— В следующую субботу у нас будет еще одна дискотека, — напомнил я Иринке, — всю неделю после уроков будем примерно по часу репетировать в школе. Директор разрешил.

Ирина смущенно заулыбалась.

— Репетиции это отлично, — вклинился в разговор Толик Маэстро, — нам бы еще пару песен написать. Не дело это одну и ту же программу играть дважды за вечер.

— Кто про что, а вшивый о бане, — засмеялся я, — напишем Толик, все будет хорошо.

Уже ночью мне приснился странный сон. Я стоял на берегу туманной реки и видел, как в моем направлении с другого берега плывет лодка, в которой кто-то сидит. И чем ближе она становилась, мне казалось, что этого кого-то я очень хорошо знаю. Наконец, незнакомец в лодке развернулся ко мне лицом, и я онемел. Это был я сам, точнее это был Виктор Михайлович Тетерин, которым я когда-то был.

— Как дела, Богдан? — спросил меня Виктор, — как устроился в этой жизни?

— Ничего, — ответил себе я, — вчера выиграли чемпионат по баскетболу.

— А дальше чем займешься? — не унимался другой я.

— Экзамены сдам, — пожал я плечами, — а дальше что делать, время покажет. Но в школу больше не пойду. Пустая трата времени.

— Понимаю, — грустно улыбнулся Виктор, — ну мне пора, удачи тебе Богдан.

И лодка сама без помощи гребца стал удаляться на тот берег. А я стоял и смотрел ей в след, тот я удаляясь махал мне рукой. Я почувствовал, что, что-то неуловимое умерло во мне навсегда. Наконец туман скрыл загадочную лодку из вида.

Под монотонный голос математика, всеми уважаемого, но не мной, Николая Андреевича, под скрежет школьных перьев, которые к тому же нужно было периодически макать в чернильницу, жутко хотелось спать. Еще говорят понедельник день тяжелый. Вранье, понедельник день каторжный. Вот представь, лежал ты на море, загорал, купался, питался по системе все включено. И тут хлобысь, вот тебе лопата, вот тебе кайло, вот в той стороне находится светлое будущее, или в другой. Потому что никто наверняка не знает, где. В общем, бери больше, бросай дальше, пока летит, отдыхай. Вот это самое хлобысь — и есть понедельник. Ну, закончил я школу в той жизни, и университет политехнический, почему я должен в этой еще раз слушать про формулы, задачи и теоремы? Хорошо было на прошлой неделе, когда с помощью записки физрука я освобождался от занятий, из-за подготовки к первенству города по баскетболу. Но первенство закончилось. Концерт, дискотеку мы отыграли. Дальше то что?

— Крутов! — услышал я чей-то голос сквозь пелену своих невеселых размышлений.

Потом меня кто-то ткнул локтем в бок. Что ж такое не дают спокойно помечтать.

— Крутов! — крикнул еще раз Николай Андреевич, учитель царицы всех наук.

И я еще раз получил в бок от своей подружки красавицы Наташки Марковой. Вот так, был холостой, сидел на «камчатке» со своим корешем Вадькой Бураковым, проще говоря, Бурой. А теперь все, кончилась свобода, сижу на второй парте с конца с Наташей. А Вадька с Тоней, у него тоже, по всей видимости, закончилась лафа.

— Слушаю вас внимательно, Николай Андреевич, — наконец ответил я преподавателю.

— Я вам случайно не мешаю? — раздраженно посмотрел на меня математик.

— Вот пока вы ко мне не обратились было очень хорошо, а теперь немного мешаете, — с абсолютно серьезным видом ответил я.

Весь класс грохнул от смеха. Бедный математик, подумал я, мучается со мной и меня мучает.

— Повторите, что я только что вам сказал, — настоятельно потребовал Николай Андреевич.

— Это элементарно, профессор, — улыбнулся я, — повторите, что я только что вам сказал.

Народ по новой загоготал, а Санька Зёма от смеха даже прослезился.

— Я вам не профессор, — математик покраснел как помидор, — покиньте немедленно класс! Запомните, вы у меня экзамены никогда не сдадите!

— Плох тот аспирант, который не мечтает стать доцентом, — я встал из-за парты и стал собирать свои вещи, — и тот доцент, который не стремится получить профессора. Кстати, почему вы не пошли в аспирантуру? — спросил я опешившего учителя, выходя из класса.

— Это не ваше собачье дело, — взвизгнул Николай Андреевич.

— Вот в чем ваша проблема, — я остановился в дверях, — вы по жизни не ставили себе больших целей.

Я вышел из класса, и побрел по пустынным школьным коридорам в пионерскую комнату. Кстати я сам себе тоже не ставил больших целей, или я про них забыл. Потому что мечты имеют свойство забываться. Дверь в пионерскую была открыта. Я постучал в нее и вошел. В комнате одиноко сидела Тина Соколова и что-то писала.

— Ты чего не на уроке? — подняла она голову.

— Не сошелся с математиком во взглядах на способ доказательства теоремы Ферма, — я налил себе из стеклянного граненого графина воды.

— Как же ты так? — удивилась девушка, — перед экзаменами доказательство Фермы нужно знать обязательно.

Она подняла глаза к потолку, что выдало в ней мечтательную личность, и попыталась вспомнить суть этой, пока еще никем не доказанной теоремы.

— Что пишешь? — спас я ее из затруднительного положения.

— Отчет за месяц, — Тина смешно накрутила свой локон на черенок перьевой ручки.

— Значит так, — стал перечислять я, — собрано две тонны макулатуры, тем самым школа спасла от вырубания двадцать деревьев. Далее провели смотр строя и песни, отчетный концерт самодеятельности. И последнее, в качестве шефской помощи ветеранам войны вымыто тридцать четыре окна.

— Что ты врешь, — заулыбалась старшая пионер вожатая, — какие окна, какие тонны? Кстати это идея! Нужно помыть окна инвалидам войны, у меня сосед такой, без руки. Молодец! — обрадовалась она.

И пока Тина с увлечением выполняла бюрократические обязательства, я протиснулся к нашим музыкальным инструментам. Так как после уроков репетиция, то временно храним гитары и синтезатор в пионерской комнате. Нужно нам срочно расширять репертуар. Сейчас мы имеем следующие творчески переработанные произведения человеческого гения: «Розовый вечер», «Капризный май», «Летящей походкой», «Гитары», «Звезды над Москвой», «20 лет спустя» и вокализ на тему песни Глории Гейнор «I Will Survive». До субботы нужно еще три вещицы вынуть из ближайшего будущего. Хватит ли таланта, вот в чем вопрос? Я взял свою ритм гитару, и провел пальцем по обесточенным струнам и тихо напел тему «I Will Survive».

— Я буду жить, тебя любить и может быть…, - замычал я про себя.

— Мало! — вывела меня из задумчивости старшая пионервожатая, — нет какой-то изюминки, — ткнула она пальцем в отчет.

— Да, — я согласно кивнул, — изюм сегодня в дефиците.

— Я не в этом смысле, — усмехнулась девушка.

— Записывай, — я постучал по треугольному балалаечному корпусу своей гитары, — нужно на этой неделе, провести шахматный турнир, в честь, — я посмотрел по сторонам, в поисках чести, и мои глаза наткнулись на книжку Александра Фадеева «Молодая гвардия», — в честь героев молодогвардейцев!

— А что? — обрадовалась Тина Соколова, — это мысль! Шахматы — это же игра умных и эрудированных. А комсомол — это ум, честь и совесть нашей эпохи!

А партия — это минус ум, честь и совесть, подумал я, но от комментария вслух воздержался.

— Значит в эту пятницу, проведем комсомольский шахматный турнир, — девушка взяла в руки книгу Фадеева, — в честь героев молодогвардейцев. Этот турнир будет иметь большое воспитательное значение.

— Тина, — я поднял руку, как в классе, — а не комсомольцам можно в нем принять участие, например мне?

— Ты же на следующий год собираешься вступать в нашу молодежную ленинскую организацию? — старшая пионер вожатая посмотрела на меня, как на японского шпиона.

— Как только на завод устроюсь, так сразу вступлю, — ответил я, однако уточнять, что работа у станка не входит в мои планы не стал.

— Молодец! — Тина пожала мою мозолистую руку, — сегодня же пройдусь по классам и сделаю объявление. А завтра… Нет, сегодня к вечеру вывешу соответствующий призыв в школьной стенгазете.