– Я не могу видеть всего, – отозвалась Ниниана. – Если бы Владычицей была ты… Но время идет, и нам приходится претворять в жизнь другие планы. Возможно, Артур еще сдержит свои обеты и сохранит Эскалибур, и тогда события пойдут одним образом. А возможно, он так этого и не сделает, и тогда все обернется иначе – так, как решит Богиня, и тогда перед каждым из нас будет стоять своя задача. Но как бы ни обернулось, к власти в Западной стране должен прийти Акколон, и добиться этого – твоя задача. И следующий король будет править от имени Авалона. Когда Артур умрет, – хотя звезды говорят, что он проживет долго, – на престол взойдет король Авалона. Или эта земля погрузится в невиданную прежде тьму. Так говорят звезды. А когда следующий король придет к власти, Авалон вновь вернется в главное русло времени и истории… а в западных землях Племенами будет править подвластный ему король. Акколон высоко вознесется, став твоим супругом, – а ты должна будешь подготовить эту страну к приходу великого короля, правящего от имени Авалона.

Моргейна вновь склонила голову и произнесла:

– Я в твоих руках.

– Теперь тебе надлежит вернуться, – сказала Ниниана, – но сперва ты должна кое-что узнать. Его время еще не пришло… но тебя ждет еще одна задача.

Она подняла руку, и в то же мгновение дверь отворилась, и через порог шагнул высокий молодой мужчина.

При взгляде на него у Моргейны перехватило дыхание; боль в груди была такой острой, что она просто не могла вздохнуть. Перед ней стоял возрожденный Ланселет – юный и стройный, словно темное пламя, худощавое смуглое лицо обрамлено кудрями, на губах играет улыбка… Ланселет, каким он был в тот день, когда они лежали рядом в тени стоячих камней – как будто время потекло вспять, словно в волшебной стране…

А потом она поняла, кто это. Юноша приблизился и поцеловал ей руку. Он даже двигался, как Ланселет: его скользящая походка напоминала танец. Но он был одет, как бард, и на лбу у него виднелся небольшой вытатуированный знак – шляпка желудя, а запястья обвивали змеи Авалона. У Моргейны голова пошла кругом.

«Неужто Галахаду суждено стать королем этих земель, а моему сыну – Мерлином, выборным наследником, темным двойником и жертвой?» На мгновение Моргейне почудилось, будто она движется среди теней: король и друид, яркая тень, восседающая на троне рядом с Артуром, как королева, и сама она, родившая от Артура сына-тень… Темная Леди власти.

Моргейна знала, что сейчас любые ее слова прозвучат нелепо, что бы она ни сказала.

– Гвидион… Ты совсем не похож на своего отца. Юноша покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Во мне течет кровь Авалона. Я видел Артура, когда он приезжал с паломничеством в Гластонбери – я пробрался туда в монашеской рясе. Он слишком много кланяется священникам, этот Артур, наш король, – и он мрачно улыбнулся.

– У тебя нет причин любить своих родителей, Гвидион, – сказала Моргейна и сжала его руку. Юноша взглянул ей в глаза, и во взгляде его промелькнула ледяная ненависть… а мгновение спустя перед Моргейной вновь стоял улыбающийся молодой друид.

– Мои родители отдали мне лучшее, что у них было, – сказал Гвидион, – королевскую кровь Авалона. И я хотел бы обратиться к тебе лишь с одной-единственной просьбой, леди Моргейна.

Моргейну вдруг охватило безрассудное желание: пусть он хоть раз назовет ее матерью!

– Проси – и я исполню твою просьбу, если это в моих силах.

– Я хочу немногого, – сказал Гвидион. – Мне нужно лишь, чтобы ты, королева Моргейна, не позднее чем через пять лет после этого дня, отвела меня к Артуру и сообщила ему, что я – его сын. Я понимаю, – еще одна мимолетная, беспокойная усмешка, – что он не может признать меня своим наследником. Но я хочу, чтобы он взглянул на своего сына. Большего я не прошу.

Моргейна склонила голову.

– Конечно, я не могу отказать тебе в этом, Гвидион.

Гвенвифар может думать, что ей угодно, – в конце концов, Артур уже отбыл покаяние за этот грех. Любой мужчина гордился бы таким сыном, как этот серьезный и величественный молодой друид. А ей не следовало стыдиться всего произошедшего, как стыдилась она все эти годы, миновавшие после ее бегства с Авалона, – но она поняла это лишь теперь, много лет спустя. И увидев своего взрослого сына, Моргейна склонилась перед безошибочностью Зрения Вивианы.

– Клянусь тебе, что этот день настанет, – сказала Моргейна. – Клянусь Священным источником.

Взгляд ее затуманился, и Моргейна гневно сморгнула непрошеные слезы. Этот юноша не был ее сыном. Возможно, Увейн и мог бы им считаться, – но не Гвидион. Этот смуглый молодой мужчина, столь похожий на того Ланселета, в которого она была влюблена в юности, смотрел на нее не так, как сыну следовало бы смотреть на мать, бросившую его еще в младенчестве. Он был жрецом, а она была жрицей Великой Богини, и хоть они и не значили друг для друга чего-то большего – не значили они и меньше.

Моргейна возложила руки на голову склонившегося юноши и произнесла:

– Будь благословен.

Королева Моргауза давно уже перестала жаловаться на то, что она лишена Зрения. В последние дни листопада, когда проносящийся над Лотианом ледяной ветер окончательно обнажил деревья, Моргаузе дважды привиделся ее приемный сын Гвидион. И потому она ни капли не удивилась, когда слуга сообщил ей о приближающемся всаднике.

Гвидион был одет в грубый плащ необычной расцветки, скрепленный костяной застежкой, – Моргауза никогда прежде не видала таких. Когда Моргауза попыталась обнять его, он отстранился, скривившись от боли.

– Не нужно, матушка… – Он обнял ее одной рукой и пояснил: – Я заполучил в Бретани легкую рану. Нет-нет, ничего серьезного, – заверил он. – Нагноения нет. Может, даже шрама не останется. Но сейчас к ней жутко больно прикасаться.

– Так ты сражался где-то в Бретани? Я-то думала, ты сидишь на безопасном Авалоне! – возмутилась Моргауза, когда они вошли в дом и присели у камина. – А у меня даже нет южного вина, чтобы угостить тебя…

Юноша рассмеялся.

– Оно мне и так надоело! Меня вполне устроит ячменное пиво – или, может, у тебя есть что-нибудь покрепче, с горячей водой и медом? Я продрог в дороге.