Эрик не хотел, чтобы она скончалась от холода, и согрел ее своей накидкой и своим телом. А когда снова уснул, сон вернулся, и он опять не мог выбраться из иссиня-черной сети. Но сны мимолетны. Кошмар кончился и сменился картинами дорогих воспоминаний: он ощущал рядом милое тепло и аромат любимой женщины, пряди больше не казались опасными, а были золотисто-солнечными. Вот сейчас он откроет глаза, увидит улыбающуюся Марго, и жизнь вновь превратится в бесценный дар…

Он открыл глаза – перед ним раскинулось море тьмы; тепло было всего лишь средством выживания, а красота лежащей рядом женщины – искусом врага. А сама она – всего лишь пешкой в игре, такой же темной, как цвет ее волос.

– Игрейния, – проговорил преподобный Маккинли, – вы, наверное, очень устали. Пойдемте, я провожу вас в ваши покои. – Он осекся, вспомнив, что там обосновался новый хозяин замка, и поправился: – Устрою вас со всеми удобствами.

Игрейния тряхнула черными прядями, и ее фиалковые глаза на секунду задержались на Эрике.

. – Отец Маккинли, вы прекрасно знаете, что я здесь пленница. А пленников содержат в подземелье.

Священник с тревогой посмотрел на шотландца.

– Я уверен, что это не входит в его планы…

– Если ей хочется в подвал, пусть сидит в подвале, – равнодушно отмахнулся Эрик. – Питер, будь добр, проводи леди.

Он пришпорил коня и со всей прытью, на какую был способен его Локи, понесся к подъемному мосту, но, въезжая в ворота, придержал жеребца. Его почтительно встретил юный конюх. Эрик спешился и передал ему поводья.

– Хорошенько накорми его и вычисти. У него был трудный день.

– Слушаюсь, сэр, – ответил юноша.

Оставив коня на его попечение, шотландец направился в главный зал. Там его встретил старый Гарт с инкрустированным подносом, на котором стояли такие же изысканно украшенные кубки.

– Желаете эля, милорд? – произнес он, и его морщинистое лицо осветила улыбка. – Из наших лучших. Так что если вы сомневаетесь, я с удовольствием выпью первым.

Неужели он еще сомневается? Да. Только глупец распростился бы с сомнениями. Но истинным управляющим здесь по-прежнему оставался отец Маккинли, и священник прекрасно понимал: случись что-нибудь с Эриком, и шотландцы немедленно расправятся с обитателями замка.

Вождь снял дорожные перчатки, принял кубок и жадно выпил пиво. Гарт оказался прав – эль был превосходен.

– Хороший эль и кубки под стать, – похвалил он слугу.

– А как же иначе, сэр Эрик? – слегка пожал плечами Гарт. – Подарок не кого-нибудь, а самого короля Эдуарда на свадьбу милорда и миледи.

Некоторое время Эрик смотрел на него, а потом расхохотался. Значит, он стал владельцем подарка английского короля? Ситуация показалась ему забавной.

– Ну что ж, если найдутся еще такие же, я тоже мог бы сделать подарок. Другой король – шотландский – с удовольствием стал бы из них пить. Или расплавил на серебро.

– Это мои бокалы. Вы не имеете права никому их дарить!

Эрик обернулся: на пороге зала стояли встречавшие их люди и леди Лэнгли. Шотландец смерил ее ленивым взглядом. Что же в ней все-таки было такого, что его так сильно бесило?

– Миледи, неужели вы успели забыть, как страстно только что стремились в подвал?

Питер невольно вскинул голову, но ни он, ни Аллан не осмелились перечить вождю в присутствии посторонних. Вместо них заговорил отец Маккинли:

– Сэр, вы же не сможете в самом деле бросить женщину в подземелье?

– Но оно казалось вполне подходящим местом для наших людей. – Эрик пристально посмотрел на Игрейнию.

Но она не отвела своих темно-фиалковых глаз, не отвернулась от него и холодно встретила его взгляд.

– Пленные на то и пленные, чтобы их держать в подземелье, – заявила она.

– Во имя милосердия… – начал священник.

– Вы правы, отец Маккинли, – прервал его Эрик, желая прекратить этот глупый спор. Он боялся разозлиться до такой степени, когда и в самом деле мог бы бросить строптивую пленницу в подвал. Но продолжить ему не дали.

– Хочу в подвал! – заявила Игрейния и сделала шаг к ведущей в подземелье лестнице. Никто не двинулся с места. – Что, прикажете мне самой себя запирать?

– Игрейния, ваша комната наверху, – снова попытался избежать конфликта служитель церкви.

– Да, моя комната наверху, – отозвалась она и гордо взглянула на шотландца. – Но теперь я предпочитаю подвал.

Аллан вопросительно посмотрел на Эрика, но тот только пожал плечами.

– Да ради Бога! Если таково ее желание, проводи леди, куда она хочет.

Игрейния спокойно повернулась и направилась к лестнице, а Аллан некоторое время беспомощно смотрел ей вслед, потом поспешил вдогонку.

Отец Маккинли в бешенстве повернулся к Эрику.

– Вы, сэр, ослеплены своим горем! Игрейния не принадлежала к тем, кто пленил и держал взаперти вашу жену и семьи ваших людей. Она самоотверженно трудилась, чтобы спасти жизни больных. Люди умерли не потому, что она не проявила усердия, – причиной тому безжалостная чума.

Эрик оперся о стол и покачал головой.

– Вы же слышали, отец Маккинли: она сама предпочла подвал.

Некоторое время священник не находил что ответить. И пока он подыскивал слова, шотландец повернулся к Гарту:

– По-видимому, у леди Игрейнии с ее комнатой связано слишком много печальных воспоминаний. Я испытываю то же чувство.

– Покои родственника лорда Афтона, сэра Роберта Невилла, ничем не хуже и расположены напротив ее спальни.

– Вот и славно, я буду занимать их, пока нахожусь в замке. Мне надо отдохнуть. Завтра предстоит тяжелый день. Гарт, распорядись, чтобы ужин мне подали в комнату. А с вами, Аллан и Питер, мы встретимся здесь рано утром и обсудим, что делать дальше.

Он вышел из зала и направился вверх по лестнице. При каждом шаге его голова подрагивала: Эрик безумно устал и в то же время невероятно злился. Ему не понравилось, что леди оказалась в подземелье, и не понравилось, как смотрели на него его люди.

Эта женщина все-таки настояла на своем! И это ему уже не нравилось.

До рассвета было еще далеко, а Игрейния уже пожалела о своей гордыне и строптивости.

Здесь не было никакой паутины. Все было чисто вымыто. Больные либо умерли, либо поправились, и люди Эрика на совесть вычистили помещения. На полу лежал свежий тростник, только что набитый матрас служил ей сносной постелью. Но Игрейния оказалась одна. А по соседству располагались склепы, где покоились останки мужа, леди Марго и ее дочери. И когда она слышала, как воды рва с журчанием омывали снаружи каменные стены и как свистел ветер в бойницах, ей казалось, что это в темноте стенают духи умерших.

А потом в ее закуток забежала крыса. Вечером отец Маккинли принес ей ужин и сказал, что, как только она захочет, ее тут же переведут в другое помещение.

– Я арестантка, – возразила Игрейния. – Так что лучше оставаться за решеткой, чтобы ни на секунду не забывать о своем положении.

– Вы грешите гордыней, дочь моя, – расстроился церковник.

– У меня этот грех не единственный, – отозвалась она и внезапно улыбнулась. – Вы напрасно стараетесь: я его ни о чем не попрошу. А вам спасибо зато, что пришли. И за ужин – я ужасно хотела есть.

Священник горестно покачал головой.

– Если вы узница, Игрейния, значит, узники мы все. Но люди прекрасно ладят между собой. Благодаря болезни у них завязались странные отношения. Сначала пришельцы были преступниками, потом стали захватчиками. Сначала замок был нашим, затем перешел к ним. Но для крестьян и работников разница невелика. Они похоронили родных и снова стали трудиться. Кухарки распевают на кухне, и большинство мужчин, которые служили лорду Афтону, согласны исполнять приказы нового господина. Все знают: только труд поможет им выжить. И помнят, что главный шотландец старался их спасти. Никому нет дела, что одни отобрали замок у других. Вам незачем здесь оставаться.

– Есть зачем!

– Игрейния!

– Что слышно о Роберте Невилле? – спросила она. – Надеюсь, он выжил? Ведь он уже пошел на поправку, когда уезжал отсюда. Его не схватили?