– Я тебе сбегу! – я схватил Веру на руки и вознамерился отнести ее в кровать и там окончательно изгнать хандру испытанным способом, но зазвонил телефон.
Нормальной телефонной станции во дворце, конечно, не было, просто в каждой из четырех лабораторий стояло по аппарату, которыми можно было соединяться с моим.
– Алексей Сергеевич, – услышал я из трубки голос Вадима Глазьева. – Вы сегодня к нам еще зайдете? Есть проблемы с работой схемы управления индикатора кругового обзора...
– Сейчас подойду, Вадим Владимирович, – ответил я и положил трубку на рычаг.
Дворец был двухэтажным, но не очень большим. Когда я был в нем последний раз еще мальчишкой, он изрядно обветшал, что и неудивительно для здания, которому уже полторы сотни лет. Нужен был ремонт, но отец не хотел тратиться, и его можно было понять: кроме пятерых слуг здесь никто не жил, а мы приезжали ненадолго хорошо если раз в три года. Теперь такой ремонт был сделан, и дворец преобразился. Особой роскоши не было, но все сделали добротно, удобно и красиво. Вместо тридцати ученых, о которых мне говорил Шувалов, их поселили только семь, остальные были инженерами. Лишь двое приехали с семьями, остальные или были холостыми, или оставили семьи в Москве и уезжали к ним на воскресенье. В одной из приехавших семей была молодая женщина – жена инженера Николая Лисицина. Умная, живая и общительная девятнадцатилетняя Нина и была его семьей, поскольку детей они еще не нажили, а их старики остались в Москве в собственном доме. Красотой она не блистала, но была очень милой и какой-то несовременной. Скорее, она напоминала девчонок из той реальности. Надеть короткую юбку и не отличишь. Хорошая фигура, шикарные волосы, которые она обрезала по плечи, и очень милое лицо со слегка вздернутым носиком и россыпью веснушек. Особую прелесть ей придавали огромные широко посаженные серые глаза, опушенные густыми ресницами. Я не назвал Нину красивой только потому, что она была далека от местных канонов красоты, но встреть я ее в той жизни, сразу бы начал обхаживать, а учитывая ее легкий, покладистый характер, ум и отсутствие заскоков, наверняка влюбился бы. Николай был высоким, плечистым мужчиной с немного грубоватым лицом лет на семь старше жены. Он был инженером от бога, схватывающим на лету любую исходящую от меня идею, поэтому работать с ним было одно удовольствие. Мы пока не сдружились, но к этому все шло. А вот наши жены подружились сразу после знакомства. В этом была большая заслуга Веры, которая взяла инициативу на себя. Лисицыны не были дворянами, а тут целая княгиня, поэтому Нина поначалу робела.
Лаборатория, где отрабатывали электронные узлы, находилась в противоположном от наших комнат конце дворца. Когда делали ремонт, дровяной котел заменили на угольный, и во всех помещениях и коридорах поставили радиаторы, но похолодало совсем недавно, и мы еще не топили. В окна не дуло, да и вообще дворец строили с умом, и он хорошо держал тепло, но кое-кто из ученых курил, выходя для этого в коридор, и я велел прислуге его регулярно проветривать. Вот и сейчас пахло табаком, а по коридору гулял холодный ветер от двух приоткрытых окон. Помянув недобрым словом всех курильщиков и себя за то, что не оделся теплей, я пробежался до лаборатории. В ней было людно, пахло канифолью и немного – горелой изоляцией. Раньше во дворце электричества не было, поэтому, пока шел ремонт, быстро вкопали столбы и протянули от Москвы линию длинной в шесть километров. Сейчас по этим же столбам тянули телефонный кабель. Я подошел к столу, за которым работали Глазьев и еще один инженер – Александр Кулагин.
– Что у вас здесь? – спросил я. – В чем проблема?
– Вот смотрите, – сказал Вадим, пододвинул мне чертеж и принялся объяснять, что у них не работало.
Первую радиолокационную станцию мы разрабатывали на миниатюрных лампах. Серийно выпускались пока только три типа транзисторов, и они были далеки от совершенства, а флоту требовалось надежное устройство и как можно быстрей, поэтому не стали мудрить и все делали на лампах. Когда я учился в институте, мы на военной кафедре изучали ракетный комплекс, предназначенный для защиты побережья от кораблей, причем изучали уже снятый с вооружения и именно на лампах. Все схемы я, конечно, не помнил, а параметры радиоэлементов никогда не знал, но все-таки запомнилось много, и это теперь пригодилось. Немного повозившись, мы нашли причину неисправности, после чего я попал в руки одного из ученых.
– Алексей Сергеевич, можно вас на минуту, – подошел ко мне Головин. – У меня есть вопросы по операционным усилителям. Мне кажется, что ваши схемы избыточно сложны. Посмотрите вот здесь и здесь. А если сделать вот так?
Доказав физику, что простота не везде уместна, я спросил у остальных, не нужен ли кому? Остальные работали и в моих услугах пока не нуждались, поэтому я ушел из лаборатории и вернулся к себе. Жены не было, а на столе лежала короткая записка: «Я у Нины». Я немного озяб, поэтому надел поверх одежды теплый халат, сел за стол и отдернул закрывавшую окно занавеску. Вечерело, и ветер усилился еще больше. Он гнул струи дождя и раскачивал кроны деревьев. Есть что-то завораживающее в картине непогоды, если наблюдать ее вот так, из теплого помещения через окно. Я засмотрелся на дождь и задумался о жизни. Мне в моей теперешней многое нравилось. Я был знатен и богат, имел замечательную семью и любимую женщину. Из-за молодости и того, что я рано занялся этим телом, была возможность прожить длинную жизнь. Способности никуда не делись, наоборот, добавились новые, которые обеспечили мне известность и уважение. Я и сейчас делал важное дело, единственное, что мне не нравилось, это связанные с ним ограничения. Личная свобода была урезана, и когда можно будет снять ограничения, сейчас не скажет никто, ясно только, что это будет еще очень нескоро. Меня не посвящали в то, как использовались полученные знания, лишь Шувалов обмолвился о городке ракетчиков, да от одного из инженеров я знал, что под Москвой начали строить новый аэродром, а находящийся неподалеку авиационный завод, который раньше контролировали французы, отошел государству. Для него дополнительно набирали рабочих и инженеров, и тщательная проверка при этом наборе наводила на мысль, что именно там будут разрабатывать и испытывать мои новинки. У меня не было сомнения в том, что лет через десять мы будем в техническом отношении впереди планеты всей. Сможем ли только удержать первенство? Все засекретить тоже не дело, поэтому знания будут распространяться. Кроме того, никто не застрахован от предательства. Но вровень с остальными мы станем – это точно. Работать здесь умели быстро и без халтуры, главное, чтобы хорошо платили и был пригляд, поэтому знания и щедрое финансирование давали большие возможности для развития. Все упиралось во время, дадут его нам или нет.
– Мне нужна полная ясность с новыми вооружениями, – сказал император. – Кто из вас начнет первым? Может быть, вы, Борис Леонидович?
– Могу и я, – кивнул Вяземский. – По флоту я говорить не буду, чтобы не отбивать хлеб у Сергея Евгеньевича, а расскажу обо всех направлениях нашей работы. В результате национализации и ликвидации долговых обязательств, мы не испытываем никаких недостатков в средствах и не требуем дополнительного финансирования из бюджета. Более того, первые два года мы будем возвращать в казну часть средств из-за того, что не сможем их все освоить. Плохо, когда денег не хватает, но и их избыток ни к чему, кроме их пустой траты и воровства, не приведет. Часть предприятий забирается в казну, а ненужные нам выставляем на торги. При этом назначенные временные управляющие обеспечивают их бесперебойную работу. Банки мы себе не брали, но заставили новых хозяев в три раза понизить процентные выплаты по кредитам. Остальным не осталось ничего другого, как только последовать их примеру.
– Давайте от общих вопросов перейдем к вооружениям, – поторопил канцлера император.
– Кое-что запущено в производство, но немного, – продолжил Вяземский. – По эскизам и описанию отработана конструкция автоматического карабина, который Мещерский назвал автоматом Калашникова. По его словам, это было самое распространенное стрелковое вооружение в его мире. Главные его достоинства – простота, надежность и неприхотливость. Можно дать неопытному солдату, можно положить в лужу, а потом слить воду из ствола и стрелять. Наши автоматические карабины этим похвастаться не могут.
