Шофёр остановил машину: по дороге шагали молодые солдаты.

— Куда, ребята?

— Пополнение! — откликнулись молодые голоса. — В сто шестьдесят третью!

— А, это к нам! — радостно сказал шофёр. — Садись! Забрались люди в кузов, расселись, поехали. Скоро молодые солдаты пойдут в бой, может быть, уже завтра кто-нибудь из них погибнет, но в глазах едущих не видно страха. Они шутят, смеются, оживлённо разговаривают. Полуторку догоняет запылённая, обшарпанная «эмка», громко сигналит — отворачивай, мол. Но куда отворачивать, если посередине дороги тянется целая насыпь щебня и гравия? Впрочем, это дело шофёра. Легковая машина пытается обогнать: лезет на кучу щебня, но зарывается и останавливается. Через несколько минут, сигналя, легковая снова пошла на обгон. Она отвернула вправо, но заехала в канаву и опять остановилась.

За клубами пыли, вылетавшими из-под колёс грузовика, не разглядели солдаты, кто ехал в легковой машине. Один из них погрозил шофёру рукой: разве можно обгонять справа? Разобьёшь машины. Когда выехали на ровное, чистое место, легковая быстро обогнала полуторку и, развернувшись поперёк дороги, остановилась, преградила путь. Хлопнула дверца. Из машины вышел высокий человек с четырьмя шпалами на петлицах и приказал:

— Построиться всем!

Пятнадцать человек замерли на обочине.

— Кто шофёр?

— Я, товарищ полковник.

— Куда следуешь?

— Имущество отвозил, а теперь ребят взял. Пополнение…

— Сигналы слышал?

— Так точно.

— Почему не дал дорогу?

— Некуда было отворачивать, товарищ полковник, щебень вывалили. Я часто езжу тут, знаю, где кучи кончаются. Поэтому увеличил скорость, быстрее так…

— Молчать!

Буравя глазами людей, прошёлся полковник вдоль шеренги и остановился возле Номоконова.

— Застегнись!

Лихорадочно работая пальцами, мял солдат непослушный ворот новенькой гимнастёрки и не находил петель.

— Защитник! — грозно произнёс полковник. — Воинскую форму надел, обулся! Ты бы ещё выше колен накрутил обмотки! Воевать едешь или руки поднимать? Слышишь, ты? — вплотную нагнул полковник голову к Номоконову.

— Пошто сердишься, командир? — отшатнулся Номоконов. —Как так — руки поднимать?

Очень нехорошие слова вдруг произнёс на это большой командир. Держась рукой за кобуру пистолета, он приказал шофёру полуторки следовать дальше, а остальным выйти на дорогу, выравняться и строевым шагом идти к сборному пункту. Несколько минут легковая шла вслед за строем. Видно, не понравилась полковнику выправка молодых рабочих и колхозников, только что надевших воинскую форму. Он презрительно смотрел на людей, неумело отбивавших шаг, опять выругался, резко закрыл дверцу и, приказав «с пёсней идти на передовую», уехал.

Все сбились в тесную кучку и долго молчали. А потом кто-то из новобранцев нерешительно подал команду, люди построились и пошли к передовой — нестройным, но твёрдым шагом. Тихо зазвучала песня, потом налилась силой, загремела. О войне и весне пели солдаты. Шагая позади всех, шевелил губами и Номоконов, а на душе у него было мучительно скверно.

А через недельку вдруг увидел Номоконов «знакомого» полковника на большом митинге. Он говорил, что за высотами Валдая нет больше земли для его солдат, радовался, что они «наконец-то покончили с отступлением», призывал «готовиться к сокрушительным боям».

— Это кто? — спросил Номоконов солдата, стоявшего рядом.

— Вместо Карлова, — ответили ему. — Новый, вчера прибыл. Говорят, что дивизией командовал, а теперь на укрепление нашего полка прислали.

Ещё несколько раз видел Номоконов полковника, но старался не попадаться ему на глаза. И вот произошла нежеланная встреча —с глазу на глаз.

Отряхнулся Номоконов, старательно вытер кровь, выступавшую из уголков губ, и вошёл в подземное помещение, освещённое ярким светом электрической лампочки.

— Лучший снайпер нашего полка, — слышался позади рокочущий, но уже не резкий голос. — Из запаса, бывший колхозник… Ближе подойдите к генералу, смелее! Солдат имеет на своём счёту десятки истреблённых…

Увидел Номоконов на лице командира дивизии недобрую гримасу, внутренне похолодел, но тут же воспрянул духом. Высокий седой человек, сидевший в расстёгнутом полушубке у топившейся железной печки, встал, резким движением остановил говорившего, шагнул навстречу и дружески протянул руку:

— Здравствуйте, товарищ Номоконов!

— Здравствуй, генерал, — степенно поздоровался солдат.

— Давно собираюсь вызвать вас и поговорить, — сказал командир дивизии. — Вот и сегодня… Осмотрю, думаю, передний край и обязательно зайду к снайперам. Тут как раз напомнили об этом, —показал генерал на рукав полушубка, распоротый пулей. —Командира батальона потеряли, адъютант ранен… И вас чуть не взял на мушку немецкий снайпер?

Последние слова были обращены к человеку с рокочущим голосом. Он вышел вперёд и, нагнувшись, показал на голенище валенка.

— Зацепил! — весело сказал он. — Я сразу же отполз, распорядился…

— Выходит, что, приняв огонь врага на себя, — сурово сказал командир дивизии, — Номоконов защитил меня и вас, дал возможность подняться с земли, укрыться в блиндаже?

— Так точно, — насторожился полковник.

— Вы хорошо знаете лучшего снайпера вашего полка?

— Я приходил к ним, — оглянулся полковник на Номоконова. —Со всеми не успел, конечно…

— С Номоконовым вам надо поговорить обстоятельнее, подробнеё. Хотя бы в порядке исключения. Командующий фронтом прослышал об одной охоте на этом участке фронта, спросил, к какой награде представлен солдат, уничтоживший представителя гитлеровской ставки? По всем данным, это он. Что будем отвечать командующему? Ещё и полк не приняли — успели обидеть Номоконова.

— Когда? — удивился полковник.

— Забыли, — сокрушённо покачал головой командир дивизии. —Ну, а вы, снайпер Номоконов? Знаете своего командира полка, встречались с ним, разговаривали?

Жаловаться солдат не собирался. Там, под гимнастёркой, сердце сделало несколько глухих толчков, забилось сильнее, потребовало и на этот раз сказать правду, осторожно напомнить большому командиру о встрече на фронтовой дороге. И тогда он все поймёт, устыдится, протянет руку.