В своем покое сидит белокурая Изольда и поет грустную песню любви. Она поет о том, как Гуруна схватили и убили за любовь к даме, которую он любил более всего на свете, и какой хитростью граф дал своей жене съесть сердце Гуруна, и как она горевала.

Тихо поет королева, подыгрывая себе на арфе. Прекрасны ее руки, хороша песня, тих ее напев и нежен голос.

В комнату вошел Кариадо, богатый граф с одного дальнего острова. Он приехал в Тинтагель, чтобы служить королеве, и много раз со времени отъезда Тристана пытался добиться ее любви. Но королева отвергла его ухаживание, считая это низостью. Это был красивый рыцарь, гордый, осанистый и речистый, более у места в женских покоях, чем в битве. Он застал Изольду за песней и сказал, смеясь:

— Что за печальная песня, печальная, как песня орлана! Не говорят разве, что орлан поет, чтобы возвестить смерть! И, конечно, о моей смерти вещает песня, ибо я умираю от любви к вам.

— Пусть так, — сказала Изольда, — пусть моя песня возвещает вашу смерть, ибо вы никогда не являлись сюда без того, чтобы не сообщить мне дурной вести. Вы всегда были орланом или совой, чтобы говорить дурное про Тристана. Какое еще известие сообщите вы мне сегодня?

Кариадо отвечал ей:

— Вы раздражены, королева, не знаю чем, но глуп тот, кто смутится вашими речами. Смерть ли мою возвещает орлан или нет, а вот плохая весть, которую приносит вам сова: ваш друг Тристан погиб для вас, королева Изольда, он женился в другой стране. Распоряжайтесь вашим сердцем свободно, потому что он презрел вашу любовь. Он женился на знатной девушке, на белорукой Изольде, дочери бретонского герцога.

Кариадо вышел в гневе, а белокурая Изольда поникла головой и заплакала.

На третий день Каэрдин позвал к себе Тристана и сказал:

— Друг, я принял решение в своем сердце. Если ты сказал мне правду, жизнь, которую ты ведешь в этой стране, — сумасбродство и безумие, и никакого добра от этого не будет ни тебе, ни сестре моей, моей белорукои Изольде. Итак, слушай, что я задумал. Мы отправимся вместе в Тинтагель, ты снова увидишь королеву и узнаешь, тоскует ли она еще по тебе и верна ли тебе. Если она тебя забыла, возможно, что ты более полюбишь сестру мою Изольду, простодушную, прекрасную. Я поеду с тобой: разве я тебе не ровня, не товарищ?

— Брат, — сказал Тристан, — правду говорят: сердце человека стоит золота целой страны.

Вскоре Тристан и Каэрдин взяли посохи и паломничьи одежды, будто собрались поклониться святым мощам в дальней стране. Они попрощались с герцогом Хоэлем. Тристан взял с собой Горвенала, а Каэрдин — одного конюшего. Тайно снарядили они судно и поехали в Корнуэльс. Всю дорогу ветер был тихий и благоприятный, и однажды утром, еще до зари, они пристали неподалеку от Тинтагеля, в пустынной бухте, поблизости от замка Лидана. Там, решили они, добрый сенешал Динас наверно их приютит и сумеет скрыть их приезд.

Когда рассвело, оба путника направились к Лидану и вдруг увидели, что кто-то рысцой едет за ними на коне по той же дороге. Они бросились в лес, но всадник проехал мимо, не заметив их, потому что дремал в седле. Тристан узнал его.

— Брат, — сказал он Каэрдину, — это сам Динас из Лидана. Он спит. Без сомнения, он возвращается от своей милой и грезит о ней, невежливо было бы его разбудить. Но следуй за мной на расстоянии.

Он догнал Динаса, тихо взял под уздцы его коня и пошел рядом. Наконец лошадь споткнулась, и толчок разбудил спящего. Он открыл глаза и посмотрел на Тристана, словно не веря себе.

— Как! Это ты, Тристан! Да благословит Господь час, в который я тебя снова вижу: я так долго его ждал!

— Да сохранит тебя Господь, друг мой! Какие вести сообщишь ты мне о королеве?

— Увы, грустные вести! Король любит ее и хочет, чем только может, порадовать; но со дня твоего изгнания она тоскует и плачет по тебе. Зачем тебе снова видеться с ней? Или ты снова стремишься к своей и ее смерти? Пожалей королеву, Тристан, оставь ее в покое.

— Друг, — сказал Тристан, — сделай мне одолжение: укрой меня в Лидане, отнеси ей мое послание и устрой так, чтобы я увидел ее раз, один только раз.

Динас ответил:

— Жалко мне моей королевы, и я исполню твое поручение только в том случае, если уверюсь, что она тебе no-прежнему дороже всех других женщин.

— О Динас, скажи ей, что она мне no-прежнему дороже всех других женщин, это будет правда.

— Ну, тогда следуй за мной, Тристан, я помогу тебе в твоей нужде.

В Лидане сенешал приютил Тристана, Горвенала, Каэрдина и его конюшего, а когда Тристан рассказал ему от начала до конца все то, что с ним случилось, Динас отправился в Тинтагель, чтобы разведать, что делается при дворе.

Он узнал, что через три дня королева Изольда, король Марк и вся его дружина, конюшие и охотники покинут Тинтагель, чтобы поселиться в замке на Белой Поляне, где была приготовлена большая охота. Тогда Тристан дал сенешалу свой перстень из зеленой яшмы и поручение, которое он должен был передать королеве словесно.

ИТАК, ДИНАС вернулся в Тинтагель, поднялся по ступеням и вошел в залу. Под балдахином Марк и белокурая Изольда сидели за шахматной доской. Динас сел на скамью возле королевы как бы для того, чтобы наблюдать за ее игрой, и, два раза притворившись, будто указывает ей ход, положил свою руку на шахматную доску; на второй раз Изольда узнала на его пальце перстень с яшмой. Тогда для нее игра кончилась. Она толкнула слегка руку Динаса так, что несколько фигур упало в беспорядке.

— Видите, сенешал, — сказала она, — вы так спутали мою игру, что я уже не могу продолжать ее.

Марк вышел из залы. Изольда удалилась в свои покой и велела позвать к себе сенешала:

— Ты послан Тристаном, друг?

— Да, королева, он в Лидане, скрывается в моем замке.

— Правда ли, будто он женился в Бретани?

— Вам сказали правду, но он уверяет, что ничуть не изменил вам, что ни одного дня он не переставал любить вас более всех женщин, что он умрет, если не повидает вас хоть раз. Он просит, чтобы вы согласились на это, исполнив обещание, которое вы ему дали в последний день, когда он говорил с вами.

Королева помолчала некоторое время, раздумывая о другой Изольде. Наконец, она ответила:

— Да, в последний день, когда мы с ним говорили, я, помнится, сказала ему: если когда-либо я увижу перстень с зеленой яшмой, то ни башни, ни крепкий замок, ни королевский запрет не помешают мне исполнить волю моего милого, будь то мудро или безумно.

— Королева, через два дня двор должен покинуть Тинтагель, чтобы направиться в Белую Поляну; Тристан просит передать вам, что он спрячется в терновых кустах около дороги. Он умоляет вас сжалиться над ним.

— Я сказала: ни башни, ни крепкий замок, ни королевский запрет не помешают мне исполнить волю моего милого.

На третий день, когда весь двор готовился к отъезду из Тинтагеля, Тристан, Горвенал, Каэрдин и его конюший надели кольчуги, взяли мечи и щиты и направились тайными тропками к назначенному месту. Две дороги вели через лес к Белой Поляне: одна — широкая и отлично вымощенная, по которой должно было пройти шествие, другая — каменистая и заброшенная. Тристан и Каэрдин оставили на второй дороге обоих конюших, которые должны были поджидать их там, охраняя и коней и щиты, сами же забрались в лес и спрятались в чаще. Перед этой чащей, посреди хорошей дороги, Тристан положил ветвь орешника, обвитую побегом козьей жимолости.

Вскоре шествие показалось на дороге. Впереди ехал отряд короля Марка. В стройном порядке проследовали фурьеры и конюшие, повара и кравчие, затем капелланы, псари с борзыми и ищейками, потом сокольничьи с соколами на левой руке, за ними охотники, потом рыцари и бароны. Они ехали мелкой рысцой, чинно выстроившись по двое, и любо было смотреть на них, богато одетых, на конах в бархатной сбруе, усыпанной ценными украшениями. Позади всех проехал король Марк, и Каэрдин восхищался, видя вокруг него ближних его людей, по двое с каждой стороны, одетых сплошь в золотые или багряные ткани.