— Прими нашу жертву во славу свою!

Волхв повернулся к Гаю и тоном, не терпящим возражений, приказал

— А сейчас перережь горло младенцу своим кинжалом. Ну, же — не медли! Не заставляй Повелителя ждать!

Дальше Гай словно со стороны увидел, как сам поднялся с колен, послушно достал кинжал из ножен на поясе, и одним слитным движением рассек тонкую шею ребенка, обрывая этим его несчастную короткую жизнь.

А потом застыл мраморным истуканом, равнодушно наблюдая, как Симон, бормоча заклинания, наносит знаки на его лицо и ладони еще теплой детской кровью. Все сейчас казалось Гаю зыбким сном, все как будто происходило не с ним, а с кем-то другим, а он лишь был зрителем и смотрел на это со стороны…

Очнулся он уже в кресле у стола в соседней комнате — оттого, что в нос ему ударил резкий запах. Открыл глаза и непонимающе обвел взглядом комнату, пытаясь вспомнить, как сюда попал. Вспомнил. И тут же поднес к лицу свои руки, ища на них следы крови. Потом недоверчиво потрогал щеки — они были чистыми и как будто немного влажными. То ли от духоты и пота, то ли от мокрого полотенца, которым карлик протер его лицо. Сам Пифон стоял сейчас у очага, помешивая вонючее варево в котле. Гая передернуло, стоило ему представить, что именно могло там вариться.

— Где Симон? — хриплым голосом спросил он у раба

— Господин просил вас немного подождать, он сейчас подойдет — карлик нелепо поклонился Гаю и продолжил орудовать черпаком.

Скрип отъезжающей в сторону потайной двери заставил вздрогнуть глубоко задумавшегося Гая. Он в тот момент безуспешно пытался понять, что же произошло на самом деле, а что было всего лишь плодом его затуманенного сознания. Даже вытащил кинжал из ножен, чтобы рассмотреть его — но тот был абсолютно чистым.

— Высокородный Гай, возрадуйся! — волхв тяжело опустился в свое кресло, и устало улыбнулся гостю — Будущее твое безоблачно на ближайшие десять лет. Думаю, скоро Тиберий приблизит тебя, а потом и вовсе сделает наследником. Но позволь предостеречь тебя. Покровительство могущественного божества бесценно, только и сам ты должен проявлять осмотрительность — не давать подозрений Сеяну, и не раздражать Тиберия, когда он призовет к себе на Капри. У старика тяжелый нрав и вынести общение с ним будет очень нелегко. Но тебе придется все вытерпеть, чтобы стать его преемником. Ты готов ждать и терпеть несколько лет?

— Готов. Выбора у меня нет.

— Это речь не юноши, но мужа. Прощай Гай. В ближайшее время я тебе не понадоблюсь, но ты знаешь, как меня найти, если в том возникнет нужда.

— Прощай, Симон. Вот плата — на стол лег тяжелый кожаный кошель с золотом.

Юноша, покачнувшись, встал с кресла, накинул на плечи плащ и закрыл лицо платком. Коротко кивнул волхву и направился следом за карликом, смешно перебирающим короткими ногами и переваливающимся с боку на бок, как гусак. На пороге дома Пифон снова поклонился гостю и закрыл дверь. Лишь тогда Гай выдохнул и, задрав голову, посмотрел вверх на светлеющее небо. Время, проведенное у волхва, пролетело, как одно мгновенье — вот уже и утро…

Вздохнув, по привычке коснулся амулета на груди, и вспомнил, что оставил его на столе у волхва. Хотел уже вернуться, но потом махнул рукой и решительно зашагал прочь. Симон прав — с покровительством такого могущественного божества амулеты теряют всякую ценность. Что это было за древнее божество, Гай не хотел даже думать. Имени его волхв не назвал, а сам он был не в том состоянии, чтобы задавать вопросы. Симон произнес слово «каббала», но это скорее было названием тайного учения, но никак уж не именем. Повелитель — вот имя, подходящее для этого могущественного создания, и именно так следует его называть про себя.

Удивительно, но смерть несчастного ребенка теперь казалась ему чем-то совершенно несущественным… Умер и умер. Зато пользу принес будущему Императору Рима. Последняя мысль так понравилась Гаю Германику, что он еще несколько раз повторил про себя — Императору Рима…Императору Рима — это звучало волшебной музыкой.

Тем временем, получив от Гая увесистый кошель с золотом, Симон проводил его взглядом, и улыбка медленно сползла с лица волхва.

— Пифон…

— Да, мой господин!

— Собирай вещи, завтра мы уезжаем.

— Что-то случилось? — встревожился карлик

— Случилось. Мне было видение, что на востоке вспыхнула новая Звезда и вмешалась в привычный ход небесных светил. Все прежние расчеты можно смело выкидывать за ненадобностью. Отныне все в мире изменится.

— Помнится, вы однажды уже рассказывали мне о таком?

— Да Пифон, ты прав.

Симон устало кивнул и прикрыл глаза.

— Об этом я когда-то услышал от своего учителя. Во время его путешествия с посольством к царю Иудеи Ироду, с ним произошло подобное. И дай-ка вспомнить… случилось это лет тридцать назад. Тогда на небе внезапно вспыхнула звезда, ознаменовавшая рождение необыкновенного младенца и приведшая их в Вифлеем. Они посчитали, что родился новый Царь Иудейский и чуть не поплатились за это жизнью — царь Ирод был в ярости. Он велел вырезать всех новорожденных младенцев-первенцев. Но судя по всему, тот ребенок тогда выжил. И теперь нам с тобой срочно нужно попасть в Иудею, чтобы понять что там произошло на этот раз…

К тому моменту, как мы с апостолами вошли в пределы сада, его уже успели заполонить толпы людей, шедших в колонне перед нами, и подойти к гробнице Христа оказалось задачей не из легких. К счастью, Фламий с Лонгином догадались выслать навстречу нам нескольких легионеров, чтобы расчистить дорогу. Но евреи и сами старались расступиться, узнавая меня — многие из них были ночью на площади у Храма и видели происходившее там. Просто толпа вдоль узкого прохода стояла сейчас так плотно, что некоторым и отступать было некуда, а за нашими спинами все прибывали и прибывали желающие увидеть чудо Воскресения Мессии своими глазами. Люди стояли на скалах, взбирались на крупные валуны, где это было возможно, тонкими ручейками растекались по карьеру в поисках свободного места. К огромной толпе, организованно вышедшей из Иерусалима, по пути присоединились еще и многие паломники, из тех, что ночевали за стенами города. Атмосфера была наэлектризованная и римлянам с трудом удавалось сдерживать экзальтированных евреев.

Большая площадка перед гробницей находилась в двойном оцеплении легионеров. Там стояло несколько групп людей: хмурые левиты, сбившиеся в кучу, усталый Иосиф, рассказывающий что-то растерянному Никодиму, не сводящему глаз с Ковчега. Гней что-то докладывал Петронию, видимо, о выполненном задании, потому что он постоянно показывал рукой то в сторону фарисеев, то в сторону Ковчега. Сам Ковчег солдаты Фламия поставили перед гробницей, таким образом, чтобы его можно было увидеть со всех сторон. Святыню охраняли четверо легионеров, не подпуская никого ближе, чем на шаг.

Стоило мне пройти через оцепление, как по толпе пронесся шелест голосов: «Примас… Примас… это сам Примас». Похоже, мои неосторожные слова о «Первом среди равных» сыграли со мной злую шутку, быстро уйдя в еврейский народ. Прозвище, которое я сам себе дал, прилипло ко мне теперь намертво, раз распространилось даже среди иудеев. Перед апостолами за это было немного неудобно, я ведь вкладывал в слово «первый» совсем не тот смысл, который оно теперь приобрело. Получалось, что я оспариваю первенство Петра среди апостолов, хотя даже не был настоящим учеником Иисуса и не был знаком с Учителем при его жизни. Надо бы объясниться с Петром, чтобы не возникло всяких недоразумений…

Я уже направился было в его сторону, но меня перехватил Гней

— Примас, Петроний хочет с тобой поговорить — легионер покосился на апостолов — наедине.

Пришлось отложить разговор с Петром до лучших времен и подойти к центуриону, стоящему у входа в пещеру.

— Марк, объясни мне, что здесь происходит?! Зачем сюда пришло столько людей, чего они все ждут?! Только я отправил к тебе этих учеников Назаретянина, так сюда еще какие-то их бабы заявились, начали выть, чтобы их в гробницу впустили. Пытались прогнать — не уходят!