"Причина обращения в иудаизм царя хазар, прежде язычника, такова. Он принял христианство (см. ниже, гл. IV, 11). Потом он признал его ложность и обсуждал эту тему, сильно его беспокоившую, с одним из своих приближенных. Тот сказал ему: «О, царь, люди Священного Писания делятся на три группы. Созови их и вели привести их доказательства, а затем последуй за тем, у кого правда».
И послал он к христианам, за епископом. При царе был иудей, опытный в спорах, и он затеял диспут. Он спросил епископа: «Что скажешь о Моисее, сыне Амрана, и о Торе, данной ему свыше?» Епископ отвечал: «Моисей — пророк, в Торе истина». Тогда иудей обратился к царю: «Вот он и признал правдивость моей веры. Теперь спроси его, во что верит он сам». Царь спросил, и епископ ответил: «Я говорю, что Иисус — мессия, сын Марии, Он — Слово, Он творил чудеса во имя Господне». И сказал иудей царю: «Он проповедует учение, которого я не знаю, но признает то, что говорю я». Но епископ не был силен в доказательствах [88]. Тогда царь затребовал мусульманина, и прислали ему ученого, мудрого мужа, мастера доказывать. Но иудей нанял человека, который отравил мусульманина в пути, и тот умер. Так иудею удалось склонить царя к своей вере, и тот принял иудаизм" (37; 90).
У арабских историков несомненный дар подслащивать пилюлю. Если бы мусульманский мудрец принял участие в дебатах, то угодил бы в ту же ловушку, что и епископ, ибо оба признавали истинность Ветхого Завета, так что защитники Нового Завета и Корана неминуемо проиграли бы со счетом 1:2. Согласие царя с этой аргументацией символично: он изъявляет готовность признать доктрины, разделяемые всеми тремя, — общий знаменатель — и отказывается примыкать к какому-либо из враждующих течений, идущему дальше этого. Опять-таки восторжествовала непредвзятость в применении к теологии.
Из этой истории следует также, как указывает Бьюри (21; 408), что еврейское влияние при хазарском дворе должно было быть сильным еще до официального обращения: ведь за епископом и мусульманским ученым пришлось «посылать», тогда как иудей уже находился «при нем» (царе).
Перейдем теперь от главного арабского источника по истории обращения — ал-Масуди и переписчиков его сочинений — к основному еврейскому источнику. Это так называемая «Хазарская переписка» — письма на еврейском языке, которыми обменялись еврей Хасдай ибн Шафрут, главный министр Кордовского халифата, и Иосиф, царь хазар — вернее, писцы того и другого. Подлинность этой переписки долго вызывала сомнения, но сейчас она всеми признается подлинной, со скидкой на вольности, допускавшиеся позднее переписчиками.
Обмен письмами имел, видимо, место после 954 и до 962 г., то есть примерно тогда же, когда писал Масуди. Чтобы стала ясна значимость Переписки, следует подробнее рассказать о личности Хасдая ибн Шафрута — возможно, самой выдающейся фигуре «золотого века» (900-1200 гг.) еврейства в Испании.
В 929 г. Абд ар-Рахману III, правителю из Омейядской династии, удалось объединить под своей властью владения мавров в южной и центральной части Иберийского полуострова и основать Западный Халифат. Его столица Кордова стала жемчужиной арабской Испании и центром европейской культуры с библиотекой в 400 тысяч томов. Хасдай, родившийся в 910 г. в Кордове в зажиточной еврейской семье, сперва привлек внимание халифа как медик, на счету которого были замечательные исцеления. Абд ар-Рахман назначил его своим придворным лекарем и настолько доверял его суждениям, что сначала поручил привести в порядок финансы государства, потом сделал министром иностранных дел, распутывающим сложные дипломатические узлы в отношениях нового халифата с Византией, германским императором Отгоном, с Кастилией, Наваррой, Арагоном и другими христианскими королевствами севера Испании. Хасдай проявил себя настоящим homo universale за столетия до Ренессанса: в промежутках между государственными делами он находил время для перевода на арабский язык медицинских трактатов, переписки с премудрыми раввинами из Багдада и наставлений еврейским грамматикам и поэтам.
Совершенно очевидно, что это был просвещенный, правоверный иудей, использовавший свои дипломатические контакты для сбора информации о еврейских общинах, рассеянных по миру, и ходатайств в их пользу при малейшей возможности. Особенно его беспокоило преследование евреев в Византийской империи при Романе (см. выше, раздел I). К счастью, он обладал немалым влиянием при византийском дворе, где были жизненно заинтересованы в благожелательном нейтралитете Кордовы во время кампаний Византии против мусульман Востока. Хасдай, проводя переговоры, использовал их как возможность для вмешательства в защиту византийского еврейства — очевидно, успешного (109; 100 см. прим.).
По признанию самого Хасдая, впервые он услышал о существовании независимого еврейского царства от купцов из персидского Хорасана, но усомнился в их правдивости [89]. Позднее он расспросил членов византийской дипломатической миссии в Кордове, и те подтвердили рассказ купцов, дополнив его важными фактами о хазарском царстве, включая имя царя, правившего на тот момент, — Иосиф. Тогда Хасдай решил послать к царю Иосифу гонцов с письмом.
Письмо (подробнее о нем ниже) содержит список вопросов о хазарском государстве, народе, способе правления, войске и так далее, включая проблему принадлежности Иосифа к какому-либо из двенадцати колен Израилевых. Это как будто свидетельствует о том, что хазары-иудеи, по мнению Хасдая, были выходцами из Палестины, подобно испанским евреям, а то и представляли собой одно из Потерянных Колен. Иосиф, не будучи евреем по происхождению, не принадлежал, разумеется, ни к одному из этих Колен; в своем «Ответе Хасдаю» он, как мы увидим, приводит генеалогию другого рода, однако главное его намерение — снабдить Хасдая подробным, пусть и легендарным рассказом об обращении, состоявшемся двумя столетиями раньше, и обстоятельствах, которые привели к этому выбору.
Повествование Иосифа начинается с панегирика предку, царю Булану, великому завоевателю и мудрецу, «изгнавшему гадателей и идолопоклонников со своей земли». Потом царю Булану явился во сне ангел, призвавший его поклоняться единственному истинному Богу и пообещавшему, что за это Он «благословит и умножит потомство Булана, отдаст ему в руки врагов его и сохранит его царство во веки веков». Здесь угадываются мотивы Завета из Книги Бытия; по всей видимости, хазары тоже претендовали на статус избранного народа, заключившего союз с Господом, хотя и не происходившего из Авраамова семени. Но в этом месте рассказ Иосифа делает неожиданный поворот. Царь Булан полон желания служить Господу, но сталкивается с некоей трудностью:
«Он отвечал и сказал ангелу, который говорил с ним: „Ты знаешь, господин мой, помыслы моего сердца и расследовал нутро мое, [ты знаешь], что я возложил свое упование на тебя. Но народ, над которым я царствую, [люди] неверующие. Я не знаю, поверят ли они мне. Если я нашел милость в твоих глазах и на меня снизошло милосердие твое, явись к такому-то, главному князю их, и он поможет мне в этом деле“. Всесвятой — благословен он — исполнил желание его, и явился тому князю во сне. Когда он встал утром, оп пошел и рассказал [это] царю, а царь собрал всех князей и рабов своих и весь свой народ и рассказал им все это. Они одобрили это, приняли [новую] веру и стали под покровительством Шехины (букв. пребывание божие, слава господня)» [90].
Ни в Книге Бытия, ни в арабских описаниях обращения ничего не сказано о князе, согласие которого было так важно для успеха подобного мероприятия. Это является очевидным свидетельством хазарского двоецарствия. «Главный князь» — это, видимо, бек; но нельзя исключать и противоположного: что «царь» — бек, а «князь» — каган. К тому же, согласно арабским и армянским источникам, предводитель хазарской армии, вторгшейся в Закавказье в 711 году (то есть за несколько лет до предполагаемой даты обращения), звался «Булханом» (21; 406, см. прим.).
[88] Примечательно, что в то время как в еврейско-хазарском предании, где победителем прения выходит еврейский раввин, активное участие принимает мусульманский судья, в мусульманском варианте роль представителя ислама сведена на нет. В греческой версии этих событий, в Житии Константина, принявшего в крещении имя Кирилл, успех в диспуте о вере предрешен христианскому философу. Кирилл отправился к хазарам в 861 г. К этому времени прошло уже несколько десятилетий, как хазарский каган и знать приняли иудаизм. Согласно Житию, они просят византийского императора прислать к ним философа для спора с иудеями и мусульманами. «Пришли же к цесарю послы от хазар, говоря: „От начала знаем лишь единого бога, который (стоит) над всеми, и ему кланяемся на восток, в остальном держась своих постыдных обычаев. Евреи побуждают нас принять их веру и обычаи, а с другой стороны, сарацины, предлагая мир и дары многие, принуждают нас принять свою веру, говоря: „Наша вера — лучшая среди всех народов“. Из-за этого посылаем к вам, [вспоминая] старую дружбу и сохраняя [взаимную] любовь ибо вы — великий народ, от бога царство держите. Вашего совета спрашиваем и просим от вас мужа книжного. Если переспорит евреев и сарацин, то примем вашу веру“. Тогда стал искать цезарь Философа и, когда нашел его, рассказал ему о хазарском деле, говоря: „Иди, Философ, к людям тем, дай им ответ и поведай о Троице святой с ее помощью, ибо никто другой не может этого достойно совершить“. Он же сказал: „Если велишь, государь, с радостью иду на дело это и босой и пеший и не взяв ничего, что бог не велел ученикам своим носить [с собой]“. Ответил же цесарь: „Если бы хотел так сам для себя сделать, то верно бы мне сказал, но, зная власть и достоинство цесарево, достойно ступай с цесарской помощью“. Тогда же пустился в путь и, когда дошел до Херсона, научился здесь еврейской речи и письму, переведя восемь частей грамматики, и восприял от этого еще большее знание. […] Сев на корабль, направился в Хазарию к Меотскому озеру [Азовскому морю] и к Каспийским воротам Кавказских гор [Дербенту]. Послали же хазары навстречу ему мужа лукавого и коварного, который, беседуя с ним, сказал ему: „Какой у вас злой обычай, что ставите вместо одного цесаря иного, из другого рода. Мы же берем из одного рода“. Философ же сказал ему: „И бог вместо Саула, что не делал ничего угодного ему, избрал Давида, угождавшего ему, и род его“. Он же сказал ему: „Вот ведь вы, книги держа в руках, из них все притчи берете, мы же не так, но несем всю мудрость в груди, как будто проглотили ее, не гордясь Писанием, как вы“. Сказал же ему Философ: „Отвечу тебе на это: если встретишь мужа нагого и скажет тебе много одеяний и золота имею, поверишь ли ему, видя, что он гол“?». И ответил: «Нет». «Так и я тебе говорю: если поглотил всякую премудрость, то скажи нам, сколько родов было до Моисея и сколько лет который род (власть) держал?». Не мог же на это отвечать и умолк. […] Каган же взял чашу и сказал: «Пью во имя единого бога, создавшего всякую тварь». Философ же, чашу взяв, сказал: «Пью во [имя] единого бога и слова его, которым небеса утвердились, и животворящего духа, от которого вся сила их исходит». Ответил ему каган: «Все одно говорим и лишь в том различие, что вы Троицу прославляете, а мы — бога единого, как учат нас Книги». Философ же сказал: «Книги проповедуют о слове и духе. Если кто почитает тебя и слова и духа твоего не чтит, другой же всех трех почитает, кто больше оказывает [тебе] почтения?». Он же сказал: «[Тот], кто всех трех почитает». Философ же ответил: "Так и мы больше чтим [бога], доказывая доводами и слушая пророков. Исайя ведь сказал: «Слушай меня, Иаков Израиль, которого зову. Я — первый, я существую вечно, я существую и ныне. Послал меня господь и дух его». Иудеи же, стоявшие около него, сказали ему: «Скажи, как может вместить бога в утробу свою женщина, что не может на него и взглянуть, а не то что родить его?» Философ же указал пальцем на кагана и первого советника его и сказал: «Если скажет кто, что первый советник не может принять кагана, а также скажет, что последний раб его может принять кагана и почтить его, как нам надо назвать его, скажите мне, умным или безумным?» Они же ответили: «Весьма безумным». Философ же сказал им: «Что стоит выше всех среди видимых тварей?» Отвечали ему: «Человек, ибо сотворен по образу божьему». Снова же им сказал Философ: «Так безумны те, что говорят, что не может бог вместиться в человека, а [ведь] он вместился и в куст огненный, и в облако, и в бурю, и в дым, когда являлся Моисею и Иову». […] Один же из них, (советник) кагана, хорошо знавший всю злобу сарацинов, спросил Философа: «Скажи мне, гость, почему вы не признаете Мухаммеда? Ведь он очень восхвалил в своих книгах Христа, говоря, что родился от девы, сестры Моисея, пророк великий, что воскрешал мертвых и всякий недуг исцелял [своей] силой великой?» Отвечал же Философ ему: «Пусть рассудит нас каган. Скажи ему: если Мухаммед пророк, то как можем верить Даниилу? Он ведь сказал: „Перед [явлением] Христа прекратятся видения и пророчества. Этот же после Христа явился, как же он может быть пророком? Если наречем его пророком, то Даниила отвергнем“. Сказали же многие из них: „Что Даниил говорил, говорил от божьего духа, а о Мухаммеде все знаем, что он — лжец и погубитель общего спасения и что лучшие из заблуждений своих изблевал он на злобу и бесстыдство“. Сказал же первый среди советников приятелям евреев: „С божьей помощью гость этот ниспроверг наземь всю гордыню сарацинов, а вашу отбросил на иной берег, как нечто нечистое“. И сказал всем людям: „Как дал бог власть над всеми народами и совершенную мудрость христианскому цесарю, так [дал ему] и [самую лучшую] веру из всех и без нее никто жить не может жизнью вечной. Богу же слава навеки“. […] И так разошлись с радостью. Крестилось же из них двести человек, отказавшихся от мерзостей языческих и браков беззаконных. Написал же к цесарю каган такое письмо: „Послал к нам, владыка, такого мужа, что показал нам [всю] христианскую веру и [догмат] святой Троицы словом и делами. И познали, что это — вера истинная, и повелели, чтобы тот, кто хочет, крестился, надеясь, что и мы к тому же прийдем. Все мы — друзья и приятели твоего царства и готовы [идти] на службу твою, куда захочешь“» (цит. по: Сказания о начале славянской письменности // Вступ. статья, пер. и коммент. Б. Н. Флори. М., 1981, с. 77-85).
[89] Реакция Хасдая на известие купцов из Хорасана о царстве иудеев ал-Хазар была такой: «Я не поверил словам их и сказал [себе]: „Они говорят мне подобные вещи только ради того, чтобы расположить меня [к себе] и войти в близость ко мне“. Я был в изумлении от таких слов, пока не пришли посланцы из Кустантинии». Хасдай имел самые широкие возможности для сбора интересующих его сведений, поскольку в Кордову прибывало множество купцов из самых отдаленных областей мира, о чем Хасдай и сообщает хазарскому кагану: «Приходят [в нашу страну] купцы из [отдаленных] краев земли и стекаются в нее торговцы изо всех городов и из далеких островов, из страны Египетской и из остальных верхних областей. Они доставляют благовония и драгоценные камни и все драгоценности Египта, и она ведет торговлю с царями и властителями. Царствующий над нами царь собрал запасы серебра, золота, драгоценностей и массу богатств, подобных которым не собирал ни один царь, живший до него. Доходы его от купцов Сеннаара, торговцев Хорасана, купцов Египта и торговцев ал-Хинда из года в год достигают 100000 золотых».
Размах торговых странствий еврейских купцов в IX в. впечатляет. Ибн Хордадбех (род. около 820 г.), заведовавший одно время государственной почтой в провинции ал-Джибал (Северо-Западный Иран) и имевший доступ к правительственному архиву, отмечает в своей «Книге путей и стран»: «Путь еврейских купцов ар-Разанийа (букв „знающие путь“), которые говорят по-арабски, по-персидски, по-румийски, по франкски, по-андалузски, по-славянски. Они в самом деле путешествуют от ал-Машрика (земли подвластные Халифату и далее на восток) до ал-Магриба (крайнего Запада) и от ал-Магриба до ал-Машрика по суше и по морю. Они доставляют из ал-Магриба слуг-евнухов, невольниц, мальчиков-слуг, парчу, заячьи шкурки, пушнину, соболий мех и мечи. Они путешествуют из Фиранджи (страны франков) по Западному морю (Средиземному морю), высаживаются у ал-Фарамы (город на Синайском полуострове) и доставляют свои товары по суше в ал-Кулзум (на берегу Красного моря). Между этими [городами] 25 фарсахов. Затем они совершают путешествие по Восточному морю из ал-Кулзума в ал-Джар и Джудду. Затем отправляются [дальше] в ас-Синд (Южная Индия), ал-Хинд и ас-Син (Южный Китай). Вывозят из ас-Сина мускус, алоэ, камфору, корицу и другие товары, которые традиционны для этих краев, после чего возвращаются в ал-Кулзум. Потом они доставляют эти [товары] в ал-Фараму. Затем плывут по Западному морю, а иной раз поворачивают со своими товарами к Константинополю и продают их в ар-Руме (Византии). Иногда они ездят со своими товарами в земли Фиранджи и распродают их там. Если они желают, то везут свои товары из Фиранджи по Западному морю, высаживаются у Антакийи (Антиохия) и совершают по суше три перехода, пока не достигают ал-Джабийи. Затем они плывут по Евфрату до Багдада, а по Тигру до ал-Убуллы. Из ал-У буллы [они направляются] в Оман, ас-Синд, ас-Син. Все эти [страны] связаны одна с другой» (цит. по: Ибн Хордадбех.Книга путей и стран. Перевод с араб., коммент., исследование Н. Велихановой. Баку, 1986, с. 123-124).
