Если б в этот момент у Моргейны было оружие, она бы убила Уриенса на месте. Это так-то он ее поддерживает?!

– Моргейна, – произнес Артур, – раз это так волнует тебя, то признаюсь: я не желал ничего осквернять. Если меч Авалона служит также крестом, на котором клянутся, не значит ли это, что силы Авалона объединились ради службы этой земле? Так мне посоветовал Кевин…

– О, да! Я знала, что он сделался предателем – еще с тех самых пор, как он допустил, чтоб Вивиану похоронили за пределами Священного острова… – начала Моргейна.

– Так или иначе, – сказал Артур, – я дал королям саксов то, в чем они нуждались, – позволил поклясться на моем мече!

– Но это не твой меч! – возразила Моргейна, дошедшая уже до белого каления. – Это меч Авалона! И раз ты не пользуешься им так, как поклялся, – пусть он перейдет к тому, кто будет верен своей клятве…

– Он был мечом Авалона поколение тому назад! – отрезал Артур, разозленный не меньше Моргейны. Он так крепко стиснул рукоять Эскалибура, словно кто-то собирался вот прямо сейчас отнять у него меч. – Меч принадлежит тому, кто его использует! И я завоевал право называть его своим, изгнав с этой земли всех врагов! Я шел с ним в сражение и отстоял эту землю в битве при горе Бадон…

– И попытался поставить его на службу богу христиан! – парировала Моргейна. – Именем Богини, я требую, чтобы ты вернул этот меч в священную обитель на Острове!

Артур глубоко вздохнул, потом произнес с нарочитым спокойствием:

– Я отказываюсь. Если Богиня желает, чтоб этот меч вернулся к ней, она сама заберет его у меня. – Затем его голос смягчился. – Милая моя сестра, прошу, не надо ссориться со мной из-за богов, которых мы почитаем. Ты ведь сама говорила мне, что все боги суть единый Бог.

"Он так никогда и не поймет, что неправильного в его речах, – с отчаяньем подумала Моргейна. – И все же он воззвал к Богине, сказав, что та сама заберет у него меч, если пожелает. Что ж, да будет так. Быть может, Владычица, я стану твоею рукой".

Моргейна на миг склонила голову и произнесла:

– В таком случае, я полагаюсь на волю Богини – пусть она распорядится своим мечом.

«И когда она это исполнит, Артур, ты пожалеешь, что не согласился иметь дело со мной…»

И, отступив, Моргейна села рядом с Гвенвифар. Артур же подозвал к себе Гвидиона.

– Сэр Мордред, – сказал король, – я принял бы тебя в число своих соратников в любой момент – стоило тебе лишь попросить. Я бы сделал это и ради Моргейны, и ради себя самого – тебе вовсе не нужно было добиваться рыцарского звания хитростью.

– Я подумал, что, если ты сделаешь меня рыцарем, не имея подобного повода, – сказал Гвидион, – могут пойти нежелательные разговоры, сэр. Так простишь ли ты мне эту хитрость?

– Если Ланселет простил тебя, то и мне нет причин на тебя сердиться, – сказал Артур. – А раз он богато одарил тебя, то мне кажется, что он не держит на тебя зла. Я очень бы хотел, чтоб это было в моей власти, – объявить тебя своим сыном, Мордред. Я всего лишь несколько лет назад узнал о твоем существовании – Моргейна ничего мне не рассказала. Думаю, ты и сам знаешь, что для священников и епископов само твое существование – знак чего-то нечестивого.

– А ты тоже в это веришь, сэр? Артур взглянул сыну в глаза.

– О, иногда я верю в одно, а иногда в другое – как и все люди. Сейчас не имеет значения, во что я верю. Дела обстоят так: я не могу признать тебя перед всеми, хотя всякий мужчина, не говоря уж о бездетном короле, гордился бы таким сыном, как ты. Но мой трон унаследует Галахад.

– Если будет жив, – заметил Гвидион и, заметив потрясенный взгляд Артура, невозмутимо добавил: – Нет, сэр, я не грожу ему. Если хочешь, я поклянусь чем угодно – крестом, дубом, Священным источником или змеями, которых ношу, – он протянул руки вперед, – и которых до меня носил ты: да пошлет ко мне Богиня таких же змей, но живых, чтобы они отняли мою жизнь, если я когда-либо подниму руку на своего кузена Галахада. Но я видел это. Он умрет – умрет с честью, ради креста, которому поклоняется.

– Господи, спаси и помилуй нас! – воскликнула Гвенвифар.

– Воистину так, леди. Но если он не проживет достаточно долго, чтобы унаследовать твой трон? Мой отец и король, Галахад – воин и рыцарь, и он – смертный человек. А ты можешь прожить дольше короля Уриенса. И что же будет тогда?

– Если Галахад умрет прежде, чем взойдет на мой трон… да сохранит его Господь от всякого зла… – сказал Артур, – у меня не останется выбора. Королевская кровь есть королевская кровь, и она течет в твоих жилах – ты происходишь от Пендрагонов и властителей Авалона. И если этот злосчастный день настанет, я думаю, даже епископы предпочтут увидеть на троне тебя, чем ввергнуть страну в тот хаос, которого они страшились после смерти Утера.

Артур встал, положил руки сыну на плечи и заглянул ему в глаза.

– Хотелось бы мне, чтобы я мог сказать больше, сын мой. Но судьбы не изменишь. И я скажу лишь одно: я всей душой желал бы, чтоб ты был сыном моей королевы.

– И я, – сказала Гвенвифар и, поднявшись, обняла его.

– Но я в любом случае не стану обходиться с тобой как с человеком низкорожденным, – сказал Артур. – Ты – сын Моргейны. Мордред, герцог Корнуольский, рыцарь Круглого Стола; ты будешь иметь право высказываться за Круглым Столом наряду с королями саксов. Ты будешь иметь право вершить правосудие от имени короля, собирать налоги и таможенные поборы и получать их часть, которая позволит тебе держать дом, подобающий королевскому советнику. А если ты того пожелаешь, я дам тебе дозволение жениться на дочери одного из саксонских королей, и тогда, даже если тебе и не суждено взойти на мой трон, ты получишь свой собственный.

Гвидион поклонился.

– Ты очень щедр, сэр.

"Воистину, – подумала Моргейна, – и теперь Гвидион не будет мешать королю – до тех пор, пока это будет ему выгодно". Да, Артур и вправду сделался искусным властителем! Моргейна вскинула голову и произнесла:

– Раз уж ты был так щедр к моему сыну, Артур, могу ли и я еще раз воспользоваться твоей добротой?

Артур взглянул на нее настороженно, но ответил: