— А теперь пусть встанут те, кто не хочет быть рабом, кто не хочет, чтобы его детей ждала такая участь, — Летун показал на экран, — все опять подорвались.

— Ну и третий, последний вопрос, я хочу, чтобы вы хорошо подумали, прежде чем вставать. Кто из вас готов положить жизнь, чтобы такого не произошло с нами, и нашими детьми? Кто готов драться с этими фашистами насмерть?

Ну, это уже азы психологии, люди тут же, один за другим, стали вставать. Развел их Летун, классически развел, по учебнику.

— Я рад сообщить вам, что мы работали день и ночь, чтобы подготовиться к бою с фашистами. Мы дадим Фрайману бой! У нас есть оружие. Временный Организационный Комитет призывает всех, кто хочет присоединиться к нам, подойти после собрания к Коцюбе, и записаться в ополчение.

— А что делать-то будем? — крикнул кто-то из зала.

— Конкретные планы будут доведены до личного состава ополчения после записи. Но уже сейчас могу вам сказать: мы будем драться. От этого зависит наша жизнь…

Летун еще долго вещал на разные темы, в основном о том, как важно чтобы все вместе, в едином порыве, и т. п. Окончания этого я уже не слышал, ушел наружу. Там уже топтался Вайнштейн, и люди Летуна, они возились вокруг флагштока. Раньше перед торговым центром всегда развевались флаги, стояли три высоких флагштока. Оказывается, пока шло собрание, Вайнштейн и остальные заменили на одном из них веревку.

— Флаг подымать будем? — спросил я у Вайнштейна, — а какой?

— Увидишь, — односложно ответил тот, вид у него был загадочный, и довольный.

Народ повалил наружу. Я сел за приготовленный столик, началась запись добровольцев. Записывал имя, военную специальность, делал пометки. Всего записалось сто сорок два человека. После окончания записи, добровольцы построились напротив флагштока. Процедура была всем знакома, все служили в армии, остальные отошли на десять шагов, и стали ждать, что будет дальше. Летун взял в руки микрофон:

— Смирррна! — все подтянулись, — поскольку Земли Отцов, как государства, больше нет, я прошу всех добровольцев принести присягу. Присягу Республике! Знаете, что означает слово «республика»? Это значит — общее дело. Пришло время нам снова стать единым сообществом людей. Единым государством. Чтобы был закон и порядок. Не порядок Фраймана, а наш порядок, тот, что мы сами для себя установим! Добровольцы! Клянетесь ли вы защищать Республику, не жалея своей жизни! — Строй ответил дружным ревом:

— Да!

— Хорошо! Раз у нас теперь есть государство, должен быть и флаг. — Летун махнул рукой, Вайнштейн достал из сумки какой-то сверток, развернул его, я увидел, что это флаг. Он повозился, закрепляя его, потом, быстро перебирая руками веревку, стал подымать, флаг медленно пополз вверх. Не современная тряпка, настоящий шелк, блестящий на солнце, золотая бахрома. Из «раньших времен» вещь, таких теперь не делают. Флаг дополз до верха, порыв ветра развернул тяжелый шелк. Летун отдал ему честь, многие повторили его жест.

— Ну что, годится нам такой флаг? — спросил у собравшихся Летун.

— Да! — проревела толпа.

— Да здравствует Республика! — В ответ восторженный рев. Людям было приятно чувствовать себя опять единым целым.

Когда торжественная часть закончилась, Летун подошел ко мне, и спросил:

— Ну, сколько записалось?

— Ты сам видел. По списку сто сорок два человека, — ответил я.

— Вот б…, - выругался Летун, — ведь пришло шестьсот человек, из них больше половины здоровых мужиков. А записалось полторы сотни без малого.

— Не рубишь ты фишку, Летун, — отозвался я иронически, — это еще очень хороший результат. Могло быть меньше, я же говорил, помнишь?

— Да, ты, как всегда, прав, — вздохнул Летун, — что дальше делаем?

— Задействуй Профессора, как мы планировали. Сыграем в шпионов. А народ можно пока по домам распустить.

— Думаешь, сегодня не нападет?

— Уверен, — ответил я, — ему, конечно, и без Профессора доложат, что мы тут воевать решили. Но это и так понятно. Он пока не знает, где мы готовим ему встречу. Так что пару дней у нас есть, пока он не поверит, что разгадал наши планы.

— Значит, надо позаботиться о том, чтобы он узнал, — прищурился Летун.

Народ потом долго праздновал. Сергей выставил угощение, до самого вечера гуляли. Флаг колыхался на ветру. Я не раз замечал, что люди замолкали, и бросали на него взгляды, он гипнотизировал, притягивал.

— Да, ты и Вайнштейн, это просто классический пример того, как хороший человек может украсить даже плохую идею, — сказал я Летуну на прощанье, кивнув на флаг. Тот хмыкнул и пожал плечами. Уходя, я бросил взгляд на флагшток. Под вечер ветер усилился, флаг развевался, развернувшись во всю ширь. В багровом свете заходящего солнца полотнище казалось черным.

Ожидание перед боем порядком меня измотало. Сами прикиньте, двое суток просидел на позициях, мучаясь бездельем, с перерывами на сон. Да и что это за сон, так, дремал вполглаза, подрываясь от каждого шороха. Хорошо Летуну, у него с Профессором была целая радиоигра. После собрания они пошли к спрятанному в руинах передатчику, связываться с туннелем. Профессор зачитал заготовленный текст, раскрыл перед неизвестным нам собеседником все наши планы. Естественно, с некоторыми поправками. К слову сказать, по указанному для регистрации адресу никто из людей Фраймана так и не появился. Улиц, где колонна могла пройти, было всего три, две широкие, и одна узкая. Чтобы придать веса тому, что передавал Профессор, большинство добровольцев сейчас как раз и занималось тем, что укрепляли и минировали две улицы, что пошире. На той стороне, наверное, потешались: по данным, которыми их исправно снабжал Профессор, кроме некоторого количества взрывчатки да бутылок с зажигательной смесью, у нас ничего противотанкового не было. Этим колонну точно не остановить. Мы постарались, чтобы другие шпионы Фраймана, ничего идущего вразрез с официальной версией не увидели. Широкие улицы минировали всерьез, устанавливая фугасы, и позиции оборудовали всерьез.

Не все из записавшихся пришли. Записалось сто сорок два человека, пришло сто семнадцать. Летун на это лишь пожал плечами, типа, ну и хрен бы с ним. Зато уж кто пришел, на тех можно положиться, пришли лучшие, все как один надежные, толковые мужики.

— В общем, так, мужики, — я не стал разводить церемоний, — карта так легла, что я у вас теперь командир. Все согласны исполнять мои приказы? — Народ отозвался согласным ворчанием. Я продолжил:

— Бой будет жестокий. Кто не готов, пусть уходит сейчас. Если кто в бою струсит, пристрелю как собаку, — никто, естественно никуда не ушел. Размазывать сопли, типа, «наше дело правое, мы победим», я не стал. Всем и так все было понятно.

Часть добровольцев мы отправили прикрывать подходы к домам ближайших Семей, разделив на две мобильные группы. Остальные, вместе с нашими, работали, не покладая рук, у всех было дело, кроме меня. Я сидел на грязном пластиковом стуле на последнем этаже заброшенного офисного здания. До Песца тут был кафетерий, в углу сиротливо стоял замызганный кофейный автомат, пол был покрыт толстым слоем мусора. Когда я прохаживался взад-вперед, он трещал под ногами. Из окна открывался вид на мост через речку-вонючку. От дождей уровень воды поднялся, речка раздалась вширь, и была совсем не похожа на тот наполненный отходами с химкомбината ручеек, каким была до Песца.

Я услышал шорох за спиной. Обернулся. Мишка, со своим укоротом, и еще три чумазые мордашки, выглядывают у него из-за спины. Блин, вот этого мне еще не хватало.

— Ты что здесь делаешь? — бросился я к нему, — уходи отсюда!

— Мы пришли помочь, — не двинулся с места Мишка. И мордашки за ним тоже выражают готовность умереть, но не сдаться. Упрямый, чертенок, и ведь не объяснишь ему.

— Тебе же сказали с женщинами остаться! Кто их защитит теперь? — попробовал я с другой стороны.

— Так ведь, если мы здесь не справимся, всему конец, бежать некуда, ты же сам говорил, я слышал! — Уже «мы». Нет, точно не уйдет, и ведь прав, говорил я такое.