Нам ничего лучше и не надо было. Выехали вшестером, двое в кабине, остальные на квадроциклах. Специально выбрали непогожий день. Когда холодно, и ветрено, никто и носа не высовывает из теплых помещений. Если в том районе, или по дороге туда, сохранились какие-то очаги жизни, то могут возникнуть неприятные и совершенно лишние ситуации. У нас задача — доехать, посмотреть, проверить, если есть что-то нужное, вывезти это к нам. Видимость была близкая к нулевой, ехали медленно и осторожно. Почти сразу же на квадроциклах осталось только двое, остальные набились в теплую кабину, каждые полчаса менялись.

Только выехав из Города, я осознал в полной мере масштаб случившегося с нашей цивилизацией. Километр за километром мы ехали по снежной пустыне. И только стрелочка на экране спутникового навигатора показывала, что мы все-таки едем, а не стоим на месте, да еще фонарные столбы вдоль дороги, которые торчали из снега, давали понять, что там, где мы едем, когда-то было шоссе. Внизу, под снегом, наверняка были машины, но на поверхности они выделялись в лучшем случае неестественно правильными очертаниями снежных холмиков. Лавируя меж сугробов, мы зацепили один из них, и раздался металлический скрежет. Часть снега осыпалась, и я скорее угадал, чем понял, что мы зацепили гусеницей навеки остановившийся у обочины автобус. Проехали утопающие в снегу здания, над одним торчала большая желтая буква «М», с шапкой снега поверх.

Добрались к вечеру, место было то самое, если верить навигатору. И действительно, неподалеку возвышалась облепленная снегом сторожевая вышка, верный признак военной базы. Часть бетонного забора вокруг базы отсутствовала. Мы загнали снегоход внутрь базы, вылезли наружу.

— Не нравится мне это, поделился я опасениями с Летуном, — как бы не пустышка, вон, забор кто-то повалил.

— Пошли, проверим, — он махнул рукой остальным.

Мы разбрелись по базе. Было уже темно, поэтому все вооружились мощными фонарями. Часть складов оказалась нетронутой, часть вывезли подчистую.

— Продукты, — кто-то подобрал с пола пустого склада бумажку, оказавшуюся накладной. Кто-то вывез все продукты.

— Хрен с ними с продуктами, — сказал я, — нам нужно другое. Ищем артиллерию!

Пошли вскрывать запертые склады, срывали с окон решетки, забирались внутрь. Наконец, Леня закричал: «сюда», мы поспешили за ним.

— Что это? — спросил я у Лени, недоуменно глядя на пушку, с которой мы только что сдернули пыльный брезент. Передо мной стояло орудие, как в фильмах про Великую Войну: два колеса, наклонный броневой лист, какие-то ручки-крутилки.

— Это 122 мм дивизионная гаубица, — ответил Леня.

— 122? Но ведь у наших калибр 155, откуда эта взялась?

— Трофейная. Ты же помнишь, что в свое время Союз снабжал сарацин оружием. Наши много таких захватили, и снарядов к ним. К ним у нас даже снаряды делать стали, и под танковые орудия, и под буксируемые.

— А почему у нее такой древний вид? Будто из фильма про Великую Войну?

— Так и есть, их как раз перед Великой Войной начали делать. Такими пушками наши прадеды фашистов били.

— А стрелять-то она будет? Ей же, считай, восемь десятков лет!

— Будет, что ей сделается, — Леня пожал плечами. — Хранилась правильно, все в смазке, ствол наверняка меняли. Если мне не изменяет память, тут неподалеку и снаряды есть, и кумулятивные, и осколочно-фугасные, и бетонобойные.

— Во, хомяки! — я зауважал наших тыловиков. Сохранили, это ж надо.

На складах мы нашли немало полезного, в том числе, минометы и запас мин, четыре гаубицы и снаряды к ним. В боксах стояли тягачи, в том числе, несколько гусеничных, легкобронированных, тоже трофейных, Союзного производства. Эли сразу полез осматривать один из них. Без тягачей гаубицы не вывезти, во всяком случае, пока лежит снег. Оставалось только запустить тягачи, и надеяться, что они не увязнут в снегу. Гусеницы у них были широкие, так что мы решили рискнуть. Эли хотел сразу попробовать, но на всей базе не нашлось ни капли горючки, поэтому утром следующего дня Летун на снегоходе отправился назад, в Город, за людьми и горючкой. Мы, тем временем, выбили пробки из стволов гаубиц, стали разбираться, что там к чему. Оказалось, что у двух из четырех совершенно новые, не расстрелянные, стволы, Леня разобрался с механизмами, засунул в затвор гильзу, и сказал, что, на его взгляд, все исправно:

— Тормоз отката в порядке, сальники тоже, течи нет, накатник целый, затвор в порядке, ствол вообще нулячий, ни забоин, ни заусениц…

— Давайте стрельнем! — предложил я, полушутя-полусерьезно. К моему удивлению, народ воспринял мою идею с энтузиазмом. Леня разобрал и почистил механизмы гаубиц, смазал их по-новому, пробанил ствол. Похвалил простоту конструкции:

— Как часы, — похлопал он по стволу пушки, — или как молоток. Просто и надежно.

Если вдуматься, идея была не такая уж и мальчишеская. Древняя гаубица требовала проверки. Хороши бы мы были, притащив с немалыми усилиями в Город бесполезные железки. Мы расчистили от снега пятачок перед воротами склада, и выкатили гаубицу на них. Развели станины. Притащили ящик, в нем было два снаряда, увидев, что гильзы лежат отдельно, я удивился, но Леня объяснил, что так и должно быть. Я взял снаряд в руки, попробовать, сколько весит, он оказался неожиданно тяжелым, двадцать кило, не меньше. На дне ящика желтела бумажка, я поднес ее к глазам. Штамп ОТК номер такой-то, ответственная Полыхаева Н.К.

— Привет из Союза, — показал я бумажку Вайнштейну, тот хихикнул и пожал плечами:

— Главное, чтоб без скидки.

Я не сразу понял, о чем он, потом врубился и захохотал. Да, главное, чтоб без скидки, и бомбы, и снаряды. Зарядили гаубицу. Я предлагал Лене укрыться, но он бил себя кулаком в грудь, и говорил, что все в порядке, и если пушку разорвет, то пусть и его вместе с ней. Мы попрятались, Леня закричал «выстрел!», и дернул за шнур. Ахнуло так, что я аж присел. Пушка мотнулась назад, чуть подпрыгнула, ствол с казенной частью отъехал назад, и рывком вернулся на место. Облаком взметнулся снег вокруг, спустя мгновение где-то вдалеке, километрах в полутора-двух грохнул взрыв. Леня дернул рычаг, дымящаяся гильза вывалилась из казенника, там, куда она упала, зашипел тающий снег.

Мы сели на квадроциклы и поехали смотреть. Выстрел очень удачно угодил в угол частного дома, крохотной такой виллочки. В результате, часть дома перестала существовать, а остальное сложилось внутрь. Живописные такие руины получились.

— Неслабо, — я наклонился и поднял с земли кусок черепицы, — а что будет с танком, если попасть в него такой штукой?

— Под танк нужен кумулятивный снаряд, — ответил Леня.

— Ну, хорошо, — упорствовал я, — он пробьет броню?

— Смеешься? Конечно, пробьет. Ну, то есть, скорее всего, пробьет. Зависит от угла и расстояния. Но тут есть проблема… он почесал в затылке, — танк тоже будет стрелять в ответ. А у него пушка точнее. Лазерное наведение, и все такое. Зато этой можно с закрытых позиций стрелять. Только таблицы с расчетами найти надо.

Я задумался. Сомнительно, чтобы гаубица влегкую взяла современный танк. Ствол у нее слишком короткий, соответственно, начальная скорость снаряда ниже. Но, кроме стрельбы по танкам, много чего можно придумать. В голове сразу завертелись различные варианты использования гаубиц. Мы вернулись на базу, и стали копаться дальше.

— Заноза, у нас гости, — зашипела рация у меня в кармане. Вышел на связь Томер, оставленный дозорным на вышке.

— Подробности, — бросил я в микрофон.

— Двенадцать… Поправка, пятнадцать человек на лыжах, со стволами. Есть пулемет, еще что-то тащат.

— Дождались, б…, и нахрена ж было пулять, детский сад, — выругался я и закричал через весь ангар Эли и Вайнштейну: — к бою! Леня где? Давайте его тоже сюда!

Мы заняли позиции, Эли, как лучший стрелок, влез на вторую вышку, мы с Вайнштейном сели в снег у пролома.

— Томер, сколько до них? — запросил я.

— С полкилометра.