В зале по-прежнему кричали и вопили. Паника не закончилась: многие продолжали бежать к выходам или взирали на сцену, застыв от ужаса.

Тем не менее у Грега почему-то создалось ощущение тишины, застывшего мгновения словно на фотоснимке. Он слышал собственное дыхание: оно казалось ему невероятно громким, он очень хорошо ощущал прикосновения агентов Секретной службы, стоящих по обе его стороны. Он видел, как со сцены уводят Джесси Джексона, видел Эллен, отгороженную стеной охранников, почетных гостей, лежащих на полу, или стоящих спрятав лица в ладони, или слепо убегающих со сцены.

Крови было невообразимо много.

И странная гулкая тишина в голове.

«Кукольник?»

Ответа не было.

«Кукольник!» – позвал он снова.

Молчание. Только молчание.

Грег сделал судорожный вдох. Он позволил поставить себя на ноги и оттолкнул мешающие руки, пытавшиеся утянуть его со сцены.

– Сенатор, пожалуйста…

Грег качнул головой.

– Я в порядке. Все закончилось.

Было совершенно ясно, что теперь надо сделать. Ему проложили дорогу. Это был подарок. Кукольник исчез, и эта потеря ощущалась так, словно с него сняли какой-то громадный, мрачный груз – груз, которого все это время он даже не замечал. Грегу было хорошо. Его окружали убитые и искалеченные, и все же…

Потом. Потом мы все выясним.

Он одернул пиджак, поправил галстук. Он мысленно выстраивал слова, уже хорошо зная, что именно скажет. Прошу вас. Прошу вас, сохраняйте спокойствие. Вот что бывает, когда зависти и ненависти позволяют разрастись. Вот первые плоды, которые мы пожинаем, посеяв предубеждения и невежество. Вот тот мрачный пир, который нас ждет всякий раз, когда мы отвернемся от страданий.

Слова, которые спасут президентство от крушения. Мужественный Хартманн, хладнокровный Хартманн, сострадательный Хартманн. Хартманн в глазах нации: успокаивающий умелый лидер в центре кризиса.

Грег шагнул к микрофонам. Он посмотрел в толпу и поднял руки.

Левой рукой Тахион обнимал Джека за шею. Правая была прижата к его груди. Кровь окрашивала бинты у ампутированного конца. Боль от сломанных ребер и руки была настолько сильной, что он не мог поднять голову от плеча Джека. Мощный туз держал его на руках.

Джек вернулся на свое место в делегации от Калифорнии. В зале пахло как на бойне: кондиционерам не удавалось устранить тошнотворно сладкую вонь крови. Острый запах пороха все еще висел в воздухе, как и вонь от дерьма из расслабившихся сфинктеров убитых. Казалось, весь съезд находится в шоке.

Джеймс Спектор мертв.

Горбатый убийца мертв. Однако Хартманн остался.

Тахион кусал нижнюю губу.

Кандидат вырвался от цепляющихся за него агентов Секретной службы. Высоко поднятая голова, расправленные плечи и руки, вскинутые в благословляющем жесте, жесте, призывающем к спокойствию и умиротворению.

Он шагнул к микрофону.

И в это мгновение Тахион понял, что ему надо сделать. Грег заговорил, выискивая взглядом оставшихся на местах людей и обращаясь к ним.

– Прошу вас, – произнес он спокойным властным голосом.

И тут…

…Тахион забрался ему в голову. Мощное, упрямое присутствие инопланетянина скрутило слабо сопротивляющуюся личность Грега и, оттолкнув на задний план, вышло вперед, несмотря на отчаянное и безрезультатное сопротивление Грега.

– Прошу вас, успокойтесь… Эй, заткните хлебала и слушайте меня! – выкрикнул его голос без участия его воли, гулко разносясь по залу. Он увидел себя на одном из больших мониторов, установленных высоко над залом: оказалось, что он улыбается – улыбается той маслянистой, отработанной специально для предвыборной кампании улыбкой, словно ничего не случилось. – Ой, я, кажется, немного перегнул палку?

Он с ужасом понял, что хихикает, словно нашкодивший мальчишка. Грег попытался подавить смех, но Тахион был слишком силен. Словно кукла чревовещателя, он произносил чужие слова.

– Но вы ведь заткнулись, правда? Так-то лучше. Эй, я спокоен. Давайте все успокоимся. Я в кризисной ситуации не паникую, это не по мне. Нет уж. Ваш будущий президент не паникует. Не-а.

В зале давка на выходе прекратилась. Делегаты потрясенно взирали на него. Его непринужденные веселые слова казались более пугающими и отвратительными, чем любая истерика. На фоне рыданий и стонов он услышал, как Конни Чанг из VIP-ложи кричит в микрофон:

– Камеры на Хартманна! Немедленно!

В душе Грег продолжал безрезультатные попытки разорвать путы, которыми Тахион связал его волю. «Так вот каково быть марионеткой! – подумал он. – Отпусти меня!»

Однако вырваться было невозможно. Тахион держал все ниточки, а ведь он и сам был опытным кукловодом!

Грег рассмеялся, окинул взглядом трупы, покачал головой и снова повернулся к толпе. Он вытянул руку прямо перед собой, повернув ладонь вниз и расставив пальцы.

– Смотрите! – сказал он. – Даже не дрожат. Спокоен, как чертов удав. Вот вам и все сомнения насчет семьдесят шестого. Может, в конечном итоге все к лучшему: те старые дела можно будет забыть.

Джон Вертен и Девон подошли, чтобы оттащить его от микрофонов, и он беспомощно смотрел, как машет руками, отталкивая их и отчаянно хватаясь за микрофоны.

– Убирайтесь! Разве вы не видите, что я в полном порядке? Не мешайте. Дайте мне довести дело до конца.

Джон посмотрел на Девона, а тот молча пожал плечами. Как только они неохотно его отпустили, Грег одернул свой безнадежно испачканный пиджак и опять пугающе улыбнулся камерам.

– Так что я говорил? А, да! – Он снова рассмеялся и погрозил делегатам пальцем. – Это неприемлемое поведение, и я этого не потерплю! – выговорил он им, словно младшим школьникам. – У нас тут возникла небольшая проблема, но все уже позади. Забудем об этом. По правде говоря…

Он захихикал и наклонился к полу, а когда выпрямился, то с его пальца стекали капли густой ярко-красной жидкости.

– В качестве наказания я требую, чтобы вы сто раз написали: «Больше никакого насилия».

С этими словами он протянул руку к белой акриловой доске перед кафедрой и начертил на ней большое расплывчатое «Б». Петля «о» получилась почти неразборчивой.

– Ой, чернила кончились! – радостно объявил Грег и снова наклонился к сцене.

На этот раз он с громким хлюпаньем плюхнул на кафедру что-то мясистое и погрузил туда палец, словно перьевую ручку в чернильницу. Позади него кого-то шумно вырвало, из зала несся визг. Он слышал, как рыдающая Эллен умоляет всех вокруг:

– Уведите его оттуда! Остановите его, пожалуйста!..

Джон и Девон снова подошли к нему и на этот раз схватили его крепко, каждый со своей стороны.

– Эй, прекратите! – громко возмутился Грег. – Я еще не закончил. Вы не можете…

Все закончилось. Хорошо хоть, что все закончилось. Тахион прекратил его контролировать, и он молча обвис у них в руках. Пока Грега уводили со сцены, он старался не замечать полные ужаса лица: Эллен, Джексон, Эми. Он проклинал Тахиона, понимая, что инопланетянин все еще здесь.

«Будь ты проклят за это. Не обязательно было делать это именно так. Не обязательно было вот так меня унизить и уничтожить. Неужели ты не видел, что Кукольник мертв? Будь ты навечно проклят!»

23.00

Тахион лежал в постели. Его хотели отправить обратно в больницу, но он сопротивлялся, словно безумный, и Джек не отдал его в руки врачей. Он согласился, чтобы ему заново забинтовали культю и затянули тугой повязкой ребра, но не больше того. Он даже отказался от болеутоляющего. Потому что где-то в городе сейчас находился его внук, и Таху нужно было сохранять ясность ума, чтобы его найти. Его мозг буквально метался в тесном черепе, но ответом была только тьма.

Боль захватила его в плен, и, свесившись с кровати, он задергался в сухой рвоте. Воспоминания о последних полных хаоса минутах на съезде вернулись и прибавились к полубредовому состоянию. Разум Хартманна пойманным перепуганным зверем бился в железной клетке телепатического контроля Тахиона.