Христос не оставил строго регламентированных правил поведения. Он даже не записал Свои поучения. Для многих это может быть поводом обвинить Его последователей, описавших историю Его жизни, в субъективности или недостоверности. Лично для меня это подтверждение великого дара человеку - дара свободы. Менее всего Христос хотел приговорить к определенному мировосприятию. Он лишь свидетельствовал о том, где проходит благодатный путь для человека. Обращение Христа к человеку - это обращение из сердца в сердце, обращение к центральной сущности человека, к святая святых. Для многих это все равно что выкупаться зимой в проруби или удержать на руках гору.

Бхактиведанта Свами Прабхубада так проповедовал в 60-е годы в Америке: "Мы уважаем Христа. Но посмотрите - разве его заповеди выполнимы? Возлюбить всех среди общей озлобленности? Не грешить и в мыслях, живя в мире соблазнов? Называть себя "истинными христианами" сейчас могут или святые, или лицемеры. Мы предлагаем реальный путь: мантра и небольшие ограничения в быту. Такие, как вегетарианство, отказ от курения и алкоголя... Эти неудобства восполняют вам радость и экстаз от мантры. А впереди - спасение души. Не гонитесь за недостижимым".

Да, многие не выдерживают и не выносят "узкий путь" духовно-нравственной определенности при полной

90

внешней свободе, предпочитая начать с периферийного регламентирования. Что ж, это тоже путь.

Указание не на внешнюю, а на внутреннюю, центральную, глубинную определенность открывает возможность индивидуального разнообразия, не противоречащего друг другу. Мне кажется, что в этом Церковь должна усмотреть провиденциальное указание на развитие персонализма, когда личный подвиг веры важнее коллективного проторенного пути. "Важнее" в данном случае не значит единственно возможный, но, безусловно, более значимый, так как история движется личностями, они прокладывают пути, по которым потом проходят многие. И нельзя всех загонять на один-единственный, унифицированный путь, это противоречит Божьей воле. Может быть, на первый взгляд есть люди, которые нуждаются в крепкой руке закона, которым будет полезен такой путь. Но утверждать так можно только в унисон с Великим Инквизитором из романа "Братья Карамазовы".

Чрезмерность апологетического пафоса не только ущемляет дух персонализма, но и существенно нарушает равновесие ортодоксии и ортопраксии, равновесие, которое достигается воплощением ортодоксии в ортопраксию, когда правильное действие есть естественное продолжение правильной веры, ибо "вера без дел мертва". В истории Церкви ортопраксия принимала такие причудливые формы, что само ее наличие вызывает сомнения. Погоня за ортодоксией поглотила всю энергию и, по существу, вытеснила ортопраксию. Результат этого процесса - процветание клерикализма и иерократии как неизбежная плата за увнешневление церкви.

Накормить голодного, обогреть холодного, помочь больному и заключенному - все это остается в большей степени теоретической необходимостью, а на практике составляет лишь незначительный процент деятельности Церкви и существует порой именно как "деятельность Церкви",

91

деятельность уставного свойства. Это, конечно, не плохо, но еще не хорошо.

Хотим мы того или не хотим, а именно хотение определяет, согласны мы или не согласны с каким-либо утверждением, но внешнее и внутреннее находятся в прямой взаимосвязи, когда внутреннее определяет внешнее. В странах христианской культуры, - правильнее было бы сказать, в странах, отталкивающихся от христианской догмы, ибо христианская культура в онтологическом смысле не реализована ни в одной стране мира, - социальная политика и экономика во многом зависят от состояния Церкви. Например, в Америке сегодняшняя благоприятная ситуация существует благодаря религиозной и политической смелости первых поселенцев. Протестантская деловитость, квакерская непредвзятость и раскрепощенность - вот что составляет позитивный дух Америки.

Экономическое процветание ФРГ во многом результат Штутгартского покаяния, провозглашенного Советом Евангелической церкви Германии 19 октября 1945 года. Покаяние породило состояние свободы, необходимое для творческого предпринимательства, ибо подлинное покаяние не есть забвение вины, но высвобождение из-под ее гнета для активных действий, для обновленного творчества.

Польша и Италия - это две самые католические страны в мире. Мне кажется, что католицизм в этих странах измеряется не качественно, а количественно: количеством храмов, священников, монахов, процессий. Конечно, духовная культура этих двух стран имела свои взлеты, подарившие миру Франциска Ассизского и Максимилиана Кольбе. Но сейчас речь идет не о взлетах, а о естественном уровне духовных институтов. Именно этот уровень обусловливает бытовое преувеличение католицизма. Например, в Польше каждый деревенский дом имеет маленькую застекленную нишу извне, в которую вставлена часто очень безвкусная пластмассовая статуэтка, изображающая Богородицу. В начале и в конце каждого селения

92

воздвигается большой крест, который украшают лентами и цветами. Если сравнивать подобный опыт с первохристианским отношением к кресту как страшному месту гибели самого дорогого Человека, когда изображение креста страшило, то становится понятным, почему молодежь носит крест как украшение в ухе.

Еще более интересной темой представляется мне взаимосвязь между состоянием Церкви как института духовности общества (в странах с другой религиозной культурой эту функцию исполняют соответствующие культурной традиции религиозные движения, школы или иные структуры) и социалистической доктриной. Мне кажется, пришло время предъявить Церкви, в данном случае не конфессиональной или автокефальной, а вселенской, именно как институту духовности, органу духовности общества, счет за атеизм.

В нашей стране, когда у нас на глазах рухнула империя с коммунистической ориентацией как высшей фазой развития социализма, наметилась тенденция считать коммунизм "русским" явлением, как когда-то считался национал-социализм явлением сугубо "немецким". И то и другое - историческая ошибка. Вполне понятно желание спихнуть всю ответственность на кого-то, в данном случае на народ, который стал материалом для реализации этих идей в крайней степени. Существует некий общечеловеческий архетип этих идей. И каждая культура создает свой слепок этого архетипа. Мне не раз приходилось слышать определение "русский атеизм". Безусловно, существует "русский атеизм" как национальная, индивидуальная интерпретация атеистической идеи. Но в таком случае существует и "итальянский атеизм", и "французский атеизм" и т. д. Считать атеизм или коммунистическую идею сугубо "русским" явлением так же ошибочно, как, например, считать стремление к прибыли явлением английским или голландским. Это не значит, что с России снимается историческая вина за коммунистическую утопию, атеистическую идеологию. Но историческая

93

вина не снимается и с Литвы, Эстонии, Латвии, Польши, Франции, Италии и других стран, которые переболели или носят в себе бациллы этой болезни. Это грех общечеловеческий, и если это не осознать, не выявить конкретно, а не абстрактно в себе, то возможны рецидивы болезни в той или иной форме.

Атеизм - это качество духовности, качество богопознания, свойственное каждому конкретному человеку, народу и всему человечеству в целом. Богопознание бывает разное - негативное и позитивное. Негативное богопознание чаще всего связано с идеей атеизма, то есть с отрицанием Бога. Как правило, это честная, но ограниченная позиция. Ее честность заключается в нежелании мириться с суеверным, искаженным представлением о Боге. Интуитивно или генетически, подчас подсознательно, почти каждый человек чувствует разумную логику Жизни, ее первопричину, смысл и цель, надтварность первопричины, смысла и цели, то есть некий Сверхсмысл, или Бога. Бог карикатурный неприемлем, человек отвергает такого бога, зачастую выплескивая с водой и младенца. Этот порыв часто оборачивается ограниченностью, когда сознание, отказавшись от реального богопознания, вооружается соответствующим символом веры, а богопознание проявляется на уровне бессознательного, существует в эмбриональном состоянии, иногда обнаруживаясь в жизни человека самым неожиданным образом. Но, превращаясь в идеологию, атеизм перестает быть познанием, ибо всякая идеология имеет весьма косвенное отношение к познанию, так как познание предполагает процесс, предполагает развитие, а идеология - это замкнутая в самой себе форма.