В наше время наблюдается поиск внешней посвященности как компенсация внутренней непосвященности. Но творческий человек тем и велик, что умеет настраиваться в резонансную волну в Единое, однако он всегда должен помнить, что познание научное, дифференцированное должно переходить в объемное и интегральное, а это может осуществляться только в тринитарном единстве любви, познания и свободы. Познание вне любви и свободы - ограниченно. Свобода вне любви и познания - это свобода эгоиста, свобода обезумевшего хирурга. Любовь без познания и свободы - слепа и бескрыла. Птице для полета нужно два крыла, а человеку - любовь и познание, чтобы воспарить в свободе.

Ноябрь 1995 г.

* ТРАДИЦИЯ И ЭКЗИСТЕНЦИЯ, ИЛИ В ЧЕМ НУЖДАЕТСЯ ЦЕРКОВЬ? *

Нет нужды распространяться в том, что Церковь историческая и Церковь невидимая, или харизматическая, не всегда совпадают, а зачастую и противоречат друг другу.

Мне бы сейчас хотелось поговорить об онтологии Церкви - о Церкви как духовном институте.

Вероучительный пафос Церкви девятым валом обрушивался многие годы на человеческое сознание. И это было во многом оправданно. Укоренение в истине начинается с чисто внешнего привыкания к ее звучанию, если все рассматривать с точки зрения общечеловеческой эволюции. Дух улавливают не многие. Большинство людей скорее реагируют на форму, которая должна наполняться и оживляться духом.

Когда большие массы воды, повинуясь внутренней силе, двигаются волной к берегу, то неизбежно происходит смешение разных уровней. Я думаю, это во многом верно и для истории Церкви. Апологетический пафос во многом скрыл самое существенное в Церкви - Христа, Иисуса Христа, Человека из Назарета. Иными словами, в современной Церкви отсутствует христоцентризм, экзистенциальный христоцентризм, когда учение Христа является не идеологической доктриной, а образом жизни, образом чувства, мысли, действия.

Многие современные верующие больше католики, православные, лютеране и т. д., чем христиане. Я не против конфессионального разнообразия, нет. Но я убеждена, что конфессиональные различия возникли во многом из-за

86

одностороннего понимания духа Христа, когда на фоне целостного духа возникала ограниченная идея о Христе. А идея так легко превращается в идеологию. Потому я против подмены бытийственности идеологическим пафосом. Именно идеологическая интерпретация бытия является причиной розни и враждебности между людьми, так как в большей степени опирается на внешнее, чем на сущностное. Попробуйте сравнить на буквальном уровне цветок липы и розу. Ведь между ними ничего общего нет, но оба претендуют на звание цветка, значит, один из них - цветок истинный, другой - мнимый. Каждый думает, что истинный - это он, а мнимость другого является злым умыслом.

Но это все следствие, а причина одна - отсутствие христоцентризма, христоцентризма экзистенциального, а не символического. Упоминание имени, символическое изображение и поклонение не всегда сопровождаются постановкой сути учения краеугольным камнем всей жизни. А проникнуть надо именно в суть, уловить дух за внешней скупостью событий и слов Учителя.

В чем же причина подмены христоцентризма экзистенциального христоцентризмом символическим, попросту - в чем причина вытеснения Христа из христианства?

Первое, и самое главное, это трансцендентность, своего рода сверхмерность того, что говорил и делал Христос, к чему призывал всем своим существованием.

И действительно, как вместить благо, которое не противоречит смерти, и до такой степени полно не противоречит, что подчиняется ей биологически?

Неподчинение закону жизни в акте грехопадения толкнуло человека на негативный путь познания, и, по существу, вся человеческая история история изживания тупиков своего сознания, когда чисто эмпирически, на собственных ошибках человечество учится выравнивать лабиринты своих путей. Именно этот негативный путь познания привел человечество на встречу со смертью. Через подчинение смерти

87

человек может вновь обрести возможность полноты познания. Принятие смерти не означает своего рода добровольного самоубийства. Подчинение смерти есть правильное восприятие и отношение к смерти в жизни человека и в момент смерти. Более всего на свете человека страшит смерть в своем онтологическом значении, как окончание, конец, категоричность "никогда". Страх смерти делает человека ее рабом. Человек не может освободиться от присутствия смерти и утверждает смерть почти каждым своим поступком, словом, движением мысли. Ибо все, что не утверждает жизнь, ее отрицает (Мф. 5, 22). Энергия смерти в каждом неблаговидном поступке и слове. Думая негативно, мы убиваем жизнь, жизнь в себе, в других, жизнь вокруг нас. Отрицая смерть в смерти, люди утверждают смерть в жизни. Принять смерть в смерти - значит принять смерть как рубеж негативного познания, переход в область познания позитивного.

Именно это засвидетельствовал нам Человек из Назарета - Иисус Христос, Спаситель. Он начертал для нас жизнью и смертью путь богопознания. Эволюция человечества - это эволюция богопознания. В момент грехопадения человек не испугался смерти, потому что не знал ее вкуса. Своим Божественным происхождением человек обречен на свободу, а свобода - это не только наличие выбора, но и бремя ответственности за сделанный выбор, способность вынести свой выбор. Человек сделал выбор в пользу смерти, и ему дана великая привилегия - вынести бремя смерти. Только тогда он дорастет до Бога. То, что человеку нужно вынести бремя смерти, Иисус засвидетельствовал Своей смертью. А как это вынести, Он засвидетельствовал Своей жизнью. А то, что все это имеет великий смысл, следует из Его Воскресения.

Как высоко над обыденным сознанием надо подняться, чтобы воспринять все это целокупно, чтобы воспринять всего Христа, чтобы полюбить Его, а полюбив - понять.

88

Но для большинства Иисус из Назарета остается загадкой, тайной, притягивающей или отталкивающей. Даже если и хочешь познать эту тайну, то неизбежно, рано или поздно, выбиваешься из сил, такой существенной отдачи она от нас требует. Кого из людей не посещали высокие мысли или высокие чувства, но как долго человек может удерживаться на их уровне? Внутреннее напряжение труднее человеку дается, чем внешнее, да и оно совсем на него не похоже.

И когда оскудевают силы дотянуться, неминуемо возникает желание упростить себе задачу, упростить, адаптировать самого Христа, свести все к внешнему образу, интерпретировать на свой лад.

В переводческом деле есть такое понятие: "калька" - дословный, как бы копирующий перевод, не учитывающий надвербальный уровень языка и вследствие этого неизбежно искажающий смысл. Так вот, в таком случае всегда получается "калька".

В истории Церкви это обнаруживается различными культами: культ Богородицы и различных святых, когда отраженный от Христа свет, растворенный в личности святого, заменяет, а иногда и отменяет самого Христа, культ догмы, культ церковной иерархии, культ отдельных понятий или символов, культ традиции - то есть всего того, что нуждается лишь в уважении, почитании, изучении.

Да и сам образ Христа часто настолько символизирован, что ни эстетически, ни этически не согласуется с Благой Вестью. И становится понятен пафос иконоборцев. Если обратиться к различным среднего уровня иконографическим, а в большей степени живописным интерпретациям Христа, то перед нами предстанет суровый болезненный аскет или странный благодушествующий человек, который и страдал-то отчасти, а если и умер, то не по-настоящему. Если все эти изображения легализированы, значит, они удовлетворяют людей, значит, большего им и не нужно. То

89

же самое касается и большинства словесных портретов, интерпретаций Иисуса Христа.

Духовный аристократизм Спасителя остается невостребованным. "Много призванных, но мало избранных". Катастрофически мало тех, кто избирает именно этот духовный аристократизм. И несмотря на то, что христианская идеология завоевала значительную часть земного шара, истинных последователей, аутентичных христиан, ничтожно мало. Именно этим объясняется исторический "проигрыш" христианства.