Кажется, мы находились под водой всего несколько секунд. Дольше я бы не протянул. И тем не менее я помню, как он работал ногами, проталкиваясь сквозь воду. Я помню косой луч прожектора вертолета, рыскающий во мраке то здесь, то там, но уже слишком далеко. А потом я вообще перестал видеть что-либо. Воздух ударил мне в лицо, и словно ледяная маска прилипла к моему черепу, но, по крайней мере, я мог дышать. Я вдыхал полные легкие холодного-холодного воздуха, пока тело не начало гореть. Лэрс перебросил меня через фиберглассовый борт небольшого судна, закачавшегося и слегка накренившегося под нашим общим весом. А затем швырнул меня, полуживого, в трюм.

Медленно, с болью тепло возвращалось в кончики пальцев рук и ног. Мысли кружились в голове, и я не мог понять, где нахожусь. В ушах звенело. Я чувствовал себя так, словно смерть прошла в нескольких дюймах от меня.

Лэрс склонился надо мной, ощупал уши и рот. Он разорвал мою рубашку на шее и плече, потрогал вены, похлопал по ним, наполняя кровью. Потом оставил меня, даже не связав, и словно забыл обо мне. Он не произнес ни единого слова. Я понял, что мне уготована участь не заложника, а банального ужина. Я задал ему достаточно перца, и он, видимо, решил, что ему пора домой, под землю. Но это не означало, будто он собирался уходить голодным.

Глаза в конце концов привыкли к практически абсолютной темноте трюма, и я начал различать некоторые детали. Это было тесное, маленькое помещение, в котором пахло дизельным топливом и плесенью. Было холодно, хоть и не так, как под водой, но все равно холод был леденящим. Понятно, что коль скоро ты мертвец, то центральное отопление тебе не нужно. Большая часть помещения была завалена обычным корабельным барахлом – спасательными жилетами, похожими на огромные оранжевые леденцы, алюминиевыми веслами, свертками парусины и брезента. Пять гробов были прислонены к полкам и фальшбортам или лежали ровно на полу. Это были относительно простые, темного дерева штуковины, продолговатая шестиугольная форма которых всегда подразумевает определение «гроб», где бы вы его ни увидели, хотя не думаю, что кто-то за последние пятьдесят лет еще мастерит такие гробы. У них были бронзовые ручки, и все они стояли открытыми, так что я мог видеть пышную шелковую обивку. Один из них был пуст. Это был самый большой гроб, он был бы как раз впору Лэрсу. Оставшиеся четыре были заняты.

Тела в гробах разложились до неузнаваемости. Это были, по сути, кости, связанные друг с другом уцелевшими полосками кожи. На некоторых были видны старые коричневые пятна, там, где их омывала кровь. У одного трупа голова была почти цела, с длинными белыми волосами, напоминавшими нечесаный хлопок. У другого на лице остался только один глаз, сморщенный и высохший, словно белая слива. Но ни один из черепов не был человеческим. Челюсти были мощными и крепкими, полными сломанных зубов. Как раз по зубам я и понял, что все они были вампирами. Наверное, в некотором извращенном смысле это была семья Лэрса. Может быть, здесь, в чреве маленькой лодки, лежал весь их клан.

Было в них нечто, отчего у меня по телу побежали мурашки. Чтобы понять, что именно это было, ушло много времени. Кости в этих гробах не были мертвыми. Они двигались. Всего чуть-чуть, практически незаметно, но тянулись костлявые руки. Шеи клонились вперед. Они чего-то хотели. Они жаждали этого, жаждали так, что изо всех сил напрягали свои высохшие мускулы, дабы достать это что-то. Разложившиеся и развалившиеся, эти трупы все еще были живыми и все еще воспринимали окружающий их мир. Известно, что вампиры живут вечно, если их не убить. Но думаю, они не могли оставаться вечно молодыми. Наверное, нельзя получить все и сразу.

Лэрс снова привлек мое внимание, когда стал двигаться в маленьком помещении. Теперь он выглядел иначе. Я напряг зрение и увидел, что его кучерявая шевелюра была париком – который сейчас отсутствовал, голова же была белой и круглой, словно поверхность луны. По обеим ее сторонам торчали треугольные уши. Уши были не человеческие. Наконец-то я увидел, как на самом деле выглядят вампиры. Это было мерзко.

Лэрс встал на колени у одного из гробов, опершись руками о его деревянные края. Он склонил голову над трупом и затрясся. Одним из своих смеющихся глаз он все время смотрел на меня. И с ужасным рвотным звуком выблевал в гроб полпинты крови, прямо трупу на лицо. Обхватив себя руками, он блевал снова и снова, пока череп не стал купаться в запекшейся крови.

От горячей крови в холодном трюме поднялся пар. Он окутал череп и грудную клетку трупа. Словно жидкий свет, он сливался с костями, облачая вампира в призрачную плоть и кожу. Тело начало распирать, и, когда кровь потекла в мертвый рот, стало принимать форму, сходную с человеческим телом.

Лэрс передвинулся к другому телу. Он закашлялся, и кровь выступила у него на губах. Словно птица, кормящая свой выводок, он снова вызвал у себя рвоту, пока кровь не полилась у него изо рта тягучими струями. Там, где она коснулась трупа, стал подниматься пар и началась вторая трансформация. Кожа, похожая на старую заплесневелую бумагу, затрещала, натягиваясь на останки второго тела. Темная кожа, иссеченная шрамами. У этого на бицепсе была татуировка «SPQR»,[4] выполненная неряшливыми, неровными буквами.

Румянец, который я заметил у Лэрса на щеках, пропал. Он снова был бел как полотно. Если он собирался накормить всех своих предков, то ему понадобится новый донор, и скоро.

Такая перспектива была мне не по вкусу.

Третий труп ему удалось целиком заблевать кровью, всей, какая только была у него внутри. Он выхаркивал смерть. Смерть официантки из закусочной. Смерти спецназовцев, которые, как мы глупо надеялись, были в безопасности под дюжиной фунтов крестов. Он выхаркивал куски Вебстера, хорошего полицейского, куски его плоти.

Лэрс повернулся и в упор посмотрел на меня. Все его тело сотрясалось, дрожало, даже билось. Кормление предков потребовало всей крови, которая была у него в желудке. Так ли он трясся до того, как закусил в ресторанчике официанткой? Он старался заглянуть мне в глаза, но я не мог позволить ему загипнотизировать меня снова.

Я посмотрел на свою правую руку. Я все еще сжимал пистолет. Как мне удалось удержать его, когда Лэрс нес меня на плече, после шока от погружения в реку, после того, как он втащил меня в лодку, было загадкой. Должно быть, холод сковал пальцы и сделал хватку мертвой.

Лэрс шагнул ко мне. Стремительности в движениях как не бывало. Координация пропала. Но он все равно оставался пуленепробиваемым вампиром.

Я знал, это бессмысленно. Спецназ бил по нему в упор автоматными очередями, но пули даже не попортили ему шкуру. Они ни разу не задели его сердце – наиболее уязвимую часть его тела. Но в этот момент мне ничего больше не оставалось, кроме того как выпустить в него все до одной разрывной пули, которые в нем были.

Я разрядил оружие прямо ему в грудь. Я стрелял в него снова и снова, пока не оглох от грохота и не ослеп от вспышек выстрелов. Круглые дырки от пуль разорвали его, заляпав трюм клочками белой кожи. Он попытался засмеяться, но вместо голоса раздалось слабое шипение, словно воздух выходил из пробитой покрышки.

Я увидел его раздробленные, незащищенные, сломанные ребра. Я увидел вялые и безжизненные легкие в его груди. Он шагнул ближе. Ближе. Ближе. Совсем близко. И тут я вытянул левую руку и схватился за темный перекрученный мускул, который был его сердцем.

Он взвыл от боли. Я тоже. Его тело уже восстанавливало причиненный мной вред, его клетки разрастались вокруг пулевых ранений. Ребра сходились, словно лезвия ножниц, захлопываясь на хрупких костях моего запястья, захватывая мою руку внутри его тела. Его кожа нарастала вокруг моей руки и облепляла ее, втягивая меня внутрь его.