Так, Семен Дубнов, один из историков старой школы, пишет: «Первый Крестовый поход, приведший христианские массы в движение и бросивший их в направлении азиатского Востока, одновременно погнал еврейские массы на восток Европы» (36; 427). Тем не менее, всего несколькими строками ниже он вынужден признать: «Мы не располагаем сведениями об обстоятельствах этого эмиграционного движения, сыгравшего столь важную роль в еврейской истории» (36; 428). При этом имеется достаточно сведений о том, что происходило в тех же самых пострадавших еврейских общинах во время Первого и последующих крестовых походов. Некоторые накладывали на себя руки, некоторые пытались сопротивляться и погибли, выжившие обязаны своей удачей тому, что нашли на все опасное время убежище в укрепленном замке епископа, отвечавшего хотя бы теоретически за их безопасность. Часто и это не могло предотвратить расправу, тем не менее, уцелевшие, дождавшись спада крестоносной волны, неизменно возвращались в свои разграбленные дома и синагоги, чтобы все начать сначала.
Судя по хроникам, это поведение выстраивалось в систему: так было и в Трире, и в Меце, и во многих других местах. Ко времени Второго и последующих крестовых походов оно уже превратилось в традицию: «В начале волнения из-за нового Крестового похода многие евреи Майнца, Вормса, Шпайера, Страсбурга, Вюрцбурга и других городов бежали в соседние замки, оставляя свои книги и ценное имущество друзьям из горожан» (12; IV; 129). Одним из главных источников по этим событиям является «Книга памяти» Эфраима бар Якоба, который сам в возрасте 13 лет находился среди людей, бежавших из Кельна в замок Фолкенбург (12; IV; 119). Соломон бар Симон сообщает, что во время Второго крестового похода выжившие евреи Майнца искали защиты в Шпайере, а потом вернулись в родной город и построили там новую синагогу (12; IV; 116). Это складывается в лейтмотив хроник; еще раз повторю, что нигде нет ни слова об эмиграции еврейских общин на восток Германии, которая, по словам Мизеса (83; 275), еще была тогда Judenrein — «не загрязнена евреями», каковой и оставалась еще несколько столетий.
XIII в. стал периодом небольшой передышки. Впервые мы слышим о появлении евреев в районах, соседствующих с Рейнской областью: в Пфальце (1225 г.), Фрайбурге (1230 г.), Ульме (1243 г.), Гейдельберге (1255 г.) и т.д. (83; 275-274). Но спокойствие продлилось недолго: в XIV в. на франко-германское еврейство обрушились новые беды.
Первой катастрофой стало изгнание всех евреев из владений французского короля Филиппа Красивого. Франция страдала от экономического кризиса, сопровождавшегося, как водится, обесцениванием денег и социальными волнениями. Филипп пошел проторенным путем: решил возложить финансовые издержки кризиса на евреев. В 1292 г. он истребовал с них 100 тыс. ливров, в 1295, 1299, 1302 и 1305 гг. — по 215 тыс., а потом решился на радикальный шаг во спасение своих дышащих на ладан финансов. 21 июня 1306 г. он подписал тайный указ арестовать в определенный день всех евреев королевства, конфисковать их собственность, а их самих выдворить из страны. Аресты прошли 22 июля, выдворение — спустя несколько недель. Беглецы подались в области Франции, не относившиеся к домену французского короля, в Прованс, Бургундию, Аквитанию и некоторые другие феодальные владения. Однако, как пишет Мизес, «не существует никаких исторических сведений, что численность германского еврейства увеличилась благодаря страданиям еврейской общины Франции в решающий период ее уничтожения» (83, 273). Ни один историк не осмелился предположить, что французские евреи пересекли Германию и оказались в Польше — ни в тот период, ни когда-либо еще.
При наследниках Филиппа имело место частичное возвращение евреев по зову новых французских монархов (в 1315 и 1350 гг.), но ни возместить причиненный ущерб, ни предотвратить новые взрывы массового насилия они не смогли. К концу XIV в. Франция стала, как и Англия, Judenrein.
Второй катастрофой того ужасного столетия стала Черная смерть, уничтожившая в 1348-1350 гг. треть европейского населения, в некоторых районах — до двух третей. Чума пришла из Азии через Туркестан. То, как она завладела Европой и что наделала там, стало лишним доказательством человеческого безумия. Татарский предводитель Джанибек осаждал в 1347 г. крымский город Каффу (ныне Феодосия), тогда — генуэзский порт. Чума косила воинов Джанибека, а он отправлял при помощи катапульт зараженные трупы за крепостную стену, заражая тем самым осажденное население. Генуэзские корабли доставили крыс вместе со смертоносными блохами на Запад, в порты Средиземноморья, откуда эпидемия двинулась внутрь континента.
Бациллы Pasteurella pestis разили всех, не разбираясь в вероисповедании жертв, тем не менее, страдающая Европа решила отыграться на евреях. Раньше их уже обвиняли в ритуальных убийствах христианских младенцев, теперь же их вина состояла в отравлении колодцев с целью распространения Черной смерти. Легенда двигалась даже быстрее крысиного полчища, вследствие чего по всей Европе начались массовые сожжения евреев. Снова получило распространение коллективное самоубийство во избежание сожжения заживо.
Поредевшее население Западной Европы достигло прежнего уровня только в XVI в. Евреев, подвергшихся совместному нападению крыс и двуногих, выжило и того меньше. Как писал Кучера, «чернь мстила им за жестокие удары судьбы, и тех, кого пощадила чума, добили меч и пламя. Когда эпидемия пошла на убыль, в Германии, по свидетельству историков-современников тех событий, практически не осталось евреев. Напрашивается вывод — что в самой Германии евреи никак не могли преуспеть и так и не сумели образовать большие, многолюдные общины. Как же при подобных обстоятельствах они умудрились бы заложить в Польше основу такого плотного населения, что сейчас [1909] оно в десять раз превосходит численностью еврейское население Германии? Действительно, трудно понять, откуда вообще взялась мысль, что восточные евреи являются потомками иммигрантов с Запада, особенно из Германии» (72; 235-236, 241).
И все же Первый крестовый поход и Черная смерть чаще всего характеризуются историками как события, создавшие восточное еврейство. Кстати, как и в случае с крестовыми походами, нет абсолютно никаких свидетельств, которые помогли бы связать чуму и воображаемый Исход. Наоборот, все указывает на то, что на этот раз, как и раньше, единственная надежда евреев на выживание заключалась в том, чтобы держаться друг друга и искать убежища в укрепленном месте или в менее враждебном населенном пункте неподалеку. В разгар Черной смерти зафиксирован единственный случай эмиграции, о котором знает Мизес: евреи из Шпайера спрятались от преследователей в Гейдельберге — примерно в десяти милях от родного городка…
После почти полного искоренения старых еврейских общин во Франции и в Германии при эпидемии Черной смерти Западная Европа примерно на два века осталась Judenrein, если не считать нескольких крохотных анклавов и Испанию. Евреи, заложившие в ХVI-ХVII вв. основы современных общин в Англии, Франции и Голландии, — это совершенно другая ветвь, «сефардим» (испанские евреи), вынужденные бежать из Испании, где они прожили больше тысячи лет. Их история, как и история современного европейского еврейства, не относится к теме этой книги.
Короче говоря, у нас есть все основания для вывода, что традиционное представление о массовом исходе западного еврейства из Рейнской области в Польшу через всю Германию — враждебную территорию, не знающую никаких евреев, — исторически несостоятельно. Об этом говорит малочисленность рейнских общин, их нежелание уходить из долины Рейна на восток, их стереотипное поведение в ответ на враждебность нееврейского населения, отсутствие указаний на миграционные процессы в хрониках той эпохи. Подтверждение этой точки зрения предоставляет лингвистика, о чем речь пойдет в главе VII.
