Из этого можно заключить, каков был калибр неприятеля, с которым пришлось иметь дело хазарам. Византийская дипломатия без промедления отдала ему должное и затеяла двойную игру, то ведя войны, то занимаясь умиротворением завоевателя в благочестивой надежде, что русы рано или поздно будут обращены в христианство и присоединятся к пастве Восточной патриархии. Что касается хазар, то они были важным активом на тот момент, но могли быть преданы при первой же представившейся подходящей или даже мало подходящей возможности.
На протяжении двух следующих столетий в византийско-русских отношениях вооруженные конфликты чередовались с договорами о дружбе. Воевали в 866 (осада Константинополя), 907, 941, 944, 969-971 гг., договоры заключались в 838-839, 861, 911, 945, 957, 971 гг. О содержании этих в разной степени секретных договоров нам известно мало, однако даже то, что мы знаем, свидетельствует о чрезвычайной сложности дипломатической игры. Через несколько лет после осады Константинополя тот же патриарх Фотий сообщает, что русы прислали в Константинополь послов и — в соответствии с византийской формулой, предписанной для новообращенных, — «молили императора о крещении» [142]. Бьюри так комментирует это: «Мы не знаем, какие сообщества русов и в каком количестве представляло это посольство, но цель, видимо, была в принесении извинений за недавний рейд и, возможно, в освобождении пленных. Несомненно, некоторые русы были согласны креститься…, но семя упало на не слишком плодородную почву. Еще сто лет мы ничего не слышим о христианстве на Руси. Однако договор, заключенный между 860 и 866 гг., имел, видимо, иные последствия» (21; 422).
К последствиям относилась служба скандинавских моряков в византийском флоте — к 902 г. их там насчитывалось семьсот человек. Появилась также знаменитая «варяжская дружина» — элитная часть из русов и других наемников-северян, включая даже англичан. По договорам 945 и 971 гг. русские правители Киевского княжества даже брали на себя обязательство посылать войска византийскому императору по его запросу (114; 448). При Константине Багрянородном, то есть в середине Х века, в Босфоре постоянно стоял флот русов — уже не для того, чтобы осаждать Константинополь, а чтобы торговать. Торговля была отрегулирована до тонкостей (за исключением моментов вооруженных стычек): согласно «Повести временных лет», по договорам 907 и 911 гг. русским визитерам разрешалось входить в Константинополь только через одни ворота, группами не более пятидесяти человек, в сопровождении государственного мужа, во время пребывания в городе они должны были получать столько хлеба, сколько им требовалось, а также помесячно — запасы другой провизии сроком до 6 месяцев, включая хлеб, вино, мясо, рыбу, фрукты, а «баню им устраивают, сколько захотят». Для обеспечения бесперебойности поставок сбыт провизии на черном рынке за наличные карался отсечением руки. Одновременно союзников настойчиво пытались обратить в православие во имя конечной цели — мирного сосуществования с набирающим мощь народом.
Но от этих попыток было мало пользы. Согласно «Повести временных лет», когда Олег, правитель Киева, заключил в 907 г. договор с византийцами, императоры Лев и Александр (соправители), «обязались уплачивать дань и ходили по взаимной присяге сами целовали крест, а Олега с мужами его водили в клятве по закону русскому, и клялись те своим оружием и Перуном их богом, и Волосом богом скота, и утвердили мир» (102, 65) [143].
Минуло прочти полвека, отгремело несколько сражений, состоялось несколько договоров — и Святая Церковь оказалась в одном шаге от победы: в 957 г. киевская княгиня Ольга (вдова князя Игоря) приняла крещение во время своего государственного визита в Константинополь (если не была окрещена еще до отъезда — по этому поводу существуют разные мнения). [144]
В «Книге о церемониях византийского двора» описаны пиры и увеселения в честь Ольги, хотя не говорится, как княгиня отнеслась к механическим игрушкам, выставленным в тронном зале, — например, к рычащей фигуре льва. (Другой высокий гость, епископ Луипранд, признается, что смог сохранить хладнокровие только потому, что был заранее предупрежден о готовящихся сюрпризах). Церемониймейстер, которым выступал сам Константин, видимо, сбивался с ног, ибо Ольга была не единственной женщиной в делегации: женщинами были и все ее ближайшие приближенные, мужчины — дипломаты и советники числом 82 человека — скромно держались в хвосте русской процессии" (114; 504) [145]Перед началом пира произошло небольшое недоразумение, символичное для деликатных отношений между Русью и Византией. Появившись в тронном зале, византийские дамы согласно протоколу пали ниц перед императорским семейством. Ольга осталась стоять, «но было с удовлетворением отмечено, что она несильно, но все же заметно склонила голову. Чтобы указать ей ее место, ее усадили, по примеру государственных гостей-мусульман, за отдельный стол» (114; 504).
«Повесть временных лет» предлагает иную, сильно приукрашенную версию этого государственного визита. Когда был поднят непростой вопрос о крещении, Ольга заявила «Если хочешь крестить меня, то крести меня сам, — иначе не крещусь». И крестил ее царь с патриархом. Просветившись же, она радовалась душой и телом. И наставил ее патриарх в вере, и сказал ей «Благословенна ты в женах русских, так как возлюбила свет и оставила тьму. Благословят тебя русские потомки в грядущих поколениях твоих внуков». И дал ей заповеди о церковном уставе и о молитве, и о посте, и о милостыне, и о соблюдении тела в чистоте. Она же, наклонив голову, стояла, внимая учению, как губка напояемая. […] После крещения призвал ее царь и сказал ей: «Хочу взять тебя в жены себе». Она же ответила: «Как ты хочешь взять меня, когда сам крестил меня и назвал дочерью. А у христиан не разрешается это, — ты сам знаешь». И сказал ей царь: «Перехитрила ты меня, Ольга»" (102; 82) [146].
Когда Ольга вернулась в Киев, «прислал к ней греческий царь послов со словами: „Много даров я дал тебе. Ты ведь говорила мне: когда де возвращусь в Русь, много даров пришлю тебе — челядь, воск и меха и воинов в помощь“. Отвечала Ольга через послов: „Если ты также постоишь у меня в Почайне, как я в Суду, то тогда дам тебе“. И отпустила послов с этими словами». (102; 83) [147].
Ольга-Хельга была, наверное, настоящей амазонкой скандинавских кровей. Как уже говорилось, она была вдовой князя Игоря, считающегося сыном Рюрика и представленного в «Повести временных лет» жадным, безрассудным и жестоким правителем. В 941 г. он напал на византийцев с большим флотом. С пленными русы поступили так: «одних распинали, в других же, расстанавливая их как мишени, стреляли, хватали, связывали назад руки и вбивали железные гвозди в макушки голов. Много же и святых церквей предали огню» (102; 72) [148]. В конце концов они потерпели поражение от Византийского флота, обрушившего на них греческий огонь. «Феофан же встретил их в ладьях с огнем и стал трубами пускать огонь на ладьи русских. И было видно страшное чудо. Русские же увидев пламень, бросались в воду морскую, стремясь спастись. И так остаток их возвратился домой. И, придя в землю свою, поведали — каждый своим — о происшедшем и о ладейном огне. „Будто молнию небесную, — говорили они, — имеют у себя греки, и, пуская ее, пожгли нас, оттого и не одолели их“» [149]— [150]— [151]. За этим столкновением с интервалом в четыре года последовал очередной договор о дружбе. Русы как морской народ были поражены «греческим огнем» сильнее, чем другие враги Византии, и «небесные молнии» стали сильным аргументом в пользу греческой церкви. Тем не менее, готовность к крещению еще не наступила.
[142] О крещении Руси вслед за событиями похода на Константинополь в 860 г. сообщает Хроника Продолжателя Феофана: «Набег росов (это скифское племя, необузданное и жестокое), которые опустошили ромейские земли, сам Понт Евксинский предали огню и оцепили город (Михаил в то время воевал с исмаилитами). Впрочем, насытившись гневом Божиим, они вернулись домой — правивший тогда церковью Фотий молил Бога об этом, — а вскоре прибыло от них посольство в царственный город, прося приобщить их Божьему крещению. Что и произошло». Подробный анализ этих сведений см.: Бибиков М. В.Когда была крещена Русь? (Взгляд из Византии) // Ученые записки Российского Православного Университета ап. Иоанна Богослова. М., 2000. Вып. 5 (Византинистика и неоэллинистика), с. 24-31.
[144] Подробнее о спорных вопросах истории крещения княгини Ольги см.: Ариньон Ж.-П.Международные отношения Киевской Руси в середине Х в. и крещение княгини Ольги // Византийский временник. М., 1980. Т. 41; Литаврин Г. Г.Путешествие русской княгини Ольги в Константинополь: Проблема источников // Византийский временник. М., 1981. Т. 42; Литаврин Г. Г. К вопросу об обстоятельствах, месте и времени крещения княгини Ольги // Древнейшие государства на территории СССР: Материалы и исследования 1985. М., 1986; Оболенский Д.К вопросу о путешествии русской княгини Ольги в Константинополь в 957 г. // Проблемы изучения культурного наследия. М., 1985; Назаренко А. В.Еще раз о дате поездки княгини Ольги в Константинополь: источниковедческие заметки // Древнейшие государства Восточной Европы. Материалы и исследования 1992-1993 гг. М., 1995.
[145] Девять Ольгиных родственников, двадцать дипломатов, сорок три торговых советника, два переводчика, шесть слуг дипломатов и собственный переводчик Ольги.
[150] Тойнби без колебаний называет таинственное оружие греков «напалмом» Это был химикат неизвестного состава, возможно, производное нефти, самовоспламенявшееся при контакте с водой и не смывавшееся ею.
[151] Таинственное оружие греков как представляло загадку для их противников, так остается загадкой и для большинства современных историков. Обычно ссылаются на трактат «Liber ignium ad comburendos hostes» («Книга об огнях для опаления врагов»), который известен в латинском переводе с арабского языка с конца XIII в. Авторство трактата приписывается Марку Греку (нач. IX в.) (см.: Berthelot M.La chimie au Moyen Age. Paris. 1893, р. 100; ср.: Partington J. R.A History of Greek Fire and Gunpowder. Cambridge, 1960, р. 42) Считается, что рукопись передает рецепт греческого огня, сходный с порохом. Описание состава «греческого огня» в этом трактате представляет собой некую фантастическую смесь: «Приготовляй греческий огонь таким способом: сера, винный камень, камедь, смола, селитра, нефтяное масло и обыкновенное [растительное] масло. Вскипяти все это вместе, опусти затем туда паклю и зажги» (цит. по: Арендт В. В.Греческий огонь (техника огневой борьбы до появления огнестрельного оружия) // Архив истории науки и техники. М., 1936. Серия 1. Вып. 9, с. 170). Это дало повод исследовательской традиции скрупулезно заняться составом «греческого огня», т.е. историей пороха, якобы изобретенного в Европе. (Школяр С. А.Китайская доогнестрельная артиллерия. М., 1980, с. 11, 16). Спор свелся к вопросу — входила ли в состав малоазиатского «греческого огня» селитра или нет. Старания многих исследователей сводились к отождествлению понятий «греческий огонь» и «порох». Очевидно, что в рамках этой исследовательской традиции любое свидетельство об огнеметах либо совершенно игнорировалось, либо переходило в тему огнестрельного оружия. Соответственно, в многочисленных комментариях к разным текстам «греческий огонь» представлялся смесью жженой извести, серы, угля, смолы, нефти, селитры и прочего, которая каким-то малопонятным образом выбрасывалась из медных труб. Все это выглядит довольно странно. Византийский император Константин Багрянородный (952 г.), сообщая своему сыну о секретном оружии империи, определенно говорит о нефти и «влажном огне». Секрет «греческого огня» был не в составе смеси, а в способе использования нефти, нагреваемой в герметичных котлах.
Действовало это оружие следующим образом. Через особые трубы разогретая нефть огненной струей выбрасывалась на неприятельский корабль, который, как правило, воспламенялся. Согласно исследованию Г. Халдона и М. Бурне, секрет жидкого огня состоял не столько в соотношении входящих в смесь ингредиентов, сколько в технологии и методах ее использования, а именно: в точном определении степени подогрева герметически закрытого котла и в степени давления на поверхность смеси воздуха, нагнетаемого с помощью мехов. В нужный момент кран, запирающий выход из котла в сифон, открывался, к выходному отверстию подносилась лампадка с открытым огнем, и с силой выбрасываемая горючая жидкость, воспламенившись, извергалась на суда или осадные машины врага (Haldon G., Burne M.A Possible Solution to the Problem of Greek Fire // Byzantinische Zeitschrift 1977. Bd. 70, § 91-99).
Константин Багрянородный в сочинении «Об управлении империей» дважды говорит о жидком огне, выбрасываемом через сифоны. Он предостерегает своего сына от проклятий, которые падут на голову дерзнувшего передать секрет этого огня другому народу. И добавляет: «Было определено, чтобы все питающие рвение и страх божий отнеслись к сотворившему такое как к общему врагу и нарушителю великого сего наказа и постарались убить его, предав мерзкой и тяжкой смерти». Сохранение секрета изготовления жидкого огня является главной заботой правящего императора: «Мы точно осведомлены отцами и дедами, чтобы он изготовлялся только у христиан и только в том городе, в котором они царствуют, — и никоим образом не в каком ином месте, а также чтобы никакой другой народ не получил его и не был обучен его приготовлению».
Вернемся к событиям похода князя Игоря на греков в 941 г. Об этом сражении сообщает Лиудпранд из Кремоны. Он рассказывает, что грекам удалось подготовить к морскому бою 15 хеландрий (огненосных судов). Любопытно звучит фраза о хорошей погоде, позволившей грекам метать огонь. Очевидно, что если бы использовались катапульты, погода не играла бы никакой роли. «В это время бурная погода сменилась на тихую, и грекам стало возможно бросать огонь. Вошедши в середину они пустили огонь вокруг себя. Увидевши это, русские тотчас стали бросаться в воду, предпочитая скорее утонуть, чем быть сожженными огнем. Иные в тяжелых доспехах и со щитами поплыли к берегу, но плывя, многие утонули, и никто из них в тот день не спасся, а только те, которые вышли на берег» (цит. по: Айналов Д. В.Замечания к тексту «Слова о полку Игореве» // Сб. статей к сорокалетию ученой деятельности академика А. С. Орлова. Л., 1934, с. 182). Известна миниатюра из библиотеки Ватикана (No 1605), представляющая судно, которое атакует другое судно при помощи описанного выше огня. Оно оснащено трубою, несомненно, металлической, может быть, бронзовой, из которой почти горизонтально извергается пламя большой длины. Вероятнее всего, это единственная сохранившаяся иллюстрация средневекового огнемета. Важные для нашего сюжета сведения о применении византийцами жидкого огня содержатся в сочинении Анны Комнин. Касаясь событий 1099 г., она описывает подготовку ромеев к морскому сражению с пизанским флотом. Обращает особое внимание хитрость, которую используют греки: «Зная опытность пизанцев в морских боях и опасаясь сражения с ними, император поместил на носу каждого корабля бронзовую или железную голову льва или какого-нибудь другого животного, — позолоченные, с разинутой пастью, головы эти являли собой страшное зрелище. Огонь, бросаемый по трубам в неприятеля, проходил через их пасть, и казалось, будто его извергают львы и другие звери». Совершенно ясно, что речь идет о струе горючей жидкости, которая под давлением вырывается из сифона по трубе, воспламеняется и достигая кораблей противника, сжигает их. Анна Комнин описывает огнемет. Головы зверей, венчающие огненосные трубы, являлись лишь устрашающим камуфляжем. Офицер, управлявший огнеметом, мог направлять струю в любую сторону. Для убедительности обратимся к следующему эпизоду сочинения Анны Комнин. Командующий византийским флотом «Ландульф первым подплыл к пизанским кораблям, но неудачно метнул огонь и достиг лишь того, что огонь рассеялся. Комит [высший офицерский чин] по имени Элеимон отважно атаковал с кормы большой корабль, однако его судно зацепилось за руль вражеского и не смогло отплыть. Элеимон попал бы в плен, если бы немедленно не кинулся к снарядам, не бросил в пизанцев огонь и не поразил цель. Затем он быстро повернул корабль и тотчас же поджег еще три огромных варварских корабля. […] Варвары, испуганные огнем (ведь они не привыкли к снарядам, благодаря которым можно направлять пламя, по своей природе поднимающееся вверх, куда угодно — вниз и в стороны) и устрашенные бурей, решили обратиться в бегство» (Анна Комнина.Алексиада / Вступ. ст., пер., коммент. Я. Н. Любарского. М., 1965, с. 314).
