Стало быть, вы только ради меня взяли на себя труд переправиться через Ла-Манш?

— Только ради вас.

— Чёрт возьми! Какие нежности, сестра!

— А разве я не самая близкая ваша родственница? — спросила миледи с выражением трогательной наивности в голосе.

— И даже моя единственная наследница, не так ли? — спросил, в свою очередь, лорд Винтер, смотря в упор на миледи.

Несмотря на всё своё самообладание, миледи невольно вздрогнула, и, так как лорд Винтер, говоря эти слова, положил руку на плечо невестки, эта дрожь не ускользнула от него.

Удар в самом деле пришёлся в цель и проник глубоко. Первой мыслью миледи было, что её выдала Кэтти, что Кэтти рассказала барону о том корыстолюбивом и потому неприязненном отношении к нему, которое миледи неосторожно обнаружила в присутствии своей камеристки; она вспомнила также свой яростный и неосторожный выпад против д'Артаньяна после того, как он спас жизнь её деверя.

— Я не понимаю, милорд, — заговорила она, желая выиграть время и заставить своего противника высказаться, — что вы хотите сказать? И нет ли в ваших словах какого-нибудь скрытого смысла?

— Ну, разумеется, нет, — сказал лорд Винтер с видом притворного добродушия. — У вас возникает желание повидать меня, и вы приезжаете в Англию. Я узнаю об этом желании или, вернее говоря, догадываюсь о нём и, чтобы избавить вас от всех неприятностей ночного прибытия в порт и всех тягот высадки, посылаю одного из моих офицеров вам навстречу. Я предоставляю в его распоряжение карету, и он привозит вас сюда, в этот замок, комендантом которого я состою, куда я ежедневно приезжаю и где я велю приготовить вам комнату, чтобы мы могли удовлетворить наше взаимное желание видеться друг с другом. Разве всё это представляется вам более удивительным, чем то, что вы мне сказали?

— Нет, я нахожу удивительным только то, что вы были предупреждены о моём приезде.

— А это объясняется совсем просто, любезная сестра: разве вы не заметили, что капитан нашего судна, прежде чем стать на рейд, послал вперёд, чтобы получить разрешение войти в порт, небольшую шлюпку с судовым журналом и списком команды и пассажиров? Я — начальник порта, мне принесли этот список, и я прочёл в нём ваше имя. Сердце подсказало мне то, что сейчас подтвердили ваши уста: я понял, ради чего вы подвергали себя опасностям столь затруднительного теперь переезда по морю, и выслал вам навстречу свой катер. Остальное вам известно.

Миледи поняла, что лорд Винтер лжёт, и это ещё больше испугало её.

— Любезный брат, — заговорила она снова, — не милорда ли Бекингэма я видела сегодня вечером на молу, когда мы входили в гавань?

— Да, его… А, я понимаю! Увидев его, вы взволновались: вы приехали из страны, где, вероятно, мысль о нём заботит всех, и я знаю, что его приготовления к войне с Францией очень тревожат вашего друга кардинала.

— Моего друга кардинала?! — вскричала миледи, убеждаясь, что и в этом отношении лорд Винтер, по-видимому, хорошо осведомлён.

— А разве он не ваш друг? — небрежным тоном спросил барон. — Если я ошибся — извините: мне так казалось. Но мы вернёмся к милорду герцогу после, а теперь не будем уклоняться от того крайне чувствительного направления, которое принял наш разговор. Вы приехали, говорите вы, чтобы повидать меня?

— Да.

— Ну что ж, я вам ответил, что всё устроено согласно вашему желанию и что мы будем видеться каждый день.

— Что же, я навеки должна оставаться здесь? — с оттенком ужаса спросила миледи.

— Может быть, вы здесь терпите какие-нибудь не удобства, сестра? Требуйте, чего вам недостаёт, и я постараюсь вам это предоставить.

— У меня нет ни служанок, ни лакеев.

— У вас всё это будет, сударыня. Скажите мне, на какую ногу был поставлен ваш дом при первом вашем муже, и, хотя я только ваш деверь, я заведу вам всё на такой же лад.

— При моём первом муже? — вскричала миледи, уставившись на лорда Винтера растерянным взглядом.

— Да, вашем муже-французе, я говорю не о моём брате… Впрочем, если вы это забыли, то, так как он жив ещё, я могу написать ему, и он сообщит мне все нужные сведения.

Холодный пот выступил на лбу миледи.

— Вы шутите! — проговорила она глухим голосом.

— Разве я похож на шутника? — спросил барон, вставая и отступая на шаг.

— Или, вернее, вы меня оскорбляете, — продолжала миледи, судорожно впиваясь пальцами в подлокотники кресла и приподнимаясь.

— Оскорбляю вас? — презрительно усмехнулся лорд Винтер. — Неужели же, сударыня, вы полагаете, что это возможно?

— Вы, милостивый государь, или пьяны, или сошли с ума, — сказала миледи. — Ступайте прочь и пришлите мне женщину для услуг!

— Женщины очень болтливы, сестра! Не могу ли я заменить вам камеристку? Таким образом, все наши семейные тайны останутся при нас.

— Наглец! — вскричала миледи вне себя от ярости и кинулась на барона, который стал в выжидательную позу, положив одну руку на эфес шпаги.

— Эге! — произнёс он. — Я знаю, что вы имеете обыкновение убивать людей, но предупреждаю: я буду обороняться, хотя бы и против вас.

— О, вы правы, — сказала миледи, — у вас, пожалуй, хватит низости поднять руку на женщину.

— Да, быть может. К тому же у меня найдётся оправдание: моя рука будет, я полагаю, не первой мужской рукой, поднявшейся на вас.

И барон медленным обвиняющим жестом указал на левое плечо миледи, почти коснувшись его пальцем.

Миледи испустила сдавленный стон, похожий на рычание, и попятилась в дальний угол комнаты, точно пантера, приготовившаяся к прыжку.

— Рычите сколько вам угодно, — вскричал лорд Винтер, — но не пытайтесь укусить! Ибо, предупреждаю, это для вас плохо кончится: здесь нет прокуроров, которые заранее определяют права наследства, нет странствующего рыцаря, который вызвал бы меня на поединок из-за прекрасной дамы, которую я держу в заточении, но у меня есть наготове судьи, которые, если понадобится, учинят расправу над женщиной, настолько бесстыдной, что она при живом муже прокралась на супружеское ложе моего старшего брата лорда Винтера, и эти судьи, предупреждаю вас, передадут вас палачу, который сделает вам одно плечо похожим на другое.

Глаза миледи метали такие молнии, что, хотя лорд Винтер был мужчина и стоял вооружённый перед безоружной женщиной, он почувствовал, как в душе его зашевелился страх. Тем не менее он продолжал говорить, но уже с закипающей яростью:

— Да, я понимаю, что, получив наследство после моего брата, вам было бы приятно унаследовать и моё состояние. Но знайте наперёд: вы можете убить меня или подослать ко мне убийц — я принял на этот случай предосторожности, — ни одно пенни из того, чем я владею, не перейдёт в ваши руки! Разве вы недостаточно богаты, имея около миллиона? И не пора ли вам остановиться на вашем гибельном пути, если вы делали зло из одного только ненасытного желания его делать? О, поверьте, если бы память моего брата не была для меня священна, я сгноил бы вас в какой-нибудь государственной тюрьме или отправил бы в Тайберн[37] на потеху толпы! Я буду молчать, но и вы должны безропотно переносить ваше заключение. Дней через пятнадцать — двадцать я уезжаю с армией в Ла-Рошель, но накануне моего отъезда за вами прибудет корабль, который отплывёт на моих глазах и отвезёт вас в наши южные колонии. Я приставлю к вам человека, и, будьте покойны, он всадит вам пулю в лоб при первой вашей попытке вернуться в Англию или на материк!