Рейчел застыла, как громом пораженная.

— Что вы сказали? — ошеломленно взглянула она на него.

— Я просто отметил тот факт, что благотворительный бал в графстве Клейборн собрал бы гораздо больше денег для благородных нужд Конфедерации, если бы южные барышни предоставляли подобные услуги тем из нас, кто отправлялся на войну. Мне кажется, что немало парней в серых мундирах отправились бы на встречу с Создателем более счастливыми, имей они при себе такие приятные воспоминания.

— Кто вы?

— Дэвид Спенсер, — ответил он и, пожав плечами, добавил:

— Хьюм.

— Боже мой! — задохнулась Рейчел. — Одержимый Хьюм!

— Так меня называли, — с кривой улыбкой подтвердил он. — Должен признаться, я не дорожу этим прозвищем. Так что после войны я стал Дэвидом Спенсером.

— Я думала, вы погибли! Все так считали. Говорили, что вас убили где-то в Миссури.

— Я не препятствовал распространению этих слухов. — Дэвид встал, подошел к бару, налил себе выпить и снова вернулся к столу. — Большая часть моих ребят присоединились к «Клейборнским стрелкам», милиции Миссисипи или к Виксбергской бригаде. Но я не мог на это согласиться. Я тешил себя мыслью, что в состоянии перенести войну на Север, присоединившись к налетчикам Куонтрилла.

Дэвид, передернув плечами, опустошил свой стакан и вернулся к бару за следующей порцией.

— Убийцы Куонтрилла, — с горькой усмешкой произнес он, неся стакан виски к столику Рейчел.

— Мы слышали о Куонтрилле, — вспомнила она. — Сначала восхищались им, а потом про него стали рассказывать разные ужасные истории. Некоторые утверждали, что это все слухи, другие настаивали, что таковы факты. В конце концов мы узнали, что даже правительство Конфедерации отреклось от Куонтрилла и он стал преступником не только для янки, но и для нас. А поскольку Одержимый Хьюм был родом из графства Клейборн, его особенно презирали.

— Меня более чем презирали, — сказал Дэвид. — Меня заочно судили и признали виновным в государственной измене. Приговор гласил: казнь через повешение. Так что я предпочел не возвращаться.

— Но почему, Дэвид? Война теперь закончилась, и правительства Конфедерации больше не существует. Все приговоры, вынесенные судами Конфедерации, признаны недействительными.

— Я не нуждаюсь в приговоре суда конфедератов, — тихим голосом ответил он. — Я судил самого себя и признал виновным. И не в измене «благородному делу Конфедерации»… — Дэвид поднял стакан нарочитым жестом, — а в измене человечеству. — Он выпил. — Вы знаете, скольких людей я убил, пока был с Куонтриллом?

— Конечно, нет.

— Я тоже не знаю. И это не дает мне покоя. Хуже того, это ежедневно преследует меня. Мне следовало бы ясно видеть каждого из них, будто они стоят тут, передо мной. Но я не только не помню имен и лиц, но даже не знаю, скольких людей я убил!

Его лицо побледнело.

Рейчел с трудом сдерживала желание погладить его руку.

— А что случилось после войны?

— Я не мог вернуться домой, — без всякого выражения сказал он. — Я бы просто не прижился там. Оставшиеся в живых вернутся, уверенные, что их дело — хоть и проигранное — было по крайней мере благородным. Я не мог согласиться с этой точкой зрения и, наверное, кончил бы тем, что убил бы нескольких человек или погиб бы сам.

— И чем же вы занялись?

— Несколько месяцев я провел с Дингусом и Фрэнком. Но скоро я устал от этого. Такая жизнь тоже не для меня.

— Дингус и Фрэнк?

— Настоящее имя Дингуса — Джесси. Джесси и Фрэнк Джеймсы. Они тоже были в отряде Куонтрилла. Оба предельно хладнокровны, особенно Джесси. У меня все же остались какие-то чувства… вина, раскаяние — нечто вроде этого. Я не мог вспомнить точного числа убитых мною людей, но мне было жаль, что я делал это. Я понимал, что если останусь с братьями Джеймсами, то лишусь и этих чувств. Поэтому я ушел.

— И приехали сюда?

— Да.

— А ваш отец? Я помню семью Хьюм и плантацию «Роуздейл». Вы после войны слышали что-нибудь о своих?

— Нет, — ответил Дэвид, и на его лице появилось меланхолическое выражение. — Если мой отец все еще жив, он скорее всего потерял «Роуздейл». Я уверен, что он вложил всю наличность в облигации конфедератов.

— Вполне вероятно. Мой отец поступил так же.

— Я слышал, что ваш отец был убит при Шайло.

— Да.

— Мне очень жаль. Хотел бы я быть на его месте.

— Дэвид! — потрясение воскликнула она. — Как вы можете такое говорить?

— Да, именно так, — настаивал он. — Смерть вашего отца принесла ему мир и покой. Как вам известно, я тоже мертв. Но я лишен и мира, и покоя.

— О, Дэвид! — На этот раз Рейчел протянула руку и мимолетным движением коснулась его ладони. — Вас разыскивают?

— Вероятно, — криво улыбнулся он.

— За что?

— Кроме убийства? Ну, давайте посчитаем мои грехи. Я грабил и воровал, лгал и домогался чужого. Я не уважал отца. Не мог отличить ложных богов от истинных. Что еще осталось? Прелюбодеяние. Я и в этом замешан, Рейчел Боннер-Симмонс.

— Вы вели бурную жизнь. Но мне любопытна одна вещь. Когда вы научились так великолепно играть на пианино?

— Ах да, пианино. — Он вытянул свои тонкие руки и пошевелил длинными гибкими пальцами. — Вы видите эти руки? Это руки пианиста. Если бы не вмешалась война, я, вероятно, играл бы сейчас в концертных залах столиц всего мира — в Нью-Йорке, Бостоне, Лондоне, Париже, Вене, Риме. Я занимался музыкой в Риме вместе с Ференцем Листом. Вероятно, мне следовало остаться там. Он просил меня задержаться и продолжать совместные занятия. Но нет, мне не терпелось вернуться домой. — Дэвид издал сдавленный смешок. — Я вернулся как раз вовремя, чтобы отправиться на войну. Скоро я обнаружил, что эти руки могут выхватывать пистолет и нажимать на спусковой крючок гораздо быстрее, чем руки людей, не имевших возможности музицировать с Листом.

— Как это ужасно, Дэвид, — расстроенно сказала Рей-чел. — Теперь я понимаю, какую горечь вы испытываете.

— Итак, вам теперь все известно об Одержимом Хьюме. — Он подошел к пианино и взял свою шляпу. Нахлобучив ее на голову. Спенсер повернулся и остановил взгляд на Рейчел. — Теперь, полагаю, вы захотите, чтобы я ушел?

— Но почему? — озадаченно спросила она.

— Ну, вы знаете, кто я и что я. Разве это вас не пугает? Рейчел немного помолчала, раздумывая.

— Нет, это меня нисколько не пугает, — наконец медленно произнесла она, сама не до конца уверенная, что говорит правду.

Он вернулся к столу и заглянул ей в глаза:

— Есть еще одна вещь, о которой вам следует знать.

— И что же это?

— Я сильно сомневаюсь, что смогу придерживаться всех установленных вами правил, если останусь здесь.

— Кажется, я не совсем вас понимаю, Дэвид.

— Я просто не способен подчиняться любого рода нормам. Если какое-либо правило стоит на пути к осуществлению моих желаний, я скорее всего нарушаю его.

— И чего же вы хотите? — натянуто спросила Рейчел, заранее зная его ответ.

— Я хочу тебя, моя милая Рейчел.

— Я… понятно. — Она нерешительно засмеялась. — Но мне казалось, что я ясно дала понять, что не продаюсь.

— А я и не хочу покупать, — просто ответил он.

— Не уверена, что мне нравится этот разговор, Дэвид.

Рейчел вышла из-за стола и стала подниматься по лестнице, ведущей в ее комнату. Она предполагала, что Спенсер пойдет за ней, но он больше ничего не сказал, а только продолжал смотреть ей вслед. Взбираясь по ступенькам, она чувствовала на себе его взгляд.

За ней еще никогда так смело не ухаживали, и его предложение испугало ее. Не только потому, что она не знала, сможет ли сдержать Дэвида, но еще и потому, что не была уверена, в состоянии ли справиться с собственными желаниями.

Но зачем ей обуздывать себя? В конце концов, она уже не юная девушка, старающаяся сохранить невинность. Ей двадцать пять. Она знала уже двоих мужчин и успела стать матерью. Вдобавок что-то нашептывало ей, что Дэвид Спенсер способен доставить ей такое же наслаждение, как Эвелл Рэнкин.