Хелен вздрогнула.

— Откуда ты знаешь? Кто сказал?

— Бейкер видел, как молодой Флетчер выходил из нашего дома, и сегодня утром сообщил об этом мне.

— Ты велишь слугам докладывать о моих гостях?

— Нет, — невозмутимо ответил Джон.

— Невилл приходил сказать, что Эрни убит.

— В самом деле? — Джон поднял голову. — Зачем?

— Хотел поставить меня в известность. Невилл — мастер на безумные выходки. Его слова и поступки объяснению не поддаются.

— Что он знает об убийстве?

— Не больше, чем все мы.

— Тогда почему он явился к тебе среди ночи, если несколько часов спустя ты все равно услышала бы новости?

— Невилл видел мои следы, — в отчаянии пролепетала Хелен. — Точнее, он решил, что они мои, и захотел убедиться.

— Раз Невилл решил, что следы твои, значит, ты доверяешь ему куда больше, чем я думал. Между вами что-то есть?

Хелен стиснула пульсирующие виски.

— Боже, за кого ты меня принимаешь? Невилл! Это… это же смехотворно!

— Ты неправильно меня поняла. Я не роман имел в виду, но твое объяснение его прихода крайне неубедительно. Невилл знал, что тем вечером ты была в Грейстоунс?

— Конечно, нет! Откуда? Он просто строил догадки!

— Даже Невилл Флетчер не строит догадки без оснований. Выходит, ты так часто посещала Флетчера — уж извини за намек — таинственным образом, что Невилл сделал такой вывод?

— Нет, Невилл с самого начала понимал: с Эрни у меня чисто дружеские отношения.

Джон вскинул брови:

— Эти дружеские отношения как-то касались Невилла?

— Разумеется, нет! Но я так давно его знаю… — Хелен осеклась.

— Я в курсе. Я тоже знаком с Невиллом много лет. Я должен верить, что этого молодого эгоиста интересовали твои отношения с его дядей?

Хелен невольно улыбнулась, хотя в ее глазах плескался страх.

— Нет. Я сама ему все рассказала.

— Рассказала Невиллу Флетчеру? Да-а… Но зачем?

— Само собой получилось, — пробормотала Хелен. — Не могу объяснить.

— Ну хоть одно ясно! — съязвил Джон.

— Ты мне совсем не веришь.

— Тебя это удивляет?

Хелен молча уставилась на свои переплетенные пальцы.

— Невилл в тебя влюблен?

— Невилл? — Хелен даже растерялась. — Что за нелепость?!

— Прости за невежество! — подначил Джон. — Я так плохо шпионил за тобой, что не в курсе, кто нынче в роли обожателя. Джерри Мейтленд еще из гонки не выбыл?

— Если скажу, что никакой гонки нет, ты… поверишь больше, чем истории о гибели Эрни?

— Вот услышу историю до конца, тогда решу. Только не надо считать меня идиотом и кормить баснями вроде «ты все уже слышал».

— Думаешь… — у Хелен дрожали губы, — думаешь, таким способом можно вызвать меня на откровение? Разговариваешь со мной как с преступницей, а не как с женой!

— С женой? — Джон хохотнул. — По-моему, звучит комично.

— Если так, это твоя вина.

— Конечно! Я оплошал, да? В браке со мной тебе скучно, моей любви недостаточно. Признайся, Хелен, не будь я богат, ты бы за меня вышла?

Судорожным жестом Хелен словно оттолкнула слова мужа, вскочила и, застыв спиной к нему, уставилась в окно.

— Если меня не арестуют за убийство Эрни, тебе лучше со мной развестись.

— Не арестуют! Ерунда, даже не переживай!

— Безнадежность какая-то, — устало проговорила Хелен.

— Раз чувствуешь безнадежность, значит, скрываешь от меня нечто очень важное. Расскажешь, в чем дело?

— Нет. — Хелен покачала головой. — Когда расследование закончится, и если мы останемся живы, я дам тебе развод.

— Я не хочу разводиться. Если только… — Джон осекся.

— Если только — что?

— Если только ты не влюблена так сильно… Нет, не верю. Тебе не любовь, а один флирт подавай. Но раз я должен помогать…

— Должен? Почему? — перебила Хелен.

— Потому что ты моя жена.

— Ясно, таков долг мужа. Благодарю, но лучше не вмешивайся.

— Не могу.

— Приезжать сюда было глупо.

— Возможно. Но ты попала в передрягу. Что мне еще оставалось?

— Только спасать свое доброе имя? Джон, ты меня ненавидишь?

— Нет.

— Тебе все равно. Нам обоим все равно. — Хелен шагнула к двери. — Я развода не хочу. Понятно, в историю с гибелью Эрни, скандалом и так далее я влезла сама. Прошу прощения, в будущем постараюсь быть осторожнее. По-моему, говорить тут больше не о чем.

— Не о чем, раз ты не доверяешь мне настолько, чтобы решиться на полную откровенность.

— Я доверяю тебе не больше, чем ты мне! — парировала Хелен. — Сам знаешь насколько. Сейчас, если не возражаешь, сменим тему. Вернешься сегодня к ужину?

Норт с сомнением взглянул на жену, однако ответил не сразу, а лишь когда она повторила вопрос.

— Нет, поужинаю в городе, — без всякого выражения отозвался он. — Могу вернуться поздно, так что меня не жди.

Сержант Хемингуэй покидал Грейстоунс в крайней задумчивости. Он тщательно обыскал владения Флетчеров, орудие убийства не обнаружил, зато обнаружил некий факт, очень его порадовавший.

— Почему, непонятно, но дело теперь кажется еще запутаннее, — сказал он Глассу. — Хотя по опыту знаю: такое не редкость. Берешься за простенькое на первый взгляд дело и застреваешь. Через пару дней появляются улики, а с ними — сомнения. Потом что-то происходит, и трудностей как не бывало.

— Хотите сказать, что чем сложнее кажется дело, тем легче его расследовать? — уточнил дотошный Гласс.

— Примерно так, — кивнул Хемингуэй. — Когда путаница такая, что каждый новый факт противоречит предыдущему, становится по-настоящему интересно.

— Не понимаю. Я вижу лишь грех вокруг и глупую суету. Разве пристало праведнику такому радоваться?

— За праведников не скажу, скажу как простой полицейский: без греха и глупой суеты не стать бы мне тем, кем я стал, да и вам, дружище, тоже. Если прекратите терзать меня бесконечными библейскими цитатами — честно говоря, это грубое нарушение дисциплины — и сосредоточитесь на расследовании, принесете себе только пользу. Глядишь, и повышение получите.

— Я не ценю мирские почести, — мрачно отозвался Гласс. — «Человек в чести не пребудет, он уподобится животным, которые погибают»[39].

— Вам надо витамины попить! — раздраженно заявил Хемингуэй. — Немало нытиков я на своем веку перевидал, но вы вне конкуренции! Что вытрясли из своего друга дворецкого?

— Ему ничего неизвестно.

— Ерунда! Дворецким всегда что-нибудь известно.

— Симмонсу неизвестно. Только резкие слова, которые в тот вечер погибший сказал своему племяннику.

— У молодого Невилла есть объяснение, — задумчиво отозвался сержант. — Но я не слишком ему верю. По-моему, он первостатейный враль.

— «Лживый язык — только на мгновение»[40], — с мрачным удовольствием изрек Гласс.

— Так считают лишь наивные. Вы по-прежнему утверждаете, что человек, которого вы тем вечером встретили у Флетчеров в саду, был с пустыми руками?

— Вам угодно, чтобы я изменил показания? — Гласс с осуждением взглянул на сержанта. — А ведь «что молот и меч и острая стрела, то человек, произносящий ложное свидетельство против ближнего своего»[41].

— Лжесвидетельствовать вас никто не просит! — разозлился сержант. — По мне, вы хуже любых стрел и молота, если их использовать как оружие. Однажды я просил вас не дерзить, а сейчас терпение лопнуло. Подождите! — велел Хемингуэй, посреди тротуара вытащил записную книжку и стал листать. — Я тут выписал кое-что специально для вас. Знал, что пригодится… Вот! «Человек, который, будучи обличаем, ожесточает выю свою, внезапно сокрушится. — Хемингуэй полюбовался действием своего контрудара и, довольный, дочитал до конца: — И не будет ему исцеления»[42].