— Об этом тебе знать не стоит, человек, садись в седло и помалкивай. Да, если вздумаешь сбежать, помни — я буду рядом.
Элл с первой минуты знакомства воспылал к Бассу огромной «любовью».
— Вот и совершай после этого добрые дела! — Все еще злясь, Басс залез на лошадь. Надо сказать, что вышло у него это довольно неуклюже.
— Не переживай, могло быть и хуже, — утешил я его.
Пчелка потянулась ко мне, прося лакомства, но у меня в карманах ничего не было, и я лишь развел руками.
— На. — Сурок протянул мне яблоко.
— Спасибо.
Пчелка весело схрумкала угощение и благожелательно покосилась на меня, прося добавки.
— Гаррет! — Кли-кли, казавшийся маленьким холмиком на спине своего огромного черного коня, подъехал ко мне. — Ты не мог бы отдать мне мой медальон?
— Конечно. — Я и забыл о безделушке Кли-кли. — Вот, спасибо.
— Не за что. — Гоблин повесил его себе на шею. — Ну что, готов в дорогу?
— Нет.
— Понятно, — усмехнулся шут. — Ночевки в открытом поле и баланда, сваренная Халласом, не для тебя.
Ответить я не успел, потому как, посылая проклятия небесам и зеленому гоблину, появился Делер:
— Кли-кли! Это ты взял последнюю бутылку вина?!
— Гаррет, я, пожалуй, поеду, — заспешил шут. — Нет, ничего я не брал! Больно мне нужна твоя "Асминская долина"!
— А откуда ты тогда знаешь название вина? — подозрительно прищурился карлик.
— Так, на ум пришло.
— Кли-кли, сто… стой, кому говорят! Ах ты, ворюга полвершковая!
Что бы ни происходило в нашем мире — Кли-кли остается неизменным и верным своим привычкам.
Через Праздничные ворота мы проехали, не испытывая никаких трудностей. Заспанные стражники без всяких вопросов и с услужливостью, какая только была возможна, распахнули нам ворота и выпустили из города, не задав ни одного вопроса о целях столь поспешного выезда из города в ночную пору. Золото, врученное капралу, действовало лучше всяких грамот с печатями городского совета.
За два последующих дня мы преодолели расстояние, которое разделяло Ранненг и Иселину. Всю дорогу мы скакали с бешеной скоростью, чтобы как можно больше увеличить разрыв между нами и возможной погоней, снаряженной графом Балистаном Паргайдом. Тракт, по которому мы ехали, был многолюден и оживлен. И в Ранненг и из Ранненга спешили путешественники и мастеровые, шли обозы, тащившие на продажу всякую всячину. Деревни встречались через каждую лигу, и отряду не приходилось ночевать в чистом поле.
Басс был хмур и мрачен, всю дорогу за ним следовал или Элл, или Дядька. Хорошо, что мой дружок решил не рисковать и не предпринимал попыток к бегству, понимая, чем ему это грозит. На мой вопрос, неужели Басс поедет с нами до Храд Спайна, Миралисса лишь сказала, что найдет, где его пристроить.
— На границе много постов и крепостей. Посидит там, пока мы не вернемся, а потом уж пусть отправляется на все четыре стороны.
Сообщать о решении эльфийки Бассу я не стал. Не думаю, что он бы обрадовался этим новостям. На второй день Басс сдружился с Фонарщиком и принялся напевать песенки под музыку дудочки Мумра. На привалах Басс играл с кем-нибудь в кости или карты и, как обычно, почти всегда выигрывал. Лишь ушлый Кли-кли мог переиграть бывшего ученика Фора. Оба шельмовали и мухлевали, но гоблин делал это даже лучше, чем Басс-проныра.
К пяти часам вечера второго дня пути мы выехали к Иселине.
Я увидел сверкающую ленту реки еще тогда, когда мы находились в лесу. Отблески солнца отражались в воде и били сквозь деревья прямо в глаза. Когда мы оказались на открытой местности, у меня захватило дух.
Отряд стоял на невысокой возвышенности, и широкая лента реки лежала перед нами как на ладони. За время путешествия я успел повидать множество речушек, речек и рек. Но все они не шли ни в какое сравнение с Иселиной. Передо мной лежала мать всех северных рек. Огромная, широкая и полноводная, она начиналась где-то там, где ручьи с Гор карликов сливались в могучую реку, протекающую через леса Заграбы и впадающую в Море Бурь далеко на северо-востоке.
Впереди лежал небольшой городок. Я не увидел ни стен, ни сторожевых башен. Это был даже не городок, а большая деревня, пускай дома в ней большей частью оказались двухэтажными. Неподалеку от городка возвышались мощные бастионы замка.
— Сурок, — спросил я у Дикого. — Что это за городок? Воин довольно странно посмотрел на меня и ответил:
— Болтник, Гаррет.
— Тот самый?
— Да.
Все знают и все помнят котел под Болтником, в который угодила четверть нашей армии во время Войны Весны. Люди стояли на берегу Иселины, ожидая, когда через нее начнут переправляться ударные силы орков. Никто тогда не знал, что выше по течению, в пятидесяти лигах отсюда, орки опрокинули людской заслон, отбросили людей к Ранненгу и ударили в тыл тем, кто дожидался их под Болтником. Первые прижали людей к реке, на другом берегу тоже было черно от лучников орков. Наша армия оказалась между молотом и наковальней. Почти никому не удалось вырваться из этого окружения; тех, кто ушел по воде или прорвался сквозь кольцо, — были единицы. В день, когда все это случилось, люди поняли, что не зря эльфы назвали реку Иселиной, то есть Черной рекой. Черная река — черные дни. Правда, в те дни река была не черной, а красной от крови людей и орков.
Алистан не повел отряд в городок, мы обошли его стороной, и белые дома с красными черепичными крышами остались по правую руку. Все понимали, что не стоит лезть туда, где возможны хоть какие-то, пускай и призрачные, неприятности. Горький опыт Ранненга пошел Алистану Маркаузу на пользу. Угорь и Арнх отправились в город узнать насчет переправы на тот берег, а мы остались в небольшом лесочке возле самой воды, чуть ниже по течению от Болтника.
Возле реки пахло свежестью и влажной травой. Берега заросли осокой и камышом, раскидистые ивы склонили ветки с серебристо-зелеными листьями к самой воде. Вокруг лошадей тут же закружилась пара слепней, названных Кли-кли «бзыками». Гоблин немедленно устроил на «бзыков» охоту.
Противоположный берег отсюда казался очень далеким. Я бы не стал ставить на то, что смог бы до него доплыть. Деревья на той стороне казались махонькими, не больше половинки моего мизинца.
— Чего, Гаррет, смотришь? Речек не видел? — Рядом со мной присел Халлас и принялся раскуривать трубку.
— Таких больших — нет.
— А по мне — лучше бы их совсем не видеть. Река — это лодка. А я ненавижу лодки!
— Если ты не понял, то наш гном очень боится плавать, — сказал Медок, стоявший неподалеку от нас.
— Гномы ничего не боятся! Просто лодки — это не для гномов, Медок!
— Для гномов мотыги, — подал реплику Делер. — Да не нервничай, Счастливчик[73]! Переправишься ты без всяких мучений. К тому же не лодка это, а паром.
— Иначе говоря, большая лодка. Один хрен, где блевать! — хмуро выпустил колечко дыма Халлас.
— У него морская болезнь, — пояснил Медок Кли-кли.
Халлас задымил еще сильнее, угрюмо косясь на водные просторы.
— Морская болезнь еще ничего! Я вот плавать не умею, — с излишней гордостью проинформировал нас Кли-кли.
— То есть совсем? — Халлас посмотрел на шута.
— То есть как топор! И я нисколько не боюсь.
— Ядрена кочерыжка! Я же говорил, что гномы ничего не боятся! взорвался Халлас. Вернулись Угорь и Арнх.
— Ничего не получается, милорд Алистан. — Лысина Арнха блестела от пота. — У них какой-то городской праздник. Никто не работает, оба парома простаивают, все пьяны. Так что до завтрашнего утра с этого берега мы никуда не денемся.
— А, тьма! — выругался Алистан.
На совете было решено перебраться поближе к паромам, чтобы с самого утра первыми переправиться на тот берег. Два парома находились в четверти лиги от города — деревянные махины с огромными барабанами, на которые наматывались толстые цепи, с помощью которых паромы ходили между берегами. Паромы располагались в ста ярдах друг от друга и находились во владении совершенно разных людей.
73
Халлас (гном.) — счастливчик судьбы (от слова: хала — счастливчик, лас — судьба).