— Да? Ты что взял из кабинета?

Пауза, потом он выдавил:

— Ничего.

Я принялся за его карманы — пусть только попробует брыкаться. Один за другим я выворачивал их, рассыпая содержимое вокруг кресла. Бумажник, корешки театральных билетов, два старых письма, ключи и пятьдесят центов мелочью. Все.

— Значит, твоя находка понадобилась кому-то еще, правильно? — он не ответил. — Ну, так она им и досталась.

— Я ничего не брал, — повторил он.

Он нагло врал.

— Тогда почему же они подстерегли тебя и чуть не вышибли мозги? Ответь-ка на это, — он не отозвался ни словом. Я достал завещание и помахал им у него под носом. — Бумажки лежали вместе, хотя те были важнее. Но что для тебя важнее завещания? Ты дурак, Гент-младший. Не за свое дело взялся, согласен? Если бы у тебя хватило соображения сжечь его, ты мог огрести немалые деньги при разделе наследства, тем более, что мальчонка несовершеннолетний. Так ведь нет, тебе все равно, если его найдут и утвердят, потому что то, другое, для тебя важнее. Там пахнет деньгами покрупнее. На что ты рассчитывал, Гент-младший, а?

В ответ на мою маленькую речь он только насмешливо ухмыльнулся.

— Ладно, — сказал я, — слушай, что я сейчас сделаю. Видок у тебя сейчас аховый, но ты просто красавец по сравнению с тем, как будешь выглядеть через десять минут. Буду лупить, пока из тебя дерьмо не поползет, и уж тогда у тебя развяжется язык. Ори сколько угодно, все равно тебе никто не поможет.

Я замахнулся. Он не стал ждать. Из него так и посыпалось.

— Не надо! Там не было ничего особенного. Однажды я... я украл у дяди деньги. Он поймал меня и заставил подписать признание. Я не хотел, чтобы его нашли, а то мне не досталось бы ни цента. Вот я его и взял.

— Да? Зачем же оно так понадобилось другим?

— Не знаю. В него было вложено еще что-то, я не посмотрел. Может быть, за этим они и охотились.

Я не мог сказать с уверенностью, врет он или нет. То, что он говорил, звучало правдоподобно.

— Ты стрелял в мисс Мэлком?

— Глупости, — я туже затянул галстук. — Пожалуйста, не надо, вы меня душите. Я ни в кого не стрелял. Я ее даже не видел. Ведь можно проверить, у полиции есть такой тест, правда?

— Да, парафиновый тест. Ты на него согласен?

С видом облегчения он кивнул. Я отпустил его. Если бы он действительно стрелял, то не совался бы со своей идеей. А перчаток он не надевал, это я знаю точно.

Перед домом затормозила машина, и Харви ввел невысокого плотного человечка с черным саквояжем, выдававшим его профессию. Они поспешили наверх. Я повернулся к Генту-младшему.

— Проваливай, да смотри не исчезай совсем. Если попробуешь дать тягу, сверну твою тощую шею. И запомни: если мисс Мэлком умрет — тебе крышка, так что лучше молись.

Он вскочил с кресла и почти бегом кинулся к двери. С дороги донесся удаляющийся топот ног. Я направился к лестнице.

— Как она?

Врач закрепил повязку пластырем и обернулся.

— Ничего серьезного. Обморок от шока, — он убрал инструменты в саквояж и достал записную книжку. Рокси пошевелилась и открыла глаза. — Вы, конечно, понимаете, что мне придется сообщить об этом. Полагается извещать полицию о всех случаях огнестрельных ранений. Попрошу имя.

Рокси посмотрела на меня с кровати. Я знаком переадресовал вопрос ей. Она пробормотала:

— Элен Мэлком.

— Адрес?

— Я живу здесь.

Она сообщила свой возраст. Врач записал ее приметы, потом спросил, нашел ли я пулю.

— Да, она застряла в стене. Тридцать второй калибр, кончик свинцовый. Я передам ее полиции, — он захлопнул книжку и сунул ее в чемоданчик. — Я хотел бы, чтобы вы взглянули и на мальчика, доктор, — добавил я. — Ему было очень плохо.

В двух словах я описал события последних дней. Доктор взял чемоданчик и последовал за мной.

— Я знаю мальчика, — сказал он. — Чрезмерное возбуждение вредно для любого юнца, в особенности при таком напряженном режиме, как у него.

— Вы и раньше к нему ходили? Я думал, его лечил отец.

— Самого мальчика я не видел, однако мне несколько раз случалось разговаривать в городе с его отцом, и он отзывался о сыне с большой гордостью.

— Я думаю. Вот и он.

Доктор начал считать пульс, а я подмигнул ему через плечо. Растон заулыбался в ответ. Пока врач осматривал его, я присел к столу и стал листать папку с большими, девять на двенадцать, фотографиями кино-ковбоев. Растон был гением, но мальчишеское в нем то и дело прорывалось наружу. На нижних полках среди прочих книг нашлось несколько свежих вестернов и кое-какие книжки по географии Америки восьмисотых годов. Над столом висело лассо и старая “десятигалонная” шляпа с автографом известнейшего из героических скотогонов Голливуда. Не знаю, почему Йорк не оставил своего сынишку в покое и не дал ему просто радоваться жизни, как положено ребятам. Готов спорить, Растон охотнее стал бы ковбоем, чем чудо-ребенком. Он увидел, как я разглядываю его вещи, и улыбнулся.

— Ты когда-нибудь бывал на Западе, Майк? — спросил он.

— Оттрубил пару месяцев в пустыне, когда меня призвали.

— А видел ты там хоть раз настоящего ковбоя?

— Нет, но мы с полгода были соседями по койке с одним ковбоем. Он ходил в сапогах с высокими каблуками, пока сержант его не обломал. Тот еще чудик. Не хотел снимать шляпу в душевой. Утром, как встанет, первым делом напяливал шляпу. Никак не мог привыкнуть к узким полям и все норовил прикоснуться к шляпе, встречая лейтенанта, вместо того, чтобы отдать честь.

Растон хихикнул.

— А он носил шестизарядный револьвер?

— Нет, но промаха он никогда не делал. Мог в тридцати ярдах попасть в глаз жуку.

Врач прервал нашу болтовню, дав ему принять какие-то таблетки. Ими же он наполнил коробочку, сбоку написал печатными буквами, когда принимать, и быстро нацарапал рецепт. Он протянул его мне.

— Отдайте в аптеку. По одной чайной ложке каждые два часа в течение суток. С ним ничего серьезного, просто легкое нервное расстройство. Я еще заеду завтра взглянуть на мисс Мэлком. Если рана начнет кровоточить, сразу звоните мне. Я дал им снотворного, так что они должны хорошо поспать до утра.

— Хорошо, доктор, спасибо, — я передал его Харви, который проводил его до выхода.