В душе у нее медленно нарастало раздражение. Она не сделала ничего, чтобы заслужить подобное обращение.
В восемь часов вечера Зак позвонил ей из Далласа,
– Здесь проблем невпроворот. Я не вернусь сегодня, – сообщил он. – У тебя все в порядке?
– Все великолепно, – сдержанно ответила Эва, хотя гнев холодом сковал ей грудь.
– Мне может понадобится дня два, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки.
– Понимаю.
– Мне нужны данные из документа, который лежит у меня на столе в кабинете. – Он пустился в объяснения тем же тоном, каким обращался к ней, когда она была его подчиненной. Эва вспомнила, что Зак всегда говорил с ней в такой отчужденной манере, когда между ними пробегала черная кошка. Он держал ее на расстоянии, не допуская возражений и любых разговоров на личные темы. Эва уже не удивлялась, почему ей было так неловко говорить с ним по телефону перед их свадьбой. Его ледяной тон сковывал ей язык, из трубки так и веяло полярным ветром.
На другое утро на рассвете Эва приняла тяжелое решение. Нет, она не позволит Заку ввергать ее то в жар, то в холод, заставлять при каждой размолвке трепетать в страхе, что та может привести к их разрыву. Это то же самое, что жить на острие ножа. Чем дольше она станет терпеть подобное обращение, тем будет только хуже.
Она сложила в чемодан одежду попроще. Конечно, ей придется мириться с неудобствами, но она твердо решила уехать в Хевелинг. На сегодня ей нужно немного еды… и кровать. Так что по пути придется сделать покупки.
Перед тем как вызвать машину, она отправила Заку следующую телеграмму:
Зак, дожидаться, пока меня покинут, я не могу, это плохо сказывается на моих нервах. И я решила облегчить тебе задачу: я сама покидаю тебя.
Эва.
Прораб встретил ее у дверей дома.
– Последние два часа, миссис Сфаэлос, вам звонили не переставая. Какой-то Слотер.
– Наконец-то ты объявилась! – чуть ли не вскричал Брэд, когда она, услышав звонок, сняла телефонную трубку. – Босс просто озверел, а он и без того сегодня не в духе.
– Это он велел тебе разыскать меня?
– Разумеется. У нас тут переговоры в решающей стадии, он по горло занят с иностранными партнерами, – с расстановкой произнес Брэд, и в его голосе отчетливо слышалось недоумение, несомненно вызванное тем, что приходится объяснять ей такие элементарные вещи. – У тебя случилось что-нибудь? Разве нельзя было дождаться его возвращения? Ты же знаешь, Зак не любит, чтобы его беспокоили, когда он…
– Я больше не работаю у мистера Сфаэлоса, – напомнила Эва. – Передай ему, что я не подхожу к телефону, потому что очень занята.
– Этого я передать не смогу! – в ужасе воскликнул Брэд.
Вдруг до нее из глубины трубки донесся низкий мужской голос, затем наступила короткая пауза, и безо всякого перехода громоподобный возглас ударил ей в барабанные перепонки.
– Что за чертову игру ты затеяла? – негодующе воскликнул Зак во всю силу легких. – Как ты смеешь делать мне подобные заявления! Я хочу, чтобы ты сегодня же вечером вернулась в город.
– Нет!
– Если ты немедленно не прекратишь валять дурака, я…
– Не трать силы, я и так хорошо знаю, какой у меня выбор: или ты примешь на себя определенные обязательства, или мы расстаемся. Но так как я думаю, что на первое у тебя не хватит духа, я сама выбираю второе, – жестко выговорила Эва.
Она повесила трубку. Ее лицо было бледным и напряженным. Она медленно выпрямилась и глубоко вздохнула. Теперь осталось ждать. Следующий шаг за Заком. Сейчас ей необходимо железное самообладание. Только бы ее нервы не сдали. Да, она рисковала очень многим… но не ради пустяков!
Приедет ли Зак за ней в Хевелинг? И как скоро он на это решится? Не сошла ли она с ума, если осмелилась так открыто бросить ему вызов? Чтобы заставить Зака обратить на себя внимание, ей потребовалось совершить нечто из ряда вон выходящее. И если он оставит ее здесь, поймает на слове-что же, значит, рано или поздно все и должно было кончиться таким образом! Ей требовалось знать, дорожил ли он их браком. Пока у нее создавалось впечатление, что не особенно. Если бы он любил ее, она, возможно, сумела бы проявить больше терпения, надеясь, что время сгладит все углы. Но Зак не любил ее. Более того, для него невыносима была сама мысль, что она может иметь над ним хоть какую-то власть, даже если в ее основе-далекое от всякой логики, чисто физическое влечение. Опытный любовник и знаток женщин, Зак держал под контролем их совместную жизнь в любом ее проявлении. Наверняка так же у него было и с другими женщинами. Он всегда требовал отчета и не допускал компромиссов. И он не доверял ей.
В середине дня доставили кровать, которую Эва купила по дороге. Впервые в жизни она давала столь щедрые чаевые за быстрое обслуживание, иначе ей пришлось бы провести ночь на полу.
К четырем часам Хевелинг опустел. Рабочие собрали инструменты и удалились, Эва осталась одна, и теперь можно было беспрепятственно бродить по погруженному в тишину дому и представлять, как она обставит ту или иную комнату…
Но стоило ей вспомнить, что Зак, возможно, никогда не будет здесь жить, как мечтательное настроение пропало. Скоро она начала сомневаться, правильно ли поступила. Вероятнее всего, Зак расценит ее поведение как детский каприз, эгоистичное требование внимания к собственной персоне… Внезапно ей представилось, как в ответ на ее уход Зак лишь раздраженно пожимает плечами, как говорит себе-да пусть она хоть повесится! Раз она пожелала устроить такую демонстрацию, пусть сама и ищет выход из тупика, куда сама себя загнала.
Эва вдруг ясно поняла, что ей не стоило действовать так опрометчиво. Наверное, следовало постараться пробиться к нему сквозь все преграды и убедить, что им следует обо всем откровенно поговорить…
Темнело. Сгустился туман, неслышно закапал дождь, потом пошел сильнее, заструился по оконным стеклам. Электричество горело только в одной половине дома. Когда совсем стемнело, Эва поднялась по широкой парадной лестнице, радуясь, что догадалась купить фонарик, и принялась ходить по скрипучему полу комнаты, которую выбрала себе в спальню, так как рядом находилась единственная пока действующая ванная. Какая жалость, что она не взяла с собой что-нибудь почитать. В самом начале одиннадцатого Эва залезла в кровать и сжалась в комочек, пытаясь согреться, и принялась слушать шум дождя и вой ветра.
Ночью она проснулась от глухого стука. Целую минуту она лежала ничего не понимая, потом выскочила из кровати, затаив дыхание нащупала выключатель и взяла фонарик. Было около двух часов ночи. С верхней площадки лестницы Эва увидела, как тяжелая парадная дверь содрогается под градом ударов, и поспешила вниз.
– Что я сделал, чтобы заслужить все это?! – возопил Зак, резко распахивая дверь и спеша укрыться от дождя и пронизывающего ветра.
Эва отступила, потрясенная его видом. Он промок до нитки, его костюм прилип к телу, словно он в нем купался, и, кроме того, Зак был весь в грязи. Даже на когда-то безупречно белой рубашке виднелись следы грязных рук.
– Если все это прелести деревенской жизни, избавьте меня от такого удовольствия! – Он устремил на нее горящие гневом глаза. – «Порше» увяз в луже на этой чертовой аллее.
– О боже, – пробормотала Эва, глядя, как он отбрасывает назад упавшие на лоб мокрые волосы, с которых ручьями стекала вода. Ей ужасно захотелось обнять его и утешить, как будто он был сердитым, обиженным маленьким мальчиком, впервые открывшим, что в жизни не всегда гладят по головке.
– Мне надо принять ванну и выпить чего-нибудь покрепче.
– О боже, – снова беспомощно пробормотала Эва, зная, что и то и другое здесь недоступно, и не решаясь сразу сообщить ему об этом.
– Мой чемодан остался в машине, – проворчал Зак сквозь зубы.
– О боже. – Ничего другого Эве решительно не приходило в голову.
– Матерь Божья, если ты еще раз это повторишь… – взорвался он, – то я за себя не ручаюсь.