– Это женщина?

– Нет. Мужчина, и больше я ничего тебе сказать не могу.

К столику подошел кельнер.

– Что ты будешь пить? – спросил Равик.

– Кальвадос.

– Рюмку кальвадоса.

Кельнер ушел, шаркая ногами.

– А ты не хочешь кальвадоса?

– Нет, я пью «перно».

Жоан пристально смотрела на него.

– Ты даже не подозреваешь, как я тебя иной раз ненавижу.

– Что ж, бывает…

Равик взглянул на столик Хааке. Стекло, подумал он. Дрожащее, расплывающееся, отсвечивающее стекло. Улица, столики, люди – все потонуло в желе из зыбкого стекла.

– До чего же ты холоден, эгоистичен…

– Жоан, – сказал Равик. – Все это мы обсудим с тобой как-нибудь в другой раз.

Она промолчала. Кельнер принес кальвадос. Равик сразу же расплатился.

– Ты втянул меня во всю эту историю… – сказала она вызывающе.

– Знаю…

Над столиком, за которым сидел Хааке, появилась его белая мясистая рука. Он доставал себе сахар.

– Ты! Только ты! Никогда ты меня не любил. Ты играл мною. Видел, что я люблю тебя, и пренебрегал моей любовью.

– Это правда.

– Как ты сказал?

– Это правда, – повторил Равик, не глядя на нее. – Но готом все стало по-другому.

– Да, потом, потом! Когда все пошло шиворот-навыворот! Когда было уже слишком поздно… Ты виноват во всем!

– Знаю.

– Не смей так разговаривать со мной! – Лицо Жоан было бледным и разгневанным. – Ты даже не слушаешь, что я говорю.

– Нет, почему же?

Он посмотрел на нее. Надо говорить, говорить что угодно, не важно что.

– Ты поругалась со своим актером?

– Да.

– Ничего, помиритесь.

Синий дымок над столиком Хааке. Кельнер снова налил кофе. Хааке, по-видимому, не спешил.

– Я могла бы и не говорить тебе этого. Могла бы сказать, что зашла сюда случайно. Но это не так. Я искала тебя. Я хочу уйти от него.

– Ты не оригинальна. Так уж заведено.

– Я боюсь его. Он мне угрожает. Грозит застрелить меня.

– Что? – Равик встрепенулся. – Что такое?

– Он грозит застрелить меня.

– Кто грозит? – Он прослушал половину из того, что она говорила, и понял ее не сразу. – Ах вот оно что! Надеюсь, ты не принимаешь это всерьез.

– Он страшно вспыльчив.

– Ерунда! Тот, кто грозит убить, никогда не убьет. И, уж во всяком случае, не сделает этого актер.

Что я говорю? – подумал он. – Что все это значит? Чего я здесь ищу? Чей-то голос, чье-то лицо, какой-то шум в ушах… К чему все это?

– Зачем ты мне рассказываешь об этом? – спросил он.

– Я хочу уйти от него. Хочу вернуться к тебе. Если он возьмет такси, то пройдет, по крайней мере, несколько секунд, пока мне удастся остановить другое. А пока я двинусь за ним следом, я вообще рискую потерять его из виду.

– Жди меня здесь. Я скоро вернусь.

– Куда ты?..

Он не ответил. Быстро сойдя с террасы, он остановил такси.

– Вот вам десять франков. Можете подождать меня несколько минут? Мне еще надо побыть в ресторане.

Шофер посмотрел на кредитку. Потом на Равика. Равик подмигнул ему. Шофер подмигнул в ответ и поиграл кредиткой.

– Это сверх счетчика, – сказал Равик. – Вы, конечно, догадываетесь, в чем дело…

– Догадываюсь, – шофер ухмыльнулся. – Ладно, подожду.

– Поставьте машину так, чтобы вы сразу могли выехать.

– Слушаюсь.

Равик торопливо пробрался к своему столику. Внезапно у него перехватило дыхание: Хааке стоял в дверях.

– Подожди! – сказал он Жоан. – Подожди! Я сейчас! Одну секунду!

– Нет! – Она встала. – Ты еще пожалеешь об этом!

Она была готова расплакаться…

Равик заставил себя улыбнуться и крепко схватил ее за руку. Хааке по-прежнему стоял на месте.

– Садись, – сказал Равик. – Подожди минутку!

– Нет.

Она попыталась высвободиться, и он отпустил ее руку. Только бы не привлекать внимания. Пробираясь между столиками, Жоан быстрым шагом направилась к выходу. Хааке смотрел ей вслед. Затем медленно перевел взгляд на Равика и снова посмотрел в ту сторону, куда ушла Жоан. Равик сел. Кровь вдруг загудела у него в висках. Он достал бумажник и начал рыться в нем, делая вид, будто что-то ищет. Он заметил, что Хааке неторопливо зашагал по залу. Равик равнодушно посмотрел в противоположном направлении, зная, что вот-вот снова увидит Хааке.

Равик выжидал. Секунды ползли бесконечно медленно. Внезапно его охватил панический страх: а что, если Хааке повернул назад?! Он быстро оглянулся. Хааке нигде не было видно. Точно он сквозь землю провалился. На мгновение все закружилось…

– Вы позволите? – раздался голос совсем рядом с ним.

Равик не расслышал. Он посмотрел на дверь. Хааке не вернулся. Не медлить ни секунды, подумал он. Побежать за ним, настигнуть. За его спиной снова послышался голос. Он обернулся и весь похолодел. Хааке обошел его сзади и теперь стоял рядом.

– Вы позволите? – Хааке указал на стул, где только что сидела Жоан. – Тут больше нет свободных столиков.

Равик кивнул. Он не мог произнести ни слова. Кровь отхлынула. Она убывала и убывала, словно стекала под стул. Тело обмякло, как пустой мешок. Он крепко прижался к спинке стула. Перед ним стояла рюмка с мутной беловатой жидкостью. Он взял ее и выпил. Рюмка показалась тяжелой, но не дрожала в руке. Дрожь была где-то внутри, в жилах.

Хааке заказал коньяк. Старый «финьшампань». По-французски он говорил с сильным немецким акцентом. Равик подозвал мальчишку-газетчика.

– «Пари суар».

Мальчик покосился на вход – там стояла старая продавщица газет. Незаметно сунув Равику сложенную газету, он ловко подхватил монетку и мгновенно исчез.

Он, конечно, узнал меня, подумал Равик. Иначе зачем же он сел? На это я никак не рассчитывал. Теперь остается сидеть на месте и ждать. Надо выяснить, чего он хочет, и действовать сообразно обстоятельствам.

Он развернул газету, пробежал глазами заголовки и снова положил ее на стол. Хааке посмотрел на него.

– Прекрасный вечер, – сказал он по-немецки. Равик кивнул. Хааке улыбнулся.

– А у меня зоркий глаз, верно?

– Очень может быть.

– Я заметил вас, когда вы еще сидели в зале.

Равик ответил вежливо-равнодушным кивком. Его нервы были напряжены до предела. Он никак не мог догадаться, что у Хааке на уме. Неужели ему известно, что он, Равик, живет во Франции нелегально? Впрочем, гестапо может быть информировано и об этом. Только бы выгадать хоть немного времени.

– Я сразу догадался, кто вы, – сказал Хааке. Равик вопросительно посмотрел на него.

– По шраму на лбу, – продолжал Хааке. – Такие шрамы бывают только у корпорантов. Значит, вы немец. Или, во всяком случае, учились в Германии.

Хааке рассмеялся. Равик продолжал спокойно смотреть на него. Это невозможно! Слишком все это нелепо! Почувствовав внезапное облегчение, он глубоко вздохнул – Хааке понятия не имеет, кто он. Шрам на лбу он принял за след студенческой дуэли. Равик рассмеялся. Он смеялся вместе с Хааке. Лишь сжав кулаки, так что ногти вонзились в ладони, он сумел заставить себя перестать смеяться.

– Я угадал? – спросил Хааке, гордый своей проницательностью.

– Попали в самую точку.

Шрам на лбу. Ему разбили голову в гестапо на глазах у Хааке. Кровь заливала глаза и рот. А теперь Хааке сидит перед ним и считает, что все это след невинной студенческой дуэли, да еще кичится своей проницательностью.

Кельнер принес Хааке коньяк. Тот с видом знатока понюхал его.

– Что правда, то правда, – заявил он. – Коньяк у них хорош! В остальном же… – Он подмигнул Равику. – Вся Франция прогнила… Народ-рантье. Жаждут безопасности и спокойной жизни. Фактически они уже сейчас в наших руках.

Равику казалось, что он так и не обретет дара речи. Он боялся, что, едва заговорив, с размаху разобьет свою рюмку о стол, схватит осколок покрупнее и полоснет им Хааке по глазам. Осторожно и как бы через силу он поднял рюмку, выпил ее и спокойно поставил обратно.

– Что это у вас? – спросил Хааке.