По его виду нельзя было сказать, что это такая уж хорошая новость – он вдруг стал почти мрачным.

– Домой? – переспросила Клер.

– Это означает, что придется снова пересечь Ла-Манш, но погода улучшилась, и вам это не составит труда. Тинсли переправит вас на своей лодке. Он считается рыбаком, так что лодка у него не очень большая. Но Тинсли постарается, чтобы вам было удобно.

При мысли о качке Клер содрогнулась. Но уж если она во Франции, то нет другого способа попасть домой, так что придется потерпеть. Стараясь придать мыслям более приятное направление, она спросила:

– Значит, Тинсли – англичанин? И если он выдает себя за французского рыбака, то выходит, что он шпион, не так ли?

– Предпочтительнее говорить «агент», – ответил Хью. Она многозначительно посмотрела на него:

– Значит, вы тоже агент, полковник?

В его улыбке промелькнуло что-то жалобное.

– Изловили, да? Так я и знал. Совершенно верно, я офицер британской разведки. Полковник Хью Баттанкурт к вашим услугам, миледи. – Он приложил руку к сердцу и отвесил дурашливый поклон. – Наша сеть раскинулась по всей Франции. А их – по Англии. Конечно, это конфиденциально. Вернувшись в Англию, не болтайте об этом направо и налево.

– Разумеется. – Она скрестила на груди руки, забыв про одеяло, и оно упало до талии. Хью усмехнулся и легонько дернул ее за прядь волос. Она оттолкнула его руку, потом забыла, что надо быть надменной, и сделала дополнительное пояснение: – А теперь признайте всю правду целиком. Вероятно, кто-то из вашей людей по ошибке принял меня за Софи Тоубридж и вытащил из кареты, верно? Кажется, я уже упоминала, что той ночью, когда напали на мою карету, моего кучера убили и горничную, насколько я знаю. Наверное, они оба убиты – и все по ошибке. – Теперь она говорила жестко и напористо.

Хью покачал головой:

– Мы действительно не имеем к этому отношения. Меня послали перехватить Софи Тоубридж на участке берега между Хейли-Каслом и Хейли-Пойнтом. Ее должны были доставить именно туда, а французский корабль переправил бы ее во Францию. Мне следовало опередить французов на месте рандеву, что я и сделал. Но по невероятному стечению обстоятельств вместо Софи Тоубридж на берегу оказались вы. Я похитил вас до того, как появились французы, – так я полагал. Но никто из наших людей, насколько мне известно, не имеет никакого отношения к похищению вас из кареты. У британской разведки нет причин интересоваться леди Клер Лайнс, следовавшей в Хейли-Касл, к своей семье. За это похищение отвечает кто-то другой.

– Но кто? – Пока она думала, что нападение на карету связано с ней как с Тоубридж, в этом был хоть какой-то смысл. Но если причина другая, то кто же совершил это преступление? И зачем?

– Я задаю себе подобный вопрос с тех пор, как вы мне все рассказали, и не нахожу ответа. Поэтому посылаю с вами Джеймса. Он будет сопровождать вас до самого дома от того места, где Тинсли пристанет к берегу, и уедет только после того, как убедится, что все в порядке. А сам я свяжусь кое с кем в Англии – пусть узнают, что произошло. Они выяснят, кто и почему напал на вашу карету, а вы тем временем будете под защитой. Вам не надо бояться, что повторится нечто подобное.

В речи Хью Клер заинтересовала одна только деталь – все остальное ее не волновало.

– Вы сказали, что посылаете со мной Джеймса? А вы сами не поедете?

Его челюсть словно окаменела.

– Хилдербранд уже уехал, и я тоже вскоре должен уехать. Джеймс и Тинсли сейчас на причале готовят лодку, чтобы отплыть до того, как с рассветом встанут остальные рыбаки. Я прослежу, чтобы вы благополучно отплыли, а потом поскачу в Париж. Софи Тоубридж все еще на свободе, а у нее информация, которая поставит под угрозу жизнь многих людей, если попадет в руки врагов. Я должен попытаться это предотвратить, а если не смогу, то надо будет предупредить людей, чтобы они бежали в Англию.

Клер смотрела на собеседника с нарастающим страхом.

– Но… вас ищут солдаты. Если даже вас не поймают по пути в Париж, то ведь команда «Надин» знает ваше имя. По крайней мере капитан называл вас «полковник», так что, полагаю, имя им известно. Вас будет нетрудно выследить. Вы должны покинуть Францию.

Глаза Хью потемнели. Они вдруг стали такими же черными, как его волосы.

– Только не говорите, что тревожитесь за меня, кошечка.

– Да, тревожусь. – Она коснулась его руки, надеясь убедить его в силе своего чувства. – Если вас поймают, то непременно убьют. – Она сделала глубокий вдох и искательно заглянула ему в глаза: – Пожалуйста, Хью… Давайте вместе вернемся в Англию.

Он сжал ее руку. Потом сел на кровать, поднес руку к губам и поцеловал. Клер смотрела на его склоненную голову, и сердце ее сжималось до боли. Губы Хью были теплые и твердые, и дыхание согревало руку. Наконец он поднял голову, перевернул ее руку и стал смотреть на ладонь, как будто старался запомнить ее очертания и изящные пальчики. Погладив ладонь большим пальцем, он проговорил:

– Я солдат, дорогая, а сейчас идет война. Я должен ехать. Не надо из-за меня расстраиваться, меня трудно убить.

Она снова сделала вдох, потом проговорила:

– Значит, на рассвете вы посадите меня в лодку, а сами уедете. И все?..

Хью прижал ее руку к щеке, и у нее перехватило дыхание.

– Должен признаться, это вызывает у меня некоторое сожаление.

Он поцеловал ее ладонь, затем резко поднялся на ноги. Но Клер не выпускала его руку.

– Хью…

– До рассвета еще пять часов. Вам бы следовало поспать.

– Я не хочу спать. – Едва Клер произнесла эти слова, как поняла, она действительно не хочет спать.

Она смотрела на Хью снизу вверх, а он, глядя на нее пристально, машинально поглаживал пальцем ее ладонь; от одного его вида у нее перехватывало дыхание. Она вспомнила, как лежала с ним в обнимку, – и сердце ее пропустило несколько ударов. И тогда его руки ласкали ее… При взгляде на губы Хью Клер вспомнила, как он ее целовал, и сердце ее гулко застучало. Она оторвала взгляд от губ и посмотрела ему в глаза – они были черны, как ночь, в их глубине таилось пламя, в тысячу раз более горячее, чем свеча, которая в них отражалась. Внезапно Клер почувствовала, что у нее задрожали колени, – никогда в жизни она не испытывала таких чувств, которые в ней пробуждал Хью.

И тут Клер снова подумала о том, что она ужасная распутница. Да-да, видимо, распутство – часть ее натуры, так что придется взглянуть правде в лицо.

Она поняла, что не сможет вернуться в Англию, не сможет вернуться к сестрам, которых искренне любила, и к мужу Дэвиду, если не ляжет в постель с Хью.

Собравшись с духом, Клер твердо, не отводя глаз от лица стоявшего перед ней мужчины, проговорила:

– Я знаю, что это неправильно, но если на рассвете нам придется расстаться, то я прошу вас остаться со мной на ночь.

Пальцы Хью крепко сжали ее руку. Огоньки в его глазах вспыхнули и тут же погасли, прикрытые веками, – он смотрел на их соединенные руки.

– Если вы хотите посвятить ночь приятным беседам, то боюсь, я не смогу этого сделать. – Голос был вежливый, но доносился как будто издалека. Он снова поднял на нее глаза, ив них уже не было пламени – выражение лица было холодным и отстраненным.

Клер не знала, что ответить. Она не ожидала сопротивления с его стороны, думала, что достаточно малейшего намека, и Хью накинется на нее, не дав времени даже вздохнуть, не то что передумать. Но он предоставлял ей возможность подумать еще раз; все, что ей надо было сделать, – это притвориться, что они оба не понимают, о чем она действительно попросила. Однако Клер знала, что не изменит свое решение. Она желала его, и если понадобится, то она будет за него бороться. Хью ее ничем не поощрял, кроме вспышки страсти, промелькнувшей в его глазах. Но она знала – да, знала! – что он тоже чувствует связь, что возникла между ними. Тогда что же его удерживало? Честь? Галантность? Мысль о том, что ее отвергнет мужчина, которого она еще совсем недавно считала негодяем, могла бы показаться смешной, если бы она не знала, что этот грубиян в глубине души подлинный джентльмен. Настолько джентльмен, что не будет с ней спать? Что-то она не заметила в нем колебаний, когда он целовал и ласкал ее на «Надин». Конечно, тогда он думал, что она шлюха и шпионка. А сейчас он воспринимает ее как леди, – может, это и заставляет его колебаться? Но ей все равно. Впервые в жизни она знала, чего хочет, и не собиралась отступать.